Две главные заповеди. Любить Бога всем сердцем: что это значит

И один законник из их числа спросил, искушая Его: «Учитель! Какая заповедь в Законе самая великая?» Он же ответил: „Возлюби Господа, Бога Твоего, всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всем разумением твоим“. Это самая великая и первая заповедь, а вторая подобна ей: „Возлюби ближнего твоего, как самого себя“. На этих двух заповедях держится весь Закон и Пророки. (Мт.22.35-40)

Перевод Сергея Авринцева

Многие люди, не знакомые с Евангелием, полагают, что христианство представляет собой религию нравственных предписаний. Но, во-первых, некоторые христианские мыслители отказываются именовать нашу веру религией. Ведь само слово «религия» означает связь человека с божеством. А в христианстве мы видим единство Бога и человека в Личности Господа Иисуса Христа. И, во-вторых, нравственные заповеди, являются следствием самого главного в Евангельской вести – пришествия в мир Сына Божьего. Но в тоже время, церковные заповеди бесценны, потому что если для неверующих нравственные предписания являются следствием исторических и социальных процессов, то для нас их творцом является Господь Бог. И на вопрос о том, что является самым главным в нравственном законе вложенном в сердце человека и в том Законе который был открыт ветхозаветному человечеству однажды ответил Сам Господь.

Мы видим в Евангелии, что люди, не принимающие учение Спасителя неоднократно пытаются уловить Господа в слове, что бы затем обвинить Его. Фарисеи и иродиане подсылают своих учеников с вопросом позволительно или нет платить налог кесарю, саддукеи, которые не верят в воскресение из мертвых, спрашивают Господа о какой-то невероятной истории – вдове семи умерших братьев. И когда Господь Своим ответом посрамляет саддукеев как «незнающих ни Писания, ни Силы Божией» то фарисеи – идейные противники саддукеев собираются вместе и один из них – «законник» – то есть знаток и толкователь Закона, желая испытать Господа, «искушая Его, спросил, говоря: Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе?» Конечно, законник не знает, что он обращается не просто к учителю, но к Тому, Кто и даровал человеку Божественный закон. В Ветхом Завете содержится множество правовых норм и определений, но в его основе, прежде всего те 10 заповедей которые Господь Бог даровал Моисею на Синае. Декалог говорит об отношении человека к Богу, и об отношении человека к человеку. И суть этих заповедей, суть всего закона и всего о чем возвещали пророки, кратко сформулирована в самом Писании, именно эти слова сейчас и произносит Господь: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем помышлением твоим (Втор. 6,5): это первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего как самого себя» (Лев. 19, 18). И конечно, невозможно исполнить лишь одну из этих заповедей, они тесно связанны между собой. Апостол Иоанн Богослов говорит о том, что мы имеем заповедь, что бы любящий Бога любил и ближнего. «И тот, кто говорит, что он Бога любит, а ближнего своего ненавидит, тот лжец. Ибо, как ты можешь любить Бога, которого не видишь, ненавидя брата которого видишь?» (1Ин…)

Но и для того что бы научиться любить человека, надо прежде всего знать о том, что это Бог любит нас, что это Он, как с удивлением говорит о себе и о других Иоанн Богослов, возлюбил нас тогда, «когда мы были еще грешниками». Бог возлюбил нас так, что отдал Сына Своего, чтобы Он стал Человеком и Кровь Свою пролил для того, что бы мы имели жизнь вечную. И зная то, как Бог относится к человеку, мы и сами можем учиться любить ближнего.

Евангелист Матфей очень отрицательно настроен к фарисеям и это связанно, в том числе и с той общиной к которой он обращается – христианам, воспитанным на Ветхом Завете и живущим во враждебной среде. И поэтому Матфей, передавая учение Христа и рассказывая о Его деяниях, обращает внимание именно на то, что Ветхий Израиль, его духовные вожди будут отвергнуты. В отличие от Матфея Марк, который записывал евангелие для римской христианской общины со слов Петра, рассказывая об этом эпизоде, говорит также и о том, что книжник услышав ответ Господа горячо с ним согласился и был удостоен от Него похвалы: «не далеко ты от Царства Божия». Знать и всем сердцем принимать заповеди Божии значит уже быть в преддверии Царства Божия!

После такого ответа фарисеи уже ничего не смеют спрашивать у Господа и тогда Он Сам спрашивает их, спрашивает о Себе: «Что вы думаете о Христе, чей Он сын? Ему отвечают: «Давидов». Но как же тогда Давид в своем пророческом псалме говорит о Христе: «Сказал Господь Господу моем: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног твоих» (Пс 109, 1) Как же Он сын Давида если тот называет Его Господом? Конечно, фарисеи не могли ответить на этот вопрос, потому что все полнота ведения Бога принадлежит Его Сыну, и тому, кому хочет Сын открыть – Его Церкви. Христос Сын Давидов по Своей человеческой природе воспринятой Им от Девы Марии Богородицы. А как Сын Божий, Христос пребывает превечно, и поэтому Давид именует еще не пришедшего в мир Христа Господом, также как Господом в этом псалме называет он и Бога Отца. Имя Господь связанно с историей Ветхого Завета, с призванием Моисея, которому суждено было вывести еврейский народ из рабства и через которого Бог даровал 10 заповедей. Однажды, когда Моисей пас овец своего тестя он увидел необычайное явление – светящийся куст, горящий и не сгорающий. И когда Моисей приблизился, то услышал голос Божий призывающий его пойти в Египет к сыновьям Израиля, что бы вывести их на свободу. И на вопрос Моисея: «Как Имя Тебе?». Бог отвечал: «Я есть Сущий».

Купину неопалимую, ежевичный куст, у которого Моисею открылся Бог, до сего дня показывают на территории монастыря святой Екатерины у самого подножия горы Мориа, на вершине которой Моисей получил каменные скрижали с 10 заповедями. А священное имя Божие – Сущий, Яхве, Я тот Кто есть – можно понимать как указание полноты Бытия которой обладает Бог по Своей природе. Это имя было окружено таким почитанием, что его лишь однажды в год произносил первосвященник, входя с жертвенной кровью в святилище Иерусалимского храма. В остальных случаях, при чтении Писания это имя заменяли словом Адонаи – Господь. И когда в третьем веке до Рождества Христова Закон и Книги пророков в египетской Александрии стали переводить на самый распространенный в Римской империи язык – греческий, то тогда священное имя Бога – Сущий передали титулом Господь. Таким образом, именуя Иисуса Христа Господом, мы свидетельствуем, что Он есть истинный Бог Который открывал Себя в Ветхом Завете, выводил народ из египетского рабства и даровал на Синае закон. И этот Бог пришел в мир став человеком, и этот Бог учит нас, как нам надлежит жить. Конечно же, каждый человек хочет быть счастливым, и мы видим, что весь закон и пророки, вся мудрость и духовный опыт человечества свидетельствуют, что Бог отнесется к нам так, как мы отнесемся к другим и другие – окружающие нас люди, отнесутся к нам так же, как мы отнесемся к ним. И Сам Христос Бог говорит нам что прежде всего мы должны учиться любить Бога и любить ближнего ибо именно в этом смысл всего данного человеку Божественного закона!

Святой Церковью читается Евангелие от Марка. Глава 12, ст. 28 - 37.

28. Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей?

29. Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый;

30. и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, - вот первая заповедь!

31. Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет.

32. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его;

33. и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв.

34. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его.

35. Продолжая учить в храме, Иисус говорил: как говорят книжники, что Христос есть Сын Давидов?

36. Ибо сам Давид сказал Духом Святым: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.

37. Итак, сам Давид называет Его Господом: как же Он Сын ему? И множество народа слушало Его с услаждением.

(Мк. 12, 28–37)

Две важных темы затронуты в сегодняшнем евангельском чтении, дорогие братья и сестры: первая – о наибольшей заповеди в законе, вторая – о том, Кто же такой Христос. «Христос» – греческое слово, по-еврейски оно звучит как «Мешиах» или «Мессия».

Мы неоднократно слышали в Священном Писании, что Господь не дозволял ученикам провозглашать Его Христом до тех пор, пока Он не наставил их в истинном понимании Своего служения, потому как необходимо было радикально изменить их представление о Христе.

Самым распространенным наименованием Христа был титул «Сын Давидов». За этим скрывалось чаяние иудеев о том, что однажды явится наследник царя Давида, который уничтожит врагов Израиля и поведет народ к завоеванию всего мира.

Эти ожидания мы встречаем и на страницах Евангелия: слепые, просящие прозрения, кричали Христу: «Помилуй нас, Господи, Сын Давидов!» И когда Господь входил в Иерусалим, то, как мы читаем у евангелиста Матфея, народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних! (Мф. 21, 9). «Осанна» означает «спаси нас», то есть «Спаси нас, Сын Давидов!»

Но Господь открывает ученикам и фарисеям иное значение Мессии. Он цитирует 1-й стих 109-го псалма: Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня (Пс. 109, 1). Все понимали, что этот стих говорит о Христе. Спаситель указывает на то, что Давид называет Христа Господом, а значит Он не просто Сын Давида по плоти, Он Господь Давида, ибо Христос – Сын Божий. Этим Спаситель говорил иудеям о том, что пришел в мир объединить людей не силой оружия, а силой любви, которую Он ставит на высшее место во взаимоотношениях между Богом и человеком. Эти взаимоотношения и есть вера или религия.

Господь цитирует слова книги Второзакония: и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими (Втор. 6, 5). Это значит, что мы должны отдать Богу всю любовь; любовь, которая владеет всеми нашими чувствами и направляет наши мысли и поступки. Вера начинается с любви, представляющей собой посвящение жизни Богу.

Вторая заповедь, которая, по словам Христа, подобна первой, цитируется Господом из Книги Левит: Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя. Я Господь Бог ваш (Лев. 19, 18). Наша любовь к Богу должна проявляться в любви к людям, ибо человек есть образ Божий. Поэтому по-настоящему мы можем полюбить человека, лишь полюбив Бога.

Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) писал: «Тем, кто не верит в Бога и ни во что духовное, одна только правда важна, к одной только правде стремятся они. К какой правде? К правде земной, к правде человеческой. Только о ней помышляют они».

И действительно, как часто любовь в нашем мире заменяется некой правдой, некой справедливостью. Но правда земная и правда Божия, как правило, отстоят очень далеко друг от друга. Ибо мир заботится о телесном, в то время как христианин должен заботиться о вечной душе человека.

Быть подлинно верующим – значит любить Бога и любить людей, которых Он сотворил по Своему образу; но любить Бога и человека не туманно и сентиментально, а полностью вручить себя Богу и посвятить свою жизнь практическому служению людям. Помогай нам в этом Господь!

Иеромонах Пимен (Шевченко)

Отец Нектарий, мне, как, думаю, и многим другим не так уж сложно ответить на вопрос, что значит любить человека. Если я скучаю в разлуке с человеком, хочу его увидеть, радуюсь, когда вижу наконец, и если эта моя радость бескорыстна - то есть никаких материальных благ, никакой практической помощи я от этого человека не жду, мне нужна не помощь, а он сам - значит, я люблю его. Но как это к Богу применить?

Прежде всего - хорошо, когда этот вопрос в принципе возникает у сегодняшнего христианина. Мне, как, полагаю, и любому другому священнику, очень часто приходится сталкиваться с людьми, которые на вопрос о любви к Богу отвечают сходу, не задумываясь и однозначно утвердительно: «Да, конечно, люблю!». Но не могут при том ответить на второй вопрос: а что такое любовь к Богу? В лучшем случае человек говорит: «Ну это же естественно - любить Бога, вот я Его и люблю». И дальше этого дело не идет.

И сразу вспоминается диалог валаамского старца с офицерами из Петербурга, приехавшими в монастырь. Они стали его уверять, что очень любят Христа. И старец сказал: «Насколько же вы блаженны. Я оставил мир, удалился сюда и в строжайшем уединении подвизаюсь здесь всю жизнь для того, чтобы хотя бы немного приблизиться к любви к Богу. А вы живете в шуме большого света, среди всех возможных соблазнов, впадаете во все грехи, в которые только можно впасть, и вам удается при этом любить Бога. Какие вы счастливые люди!». И тогда они задумались…

В Вашем утверждении - знаю, что значит любить человека, а вот что значит любить Бога, не знаю - заключается некоторое противоречие. Ведь всё то, что Вы сказали о любви к человеку, относится и к любви к Богу. Вы говорите, что Вам дорого общение с человеком, Вы скучаете, когда его долго не видите, Вы радуетесь, когда его видите; помимо этого, Вы наверняка стараетесь сделать этому человеку что-то приятное, помочь ему, позаботиться о нем. Зная этого человека - а ведь невозможно человека любить и при том не знать - Вы угадываете его желания, понимаете, что именно доставит ему сейчас радость, и делаете именно это. Всё то же самое можно сказать и о любви человека к Богу. Проблема в том, что человек для нас конкретен: вот он, здесь, его можно потрогать руками, с ним непосредственно связаны наши эмоции, наши реакции. А вот любовь к Богу у многих людей носит некий абстрактный характер. И потому людям кажется, что ничего конкретного здесь не скажешь: вот, люблю, и всё. А между тем Господь в Евангелии очень конкретно отвечает на вопрос, в чем проявляется любовь человека к Нему: если любите Меня, соблюдите Мои заповеди (Ин. 14 , 15). Вот оно, свидетельство любви человека к Богу. Человек, который помнит и исполняет заповеди Божии, любит Бога и своими делами это доказывает. Человек, который их не исполняет, что бы он о себе ни говорил, любви ко Христу не имеет. Потому что как вера, если не имеет дел, мертва сама по себе (Иак. 2 , 17), точно так же мертва без дел любовь. Она живет в делах.

- Это ведь и дела любви к людям тоже?

Говоря о Страшном суде, Спаситель сообщает Своим ученикам и всем нам нечто очень важное: всё то, что мы сделали по отношению к нашим ближним, мы сделали по отношению к Нему, и именно исходя из этого каждый из нас будет осужден либо оправдан: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 25 , 40).

Господь за наше спасение заплатил страшную цену: цену Своих крестных страданий и смерти. Он пришел для того, чтобы нас спасти по Своей безмерной любви к нам, Он пострадал за нас, и наш отклик на Его любовь - это исполнение в нашей жизни того, ради чего Он нам дал эту свободу и возможность возрождения, восхождения к Нему.

- А если я не чувствую, не опознаю в себе любви к Богу как таковой, а заповеди всё же стараюсь исполнять?

В том-то и дело, что исполнение заповедей Христовых - не только свидетельство любви человека к Богу, но и путь к этой любви. Преподобный Амвросий Оптинский отвечал человеку, который жаловался, что любить не умеет: «Для того, чтобы научиться любить людей, делай дела любви. Ты знаешь, какие дела любви? Знаешь. Вот и делай. И спустя какое-то время твое сердце откроется к людям: за твой труд Господь тебе даст благодать любви». То же самое - с любовью к Богу. Когда человек трудится, исполняя заповеди Христовы, в его сердце зарождается и крепнет любовь к Нему. Ведь каждая евангельская заповедь противостоит нашим страстям, болезням нашей души. Заповеди не тяжки: иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11 , 30), - говорит Господь. Легко, потому что естественно для нас. Всё, что сказано в Евангелии, для человека естественно.

- Естественно? А почему же нам так трудно этому следовать?

Потому что мы находимся в противоестественном состоянии. Нам трудно, но в то же время в нас живет этот закон - закон, по которому человек, созданный Богом, должен жить. Вернее будет сказать, что в нас два закона живет: закон ветхого человека и закон человека нового, обновленного. И поэтому мы одновременно склонны и ко злу, и к добру. И злое, и доброе присутствует в нашем сердце, в наших чувствах: желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю - так писал о состоянии человека апостол Павел в Послании к Римлянам (7 , 18–19).

Почему преподобный авва Дорофей пишет, что человек - это существо, которое очень сильно зависит от навыка? Когда человек привыкает делать добрые дела, то есть дела любви, это становится как бы его естеством. Благодаря этому человек изменяется: в нем начинает побеждать новый человек. И точно так же, а может быть, и в большей степени человека изменяет исполнение заповедей Христовых. Он изменяется, потому что происходит очищение от страстей, избавление от гнета самолюбия, а ведь где самолюбие, там и тщеславие, и гордость, и прочее.

Что мешает нам любить ближних? Мы любим себя, и наши интересы сталкиваются с интересами других людей. Но, как только я ступаю на путь самоотвержения, хотя бы частичного, у меня появляется возможность огромный валун самолюбия сдвинуть в сторону, и мне открывается мой ближний, и я могу, я хочу что-то сделать для него. Я устраняю препятствия для любви к этому человеку, значит, у меня появляется свобода - свобода любить. И точно так же, когда человек отвергает себя, чтобы исполнять заповеди Христовы, когда это становится для него навыком, который меняет всю его жизнь, тогда путь его расчищается от препятствий для любви к Богу. Представьте себе - Господь говорит: сделай то-то и то-то, а я не хочу этого делать. Господь говорит: не делай того-то, а мне хочется это сделать. Вот оно, препятствие, мешающее мне любить Бога, между мною и Богом стоящее. Когда я начинаю понемногу освобождаться от этих привязанностей, от этой несвободы, у меня появляется свобода Бога любить. И естественное, живущее во мне стремление к Богу пробуждается таким же естественным образом. С чем это можно сравнить? Вот, положили камень на растение, и оно под этим камнем умирает. Сдвинули камень, и оно сразу начинает распрямляться: листочки расправляются, веточки. И вот оно уже стоит, к свету тянется. Точно так же человеческая душа. Когда мы камень наших страстей, наших грехов сдвигаем в сторону, когда мы из-под своих завалов выкарабкиваемся, мы естественным образом устремляемся ввысь, к Богу. В нас пробуждается чувство, заложенное с сотворения нашего, - любовь к Нему. И мы убеждаемся, что она естественна.

- Но любовь к Богу - это ведь еще и благодарность…

В нашей жизни бывают тяжелые моменты, когда нас либо бросили, либо поневоле оставили - просто не могут ничем нам помочь - все, даже самые близкие люди. И мы совершенно одиноки. Но именно в такие моменты человек, если у него есть хоть немного веры, понимает: единственный, Кто его не оставил и не оставит никогда, - это Господь. Нет никого ближе, нет никого роднее. Нет никого, кто любит тебя больше, чем Он. Когда это понимаешь, у тебя отклик возникает совершенно естественным образом: ты благодарен, и это тоже пробуждение изначально заложенной в человека любви к Богу.

Блаженный Августин говорил, что Бог сотворил человека для Себя. В этих словах заключается смысл сотворения человека. Он сотворен для общения с Богом. Каждое живое существо существует в каком-то установленном для него порядке. Хищник живет как хищник, травоядное - как травоядное. Вот перед нами огромный муравейник, и в нем каждый муравей абсолютно точно знает, что ему делать. И только человек - какое-то неприкаянное существо. Для него нет заранее установленного порядка, и его жизнь постоянно находится под угрозой хаоса или катастрофы. Мы видим: абсолютное большинство людей не знают, что им делать. Люди потеряны, каждый лихорадочно ищет хотя бы что-то, за что он мог бы зацепиться, чтобы как-то в этой жизни реализоваться. И всегда что-то происходит не так, и человек чувствует себя несчастным. Почему столь многие скатываются в алкоголизм, в наркоманию, в игроманию, в другие страшные пороки? Потому что человек не может ничем в жизни насытиться. Безудержное стремление убивать себя наркотиками, алкоголем говорит о том, что человек во всем этом пытается найти не себя даже, а возможность заполнить ту бездну, которая постоянно в нем разверзается. Все попытки лечить алкоголизм или наркоманию носят временный характер - физиологическую зависимость можно снять, но научить человека жить иначе - это уже не медицинский вопрос. Если не дать той бездне, которую человек чувствует в себе, настоящего наполнения, он вернется к наполнению ложному и пагубному. А если всё же не вернется, то полноценным человеком не станет всё равно. Мы же знаем людей, которые бросили пить или принимать наркотики, но выглядят несчастными, угнетенными, часто озлобленными, потому что у них отняли прежнее содержание их жизни, а другого не появилось. И многие из них ломаются, теряют интерес к семейной жизни, к работе, ко всему. Потому что нет в их жизни самого главного. А пока его нет, пока не чувствует человек любовь Божию к себе, он всегда остается каким-то пустым. Ибо бездну, о которой мы с вами говорим, может опять-таки, по блаженному Августину, заполнить только бездна Божественной любви. И как только человек возвращается на свое место - а его место там, где он с Богом, и всё остальное в его жизни выстраивается должным образом.

- Принимать Божественную любовь, о которой Вы говорите, и любить Бога - одно и то же?

Нет. Мы же очень эгоистичны в своем падшем состоянии. В жизни мы сплошь и рядом наблюдаем ситуации, когда один человек любит другого безоглядно и совершенно без критики, а другой этим пользуется. И точно так же мы привыкаем пользоваться любовью Божией. Да, мы знаем и узнаем опытно, что Господь милостив, человеколюбив, что Он легко нас прощает, и мы неосознанно начинаем этим пользоваться, эксплуатировать Его любовь. Не отдавая, правда, себе отчета в том, что благодать Божия, отвергнутая нами в грехе, каждый раз возвращается со всё большим и большим трудом; что сердца наши черствеют, и мы меняемся совсем не в лучшую сторону. Человек уподобляется неразумному животному: вот, не захлопнулась же мышеловка, значит, можно дальше сыр таскать. А то, что ты не можешь жить полной жизнью, то, что твоя жизнь - это не жизнь, а какое-то прозябание, это уже не так важно. Главное, что ты жив-здоров. Но полной жизнью человек живет лишь тогда, когда он исполняет евангельские заповеди, которые открывают ему путь любви к Богу.

Грех ведь есть преграда между нами и Богом, помеха в наших с Ним отношениях, так? Я это очень хорошо чувствую именно тогда, когда ко мне приходит раскаяние в каком-либо грехе. Почему я раскаиваюсь? Потому что боюсь наказания? Нет, такого страха во мне нет. Но я чувствую, что сама себе где-то перекрыла кислород, сделала невозможным получение необходимой мне помощи от Него.

На самом деле страх если не наказания, то неизбежного наступления последствий человеку тоже необходим. Не зря ведь Адаму было сказано: в день, в который ты вкусишь от него (от древа познания добра и зла. - Ред .), смертью умрешь (Быт. 2 , 17). Это не угроза, это констатация, так мы говорим ребенку: если ты сунешь два пальца или мамину шпильку в розетку, тебя ударит током. Совершая грех, мы должны знать, что будут последствия. Бояться этих последствий для нас естественно. Да, это низшая ступень, но хорошо, когда есть хотя бы это. В жизни это редко в чистом виде бывает: чаще в раскаянии присутствует и страх последствий, и то, о чем Вы говорите: ощущение того, что я сам себе полагаю препятствия для нормальной, полноценной, подлинной жизни, сам нарушаю гармонию, которая так мне нужна.

Но, помимо этого, есть ведь еще и то, что мы не можем на самом деле до конца осознать. Для человека, как бы он ни был озлоблен, как бы ни был он злом искажен, всё равно естественно стремиться к благу и творить благо и неестественно творить зло. Силуан Афонский говорил, что у человека, творящего благо, меняется лицо, он становится похож на Ангела. И у человека, который творит зло, лицо меняется, он уподобляется демону. Мы не во всем хорошие люди, но ощущение блага, ощущение того, что для нас естественно, в нас присутствует, и, когда мы делаем что-то вопреки ему, мы чувствуем, что сломали, повредили что-то очень важное: то, что больше нас, что в основе всего лежит. И в минуты раскаяния мы похожи на ребенка, который поломал что-то и не понимает еще, что и каким образом он поломал, понимает только, что оно было целое, хорошее, и вот оно уже никуда не годится. Что делает ребенок? Он бежит к папе или маме в надежде, что они это починят. Правда, есть дети, которые предпочитают сломанное спрятать. Это как раз психология Адама, прячущегося от Бога между деревьями рая (Быт. 3 , 8). Но нам, если мы что-то сломали, лучше уподобиться ребенку, бегущему со сломанной вещью к родителям. Раскаиваясь в содеянном, мы как бы говорим Богу: я сам не могу это починить, помоги мне. И Господь, по милости Своей, помогает, восстанавливает разрушенное. Так опыт покаяния способствует возгоранию в сердце человека огонька любви к Богу.

Христос распялся за нас всех - и таких, и сяких, и прочих: Он нас полюбил такими, какие мы есть. У святителя Николая Сербского есть такая мысль: представьте, идут по дорогам Палестины злодеи, разбойники, блудницы, мытари, люди с совершенно сожженной совестью. Идут и вдруг видят Христа. И разом всё бросают и устремляются за Ним. И как! Один на дерево лезет, другая миро покупает на все последние, может быть, деньги и не боится подойти к Нему у всех на глазах, не думает о том, что с нею сейчас могут сделать (см.: Лк. 7 , 37–50;19 , 1–10). Что с ними такое происходит? А вот что: они видят Христа, и встречают Его, и встречаются их взгляды. И вдруг они в Нем видят то лучшее, что есть в них самих, что вопреки всему в них осталось. И пробуждаются к жизни.

И когда мы в момент нашего покаяния что-то подобное переживаем, то, безусловно, у нас появляется совершенно личное, непосредственное отношение к Богу. Ведь самая страшная беда современного христианства, и вообще, самый страшный порок, который сводит христианство в человеке на нет, - это отсутствие ощущения Того, что Бог - это Личность, отношения к Нему как к Личности. Ведь вера - это не просто вера в то, что есть Бог, что будет Суд и вечная жизнь. Всё это лишь периферия веры. А вера заключается в том, что Бог - это реальность, что Он призвал меня к жизни, и что нет никакой другой причины мне существовать, кроме Его воли и Его любви. Вера предполагает именно личные отношения человека с Богом. Только когда эти личные отношения есть, есть всё остальное. Без этого нет ничего.

Нам свойственно думать о любимых нами людях - всё время или не всё, чаще или реже, это уж зависит от силы привязанности. Думать, по сути, значит помнить об этом человеке. Но как научиться думать и помнить о Боге?

Конечно, человек должен размышлять, ведь не зря ему дана эта удивительная способность мышления. Как говорит преподобный Варсонофий Великий, твой мозг, твой ум работает как жернова: ты можешь с утра бросить в них какую-то труху, и они весь день будут эту труху перетирать, а можешь всыпать доброе зерно, и у тебя будет мука и затем хлеб. В жернова своего ума нужно влагать те зерна, которые могут питать нашу душу, наше сердце и взращивать нас. Зерна в данном случае - это те мысли, которые могут в нас любовь к Богу возгреть, укрепить, усилить.

Ведь как мы устроены? Пока мы не вспоминаем о каких-то вещах, их для нас как бы нет. Мы забыли о чем-то, и этого как будто и не случалось в нашей жизни. Вспомнили - и оно для нас ожило. А если не только вспомнили, а задержали на этом свое внимание?.. Пример, который можно здесь привести, - мысль о смерти: а ведь я умру, а я ведь скоро умру, а ведь это неизбежно, а ведь я совершенно не знаю, что будет потом. Минуту назад человек об этом не думал, но вот задумался, и всё для него изменилось.

И так, безусловно, должно быть и с мыслью о Боге и о том, что нас с Ним связывает и соединяет. Для этого каждый должен задуматься: откуда я взялся, почему я есть? Потому что Бог мне эту жизнь дал. Сколько в моей жизни было ситуаций, когда моя жизнь могла прерваться?.. Но Господь меня сохранил. Сколько было ситуаций, когда я заслуживал наказания, но никакой каре не подвергался. И сто раз был помилован, и тысячу раз. А сколько раз в трудные минуты помощь приходила - такая, которой даже чаять не мог. А сколько раз нечто сокровенное происходило в моем сердце - то, чего кроме меня и Него никто не знает… Вспомним апостола Нафанаила (см.: Ин. 1 , 45–50): он приходит ко Христу, полный сомнений, скептицизма: …из Назарета может ли быть что доброе? (46). А Господь говорит ему: когда ты был под смоковницею, Я видел тебя (48). Что там было, под этой смоковницей? Неизвестно. Однако понятно, что под смоковницей Нафанаил был один, наедине со своими собственными мыслями, и там произошло нечто, очень важное для него. И, услышав слова Христа, Нафанаил понимает: здесь находится Тот, Кто был с ним вместе под смоковницей, Кто его знал и там, и раньше, и до его рождения - всегда. И тогда Нафанаил говорит: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев! (Ин.1 , 49). Это встреча, это восторг, который невозможно описать. Были ли такие моменты в вашей жизни? Наверное, были. Но это всё необходимо регулярно вспоминать. И как царь Кощей над златом чахнет и перебирает его, перебирает, так и христианин должен это сокровище, это золото регулярно перебирать, рассматривать: вот что у меня есть! Но не чахнуть над ним, конечно, а, наоборот, оживать сердцем, исполняться живого чувства - благодарности Богу. Когда в нас есть это чувство, все искушения, испытания переживаются нами совершенно иначе. А каждое искушение, в котором мы верность Христу сохранили, нас к Нему приближает и укрепляет в нас любовь к Нему.

Творец проявляется в твари, и, если мы видим, чувствуем Его в сотворенном мире и откликаемся на это, значит, мы любим Его, разве не так? Если вдуматься - почему мы любим природу? Почему так нуждаемся в общении с нею, так устаем без нее? За что мы любим родники, реки и моря, горы, деревья, животных? Кто-то скажет: нам это нравится, потому что красиво. Но что значит «красиво»? Где-то я читала, что невозможность определения красоты есть доказательство бытия Божиего. Бога ведь тоже невозможно определить, объяснить, посмотреть на Него со стороны нельзя - можно только встретиться с Ним лицом к Лицу.

- «Красиво» - это очень ограниченное определение на самом деле. Конечно, есть красота окружающего нас мира, красота и величие. Но, помимо этого, есть вещи, еще более интересные. Смотришь на какую-то зверушку - она, может быть, и не очень красивая (назовем ли мы красивым ежика, например? Вряд ли), но она так привлекательна, так занимает нас, нам так интересно за ней наблюдать: она и смешная, и трогательная. Смотришь, и сердце твое радуется, и ты понимаешь: ведь Господь это существо сотворил таким, какое оно есть… И это действительно человека к Богу приближает.

Но есть и иные пути. И пути святых были разными. Иные из них смотрели на окружающий мир и в нем видели совершенство Божественного замысла, премудрость Божию. Например, великомученица Варвара именно так Бога постигала. Неслучайно ведь во многих церковных песнопениях Господь именуется «Изряднохудожником». Но были и другие святые, которые, наоборот, удалялись от всего этого и жили, например, в Синайской пустыне, а там вообще взгляду нечем утешиться, там только голые скалы, то жара, то холод и практически ничего живого. И там их Бог учил и открывался им. Но это уже следующая ступень. Есть время, когда нам о Боге должен рассказать окружающий мир, и есть время, когда даже этот мир нужно забыть, нужно помнить только о Нем. На первых этапах нашего становления Бог постоянно нас ведет с помощью конкретных, непосредственно переживаемых нами вещей. А дальше уже иначе всё может происходить. О том же говорит наличие двух богословий: катафатического и апофатического. Сначала человек как бы характеризует Бога, сообщая себе о Нем нечто необходимое: что Он всемогущ, что Он есть Любовь; а потом человек просто говорит, что Бог есть и никакими человеческими характеристиками определен быть не может, и никакие опоры, никакие понятия и образы человеку уже не нужны - он к познанию Бога непосредственно восходит. Но это уже иная мера.

Однако смотришь на иного человека и видишь, что он уже ничего не может любить - ни природу, ни людей, ни Бога - и вряд ли способен принимать любовь Божию к себе.

У Варсонофия Великого есть такая мысль: чем мягче ты сделаешь свое сердце, тем больше оно сможет принять благодати. А когда человек живет в благодати, когда его сердце принимает благодать, то это есть и ощущение любви Божией, и любовь к Богу, потому что только благодатью Бога возможно любить. Поэтому ожесточение сердца - это именно то, что мешает нам любить и Бога, и ближнего, и просто жить полной, настоящей жизнью. Об ожесточении сердца говорит не только то, что мы на кого-то злимся, злопамятствуем, кому-то хотим отомстить, кого-то ненавидим. Ожесточение сердца - это когда мы сознательно своему сердцу позволяем очерстветь, потому что якобы иначе в этой жизни нельзя, не выживешь. Мир во зле лежит, люди в своем падшем состоянии бывают и грубыми, и жестокими, и коварными. И наша реакция на всё это выражается в том, что мы зачастую всю жизнь в бойцовской стойке какой-то стоим. Это можно наблюдать постоянно - в транспорте, на улице… Один человек задел другого, и этот другой сразу отвечает так, как будто он к этому готовился все предыдущие сутки. У него всё наготове! О чем это говорит? О том, в каком ожесточении находится сердце. Не только по отношению к людям - просто в ожесточении.

Ожесточение - очень распространенная болезнь, она не только в транспорте наблюдается, ею многие страдают, и, кстати, в Церкви тоже. Более того, боюсь, что никого из нас совершенно здоровым не назовешь. Но как с этим справиться?

Очень трудно с этим справиться. Очень трудно, страшно решиться жить, не защищаясь, отказаться от этой постоянной самообороны. Да, агрессия является проявлением страха. Но иногда человек может и не быть агрессивным, а может просто бояться. Просто спрятаться, жить в своем домике, как улитка, ничего не видя, не слыша вокруг, ни в чем не участвуя, только спасая себя. Но такая жизнь в раковине тоже ожесточает сердце. Сердце свое, как ни трудно, ни в коем случае нельзя ожесточать. Каждый раз, когда нам хочется обороняться или просто захлопнуть свою дверку и никого, ничто в свой домик не впускать, надо вспоминать о том, что есть Господь, что Он везде, в том числе между мной и этой угрозой, мной и этим человеком. У меня есть Свидетель, Который оправдает меня, если меня кто-то оклевещет, есть Защитник всей моей жизни. И когда ты Ему доверяешься, тогда тебе уже не нужно закрываться, и сердце твое раскрыто и к Богу, и к людям, и уже ничто не мешает Бога любить. Нет преград.

Вот какое свойство тоже нужно человеку, чтоб любить Бога, - беззащитность. Ведь когда ты сам себе защита, Защитник тебе не нужен.

На самом деле это очень понятно и ощутимо - защищая себя (хотя бы внутренне, мучительно переживая свою обиду и споря с обидчиком), мы каждый раз противопоставляем себя Богу, как бы отказываемся от Него или демонстрируем к Нему недоверие.

Конечно. При этом мы как бы говорим Богу: Господи, я на Тебя, конечно, надеюсь, но вот здесь - я сам. Этот наш отказ Богу, он совсем незаметно происходит, очень тонко. Почему преподобный Серафим опустил руки и дал напавшим на него разбойникам себя искалечить? Вот по этой причине. Желал ли он быть искалеченным, желал ли, чтобы эти люди взяли грех на свою душу? Конечно же, не желал. Но он желал другого - быть беззащитным ради любви к Богу.

Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей (1 Ин. 2, 15) — говорит нам апостол Иоанн, названный апостолом любви. Неужто нет в мире ничего достойного? А семья, детки, добрые друзья? Скалистые горы и зеленые дубравы? Музыка Моцарта и мудрый вымысел про Дон Кихота? Все это то, что в мире, и все это прекрасно, как оно может удалять нас от Бога? Оказывается, может. Если вспомнить заповедь, которую Спаситель назвал наибольшей, то звучит она так: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим (Мф. 22, 37). Разве не бывает, что наслаждение прекрасным и даже служение ему занимает все наше сердце, душу и разум? Так оно становится для нас на место Бога. Впрочем, Бога нельзя «вытеснить», чтобы стать на Его место. Можно только помрачить сознание и затуманить в нем образ Бога. Бог останется на своем месте, но наше сознание будет видеть Его на другом или вовсе не видеть. Дружбу с миром Апостол определяет как духовное прелюбодеяние. Он так и обращается к живущим по обычаям мира: Прелюбодеи и прелюбодейцы! Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу (Иак. 4, 4). Невозможно сочетать в себе любовь к Христу и к миру сему, князь которого, по словам Спасителя — дьявол. Это будет не любовь, но блуд. Бывает, верующие молодые люди, девушки или юноши, приходят с просьбой благословить их на создание семьи. Что ж, брак вещь добрая, семья благословлена людям еще в раю, отсвет рая брезжит на ней и по сей день. И потому брак только приветствуется Церковью. Но... Хорошо, если церковная девушка или юноша нашли себе пару в церковной среде, нередко выбор совершается без оглядки на Бога, а лишь по чувственному расположению. «Батюшка, благословите». «А он верующий?» Глаза в пол и еле слышно: «Крещеный». «В церковь ходит?» «Будет ходить». Типичный случай. И два типичных варианта продолжения: семья ненадолго или любовь к супругу, а потом и к детям вытесняет любовь к Богу, и дорога в храм делается сначала редкой, а потом и вовсе зарастает домашними заботами. Так даже счастливая семья, казалось бы, абсолютное благо для человека, может стать тем миром, который поглотит в нем христианку. Или христианина, так как с юношами такие метаморфозы происходят не реже. Конечно, кое-кто возвращается в храм, но, по большей части, скорбями. Так иногда, как это ни странно, враги человеку — домашние
его (Мф. 10, 36), то есть те люди, которых он любит более всего. Более Бога.

Умение видеть и ценить красоту природы или человеческого гения относится к лучшим свойствам души. Но и для таких возвышенных душ мир приготовил свои ловушки. Многих людей любовь к природному миру и радость понимания его побуждают к благодарности Создателю, преклонению перед Его мудростью и благостью. Каждый раз за картиной природы они видят Художника и радуются встрече с Ним. От тварной красоты они стремятся к познанию красоты нетварной — к Богу. Но случается и иначе, кто-то оставляет за рамками внимания вопрос о Творце этого мира. Этой душе довольно эстетического наслаждения созерцания или даже служения земной красоте. Душа вполне насытилась. Ей ничего больше не нужно, она в покое. Она не нуждается в любви Отчей.

А искусство? Не так мало людей, для которых искусство само по себе — религия. Духовность человека в этой среде определяется и измеряется его отношением к искусству. Возможностью творить или понимать его. Так, к примеру, высокодуховным вполне может слыть имеющий поэтический талант автор, воспевающий человеческие пороки. Или писатель, мастерски обнажающий глубины человеческого падения, во всей подробности и яркости. Особенно то, что касается плотской нечистоты, о чем даже на исповеди не принято говорить подробно. А разве не встречали вы художественных работ, возмущающих ум и естество? «Какая гадость» — отзовется внутри, но страх быть невежественным подавит брезгливость — «зато талантливо». Талантливо — значит духовно. И правда — духовно, но какого духа? Христова или..? Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире (1 Ин. 4, 1) — с любовью предупреждает Апостол. Так что бездумное увлечение искусством, согласие в оценке произведения с принятым в обществе, вполне может разлучить с Богом.

Есть и другие примеры бессознательного подчинения духу мира. Помню, удивили меня две вполне церковные и давно церковные прихожанки, когда предпочли в Рождественский сочельник праздничную службу какому-то концерту. «Да ведь это был Рождественский концерт», — объясняли они. Да, есть сейчас такое веяние, использовать церковные «бренды» для привлечения публики. Или еще. Достали билет на знаменитый спектакль знаменитого режиссера, но в Великий четверг, когда в церкви читают страстные Евангелия. «Да, может, мне один раз в жизни так повезло». Нет, не повезло тебе, не с Христом твое сердце, и не с Христом твой праздник. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6, 21).

Каждый день в утренних молитвах мы просим Пресвятую Богородицу: «Превышшая Ангел, мирскаго мя превыше слития сотвори». Просим душевной крепости не сливаться миром, но быть выше этого слития. Каждый день просим, потому что каждый день нам надо отстаивать свою самостоятельность. Это нелегко, и без помощи свыше — невозможно. Мир для всего приготовил нам свой сценарий. Обратите внимание на современные свадьбы. На свадьбу традиционно приглашают родственников и знакомых. Но сейчас редко можно встретить семью, состоящую только из верующих христиан. А в провинции в свадебный коллектив вольются еще и соседи, и одноклассники. Это также народ пестрый по мировоззрению. Поэтому свадьбу даже православные иногда (верится, что не часто) устраивают «как у всех». А «у всех», оказывается, появился обычай мальчишника, один из атрибутов которого — приглашенная стриптизерша.

Другой признак, что свадьба «как у людей», это когда добавкой к холодцу и оливье заказывают эротическое шоу перед свадебным столом. Спрашиваю одних родителей молодоженов: зачем? Как вы совмещаете веру и это шоу? «Теперь так положено, если бы мы отказались, нас не поняли бы». Неудобно перед близкими. Но, обещает Спаситель: Кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет в славе Своей и Отца и святых Ангелов (Лк. 9, 26). Выбор за нами. И неуместно здесь ссылаться на заповедь о любви к ближнему. Мол, ради родни и знакомых нам приходится делать так. Христос говорит: Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22, 39). Но ведь любовь к себе мы стараемся ограничивать Божиими заповедями, а если не так, то о нашем христианстве и речи быть не может. Почему же любовь к ближнему мы простираем далее этих границ и соблазняем его на нарушение заповедей? Даже если для него это привычно? «Ты грязненький, так дам тебе еще немного грязи от меня лично».

У Гоголя в «Записках сумасшедшего» есть замечательная фраза: «люди думают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря». Казалось бы — безумная мысль, бред. Но на самом деле мысль совершенно верная. То, что мы считаем плодом своих размышлений, зачастую «приносится ветром». И потому нам надо непременно исследовать каждую мелькнувшую в сознании мысль, идею, намерение — какого они духа, Христова или противного. И принимать или отсекать. Это и отличает истинно религиозного человека. Позволяет ему быть свободным от рабства коллективу, рабства обществу и духу мира. Живя в мире, он радуется и служит своей семье, своему Отечеству, дружит, любуется красотами природы и человеческой души, увлекается прекрасными вымыслами и сам пишет стихи, любит жизнь, но всегда с Богом. И более всего радует его то, что он — Божий.

Ниже я привожу метания души одного верующего человека - христианина, который пытается найти в своём сердце ответ на то, какие отношения с Богом он предпочитает, ветхозаветные или новозаветные....

А.Подгорный

Новый завет мучителен для человека. Вызывающе прост, обнаженно откровенен, он - если читать внимательно - вызывает чувства, никогда не возникающие при чтении Ветхого завета. Заповеди Ветхого завета строги, упорядоченны, взвешены и подсчитаны. Заповеди Нового завета разбивают сердца. Мысли, чувства и головы разбиваются, как хрусталь от этой простоты. И кажется, проще одолеть сотни заповедей-ступеней до-Христовых времен, чем, не споткнувшись, пройти по трем ступенькам заповедей Христа. Враз пропадают перила безопасности закона, и вот - эти три простые ступеньки в небо, но... над величайшей бездной.

Иисус сказал: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя.

Это - как кольцо, и оно сжимает. Оно давит, и непонятно, с чего начинать и как. Как так любить, и возможно ли это?! Бесконечное доверие Бога человеку поражает и язвит сильнее наказания, сильнее расписанности закона. Доверие, ах, это доверие Твое, как будто Ты ничему не учишься, Господи… Тысячи и тысячи раз в Библии люди отвергают Бога, тысячи и тысячи раз предают мерзейшим образом. Но вот приходит Христос и говорит: первая и главнейшая заповедь ""возлюби Господа Бога твоего всем сердцем, всей душой, всем разумением…""
…Я верю, говорит Бог, что человек может любить Меня. Я верю так неразумно, так… безумно, так… безнадежно, что иду на крест. Я верю - говорит Бог - верю до хруста костей, когда в Мои руки вгоняют гвозди. Верю до палящего над крестом солнца, до иссохших губ. До предсмертного крика… до самой смерти… верю в любовь.

Возлюби! А как это?! А что такое - всё сердце, вся душа, всё разумение мое? Возлюбить? А кто Ты и что Ты сделал для меня - Ты, бывший где-то, когда я так страдал, Ты, до Кого я так и не докричался, Ты, так равнодушно бросивший меня в трудный час? Да в Тебя еще поверить надо… о какой же любви может идти речь?!

Невозможны слова Твои, Господи, и любовь к Тебе невозможна - Ты слишком далек, Ты слишком устранен от наших дел, Ты там, а мы здесь, и что между нами общего?
Но, глядя в наши озлобленные вечной богооставленностью глаза, и рвя ветхозаветный закон послушания и подчинения, Господь говорит: люби, люби - как Я люблю тебя. А знаешь, как Я люблю тебя?

Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.

Властной рукой разорваны все завесы. Можно глядеть в глаза Бога Живого. Но скажи, человек, а не уютнее ли тебе было в Завете Ветхом? Не обагренном кровью Бога твоего?
Если кто-то прочитал и принял Новый завет - со всем ужасом его невозможной ответственности и личного стояния перед Богом - это еще не значит, что весь мир тут же озарился взаимной любовью человека и Бога. Нет - мало обратить в христианство народ и страну - нужно сделать больше - обратить каждую душу. Ветхий завет можно было заключить с народом - Новый же заключается с каждым отдельно, и прежняя общая отственность вдруг стала пугающе личной… Да что ж мне теперь, самому нужно отвечать за наши с Тобой отношения?!

Неужто Господь не знает, какой богооставленностью и сиротской злобой полны сердца Его людей?
Новый завет - это вложить свою руку в руку Бога. Вложи и вздрогни, коснувшись кровящейся раны. Вздрогни и взгляни Ему в глаза. Обожгись кипящей смесью любви и сумасшедшей надежды на взаимность.
О Боже, до чего же мучителен Новый завет.
Потому что - какую же совесть не скрутит болезненным узлом Его надежда? Его не-уверенность. Нежелание победно прийти и взять. ""Я так сумасшедше люблю тебя, говорит Господь. Так сумасшедше, что оставляю выбор - за тобой "".
И неуверенность Его протянутой руки - больнее пощечины, а кротчайшие слова ""не сужу, если кто не уверует в Меня"" - хуже обещаний наказания. Потому что выбор нужно делать самому: Он уже не настаивает. Кончилась пора жестких рамок Ветхого Завета. Теперь каждый решает сам, и Он не карает за выбор не в Его пользу. Он только надеется, что кто-то придет. И ждёт.

Так у кого же не возникнет желания выдернуть руку и убежать - убежать и спрятаться от занывшей совести, от понимания Его жертвы и боли. Потому что - в ответ-то от меня что? Страшно признать свое недостоинство и почти невозможно - вдруг осознать, что Он дарит не по делам, а по любви Своей, потому что нет таких дел...

Отдайте, отдайте нам Ветхий завет! Отдайте Бога далекого и грозного, Бога - карающего и воюющего со Своим народом. Отдайте заповеди послушания и кары за них. Они хоть понятны. Пусть Ты пришел и умер, и воскрес, но я хочу жить в Ветхом завете, где надо слушаться, а не любить . Мир, построенный на послушании, прост и понятен.
Потому что - если я буду аккуратен в жизни и заповедях, я заслонюсь от Тебя своей праведностью.
Ну не смотри на меня Своими невозможно любящими глазами. Сюда смотри - вот список моих добрых дел, вот моя милостыня Твоим нищим, вот моя порядочность, вот мои пожертвования на Твои храмы, вот мои посты, вот мои субботы… Не смотри на меня так, я не хочу понимать, что Тебе не нужно все это - что Тебе нужна лишь моя любовь.

Давай судиться, Господи, я не хочу Твоей милости и любви, я не хочу Твоей жертвы - я не хочу Тебя, потому что не желаю отдавать себя в ответ. Верни мне Ветхий завет, где Ты карал за грех и награждал за правду.
Давай торговаться с Тобой, Господи. Но, не наклоняйся ко мне - после бичей и тернового венца с Тебя на меня каплет кровь. Что же, после отречений и общего хохота, после звонких пощечин - плюну и я Тебе под ноги. Ты стерпишь… Ты так много терпел…

Потому что полюбить Тебя такого - а не великого, далекого и непонятного - смертельно страшно. Расслабленная любовь к далекому Богу не имеет ничего общего с тем сумасшедшим вихрем, которым закрутит любовь к Тебе. Потому что - впору зарыдать, впору пасть к Твоим пробитым ногам и себя не помня целовать Твои раны, впору, схватившись за голову, вспомнить свои грехи и умереть от стыда.

Ты для Себя-то что-нибудь хочешь, Господи?
Что-то, чем мне можно было бы заслужить Твою любовь и спасение! Хоть бы тень укоризны в Твоих глазах, Господи, тень недовольства, которую развеять всеми стараниями и умоляниями. Да к какой нищете Ты наклоняешься, Господи, из какого праха поднимаешь... и моей гордости нужно это пережить и с этим смириться...

Нет, пусть снова была бы сделка - я Тебе раскаяния, искупления и извинения, Ты мне - прощение. Мне не нужен весь Ты, не нужно очищение стыда, счастье взаимной любви с Тобой - а лишь уверенность в том, что со мной в любом случае все будет хорошо. Опять и опять - хочу Твоих даров, а не Тебя Самого. Того, что от Тебя - а не Тебя. Не надо мне Твоей жертвы, не надо Твоей крови - хочу наслаждаться Твоими дарами и только так приму Тебя. Без Твоих даров мне не нужна ни Твоя жертва, ни Твоя любовь.

Подай мне дары, обустрой мой мирок пробитыми руками - а я постараюсь не увидеть ран. Побереги мой уют, Господи - а Сам постой в сторонке: когда у меня все хорошо - я и не взгляну на Тебя, а приди беда - Ты первый будешь виноват. И не хочу даже думать, как Ты любишь и как ноет Твое сердце о моем безразличии и моих укорах.

Дары Твои ставятся выше и ценятся больше Твоей крови и Твоей смерти?!!

Кто, кроме Любящего, мог так смириться и так умалить Себя, чтобы сделать Свою жертву не обязательным выбором для каждого - а свободным выбором?

Капает кровь Твоя на землю, Ты стоишь и молча слушаешь меня, а я бормочу эти свои торгования, подсчитывая, чего мне будет стоить Твое прощение и спокойная жизнь. От чего я должен отказаться, а что мне позволительно оставить, чтобы не иметь проблем потом… Ну же, опусти Свою протянутую руку, опусти вселюбящие глаза. Скрой от меня Свои раны, затми и память о них.

Не верю в Тебя, не верю Тебе - чтобы с прежней легкостью можно было бросать в небо укорения и обиды. Где Ты был? Ну где же Ты был? И отступаю в уютный обжитый мирок, куда Тебе нет ходу.
Потому что если влюблюсь я в Тебя, вопросы мои, конечно же, пропадут, пропадет и бездна между нами. Я слишком хорошо все пойму, заглянув Тебе в глаза. Я пойму так много, что не кину даже и взгляда на остывшие радости и ценности, на сладость греха, на удовольствие обиды, на усладу упрека. Ты - ответ на все вопросы, а так хочется задавать их - и не получать ответ. Или Бога нет, или Он виноват передо мной. Любить, еще чего… Это же так трудно - отдавать всего себя и ничего не оставлять себе.

Носивший терновый венец - конечно Ты можешь дать все. Но как же страшно признаться себе, что, на самом деле, не нужно мне ничего, кроме Тебя . Распятый на кресте - как просить у Тебя что-то, кроме Тебя самого?
Просите Царствия Небесного - говорил Ты - а остальное приложится вам. Мы же перевели это, как ""подай нам всего и побольше, а Ты как-то приложишься к этому"".
И как же научиться понимать, что Твое Царствие, о котором Ты призывал молиться - это осознание Твоей любви в сердце . Постоянная, непреходящая память об этой любви, и радость о ней. А значит - полное Тебе доверие, а значит - любовь.