Главная » LED ленты » Семантический признак кратности в русских отглагольных именах действия

Семантический признак кратности в русских отглагольных именах действия

Словарь лингвистических терминов

Признаки семантические

Закодированные вербально информативные сигналы различных реалий художественного мира, воплощенного в тексте от отдельных элементов до ситуаций. Репрезентируемый вербально семантический признак может отражать:

3) .

Термины и понятия: Методы исследования и анализа текста. Словарь-справочник

Признаки семантические

Закодированные вербально информативные сигналы различных реалий художественного мира, воплощенного в тексте от отдельных элементов до ситуаций.

Репрезентируемый вербально семантический признак может отражать:

1) одну из сторон описываемого элемента ситуации (на уровне сем);

2) элемент в целом (на уровне слов, фразеологизмов);

3) координацию элементов (на уровне высказывания и его частей).

Выделяются семантические признаки разных рангов и степени обобщения:

1) семантический признак, манифестируемый на уровне семы и служащий информативным сигналом отдельного свойства или качества того или иного элемента воплощенной ситуации (низкий ранг);

2) семантический признак, репрезентируемый ЛСВ слова или фразеологизма (более высокий ранг);

3) семантический признак целой ситуации (самый высокий ранг).

Механизм накопления и укрупнения семантических признаков реализуется неодинаково:

1) путем линейно-последовательного проявления ряда семантических признаков описываемых реалий;

2) благодаря многократной актуализации одного или нескольких семантических признаков изображаемых явлений;

3) на основе парадоксального сочетания признаков одного или разных элементов воплощенной в тексте художественной действительности. Вербально выраженные семантические признаки различных реалий художественного мира могут связываться отношениями дополнения, усиления, контраста .

Словари русского языка

Дифференциальный анализ значения осуществляется в рамках семасиологии.

Дифференциальная модель значения, получаемая на основе данного подхода, предполагает, что значение слова состоит из небольшого числа семантических компонентов, выявившихся в системных парадигматических оппозициях. При этом выделяются компоненты, общие для членов одной парадигмы и отличающие их от другой. То есть в структуре ЛЗ можно выделить:

Дифференциальные семантические признаки (СП);

Интегральные СП;

Дифференциальные СП:

- семантические компоненты

ОБЪЕКТЫ представляют собой неодушевленные предметы и одушевленные существа (включая сверхъестественные существа), например: камень, дерево, собака, человек, призрак, дьявол. ДЕЙСТВИЯ представляют собой действия и процессы, например: бежать, думать, умереть, почернеть. АБСТРАКЦИИ включают качества и количества, например: мягкий, красный, круглый, много, быстро, неожиданно. ОТНОШЕНИЯ представляют определенные соотношения между любыми двумя ОБЪЕКТАМИ, ДЕЙСТВИЯМИ или AБСТРАКЦИЯМИ: координация, одновременность, атрибутивность, часть-целое, причина-результат.;

Семантические множители (Сопоставляя значения слов, можно разделить эти значения на семантические множители, которые выступают как семантические признаки, объединяющие данное значение в одну группу с другими словами или отличающие значение одного слова от другого. Это так называемые интегрирующие или дифференцирующие признаки. Например, у глаголов передвижения общий (интегрирующий) признак – сема передвижения, дифференцирующие признаки – среда и средство передвижения)

Семантические примитивы: базовые составляющие языковых высказываний, выражающие элементарные смыслы (элементарные единицы, которые соответствуют элементарным смыслам: «я», «ты», «мир», «нечто», «некто (существо)», «становиться», «сказать»). Вежбицкая.

Семы (минимальная, предельная, далее не членимая составная часть лексического значения (семемы). Например: слова хороший - нехороший различаются семой отрицания. Выделяются в противопоставлениях: жеребец = ‘лошадь + самец’, кобыла = ‘лошадь + самка’.

Сема - термин, обозначающий минимальную единицу языкового плана содержания (элементарное лексическое или грамматическое значение), соотносящуюся с морфемой (минимальной значимой единицей плана выражения) и представляющую собой компонент её содержания. Например, в словоформе «книгу» морфема «-у» содержит три С.: «единственное число», «женский род» и «винительный падеж».

конструктивные компоненты значения не одинаковы по своему характеру и иерархическому статусу, так как отражаемые ими объективные свойства предметов и явлений имеют разную значимость для систематизации и различения внеязыковых объектов.

Центральной и иерархически главной в структуре семемы является архисема - родовая интегрирующая сема, свойственная всем единицам определённого класса и отражающая их общие категориальные свойства и признаки. В лексическом значении слова «отец» (‘мужчина по отношению к своим детям’), как и во всех других терминах родства, выделяется архисема ⟨родственник⟩. С помощью дифференциальных сем описываются различия единиц семантического поля. Это семы видовые. Так, все пять сем, образующих главное лексическое значение слова «отец», а именно: ⟨мужской пол⟩, ⟨родитель⟩, ⟨прямое родство⟩, ⟨кровное родство⟩, ⟨первое поколение⟩, - выступают как видовые уточнители родового понятия «родственник» - «(родственник) мужского пола», «(родственник) родитель» и т. д. Благодаря указанным дифференциальным семам слово «отец» как термин родства противостоит по совокупности сем другим членам семантического поля: «отец» - «мать» (⟨мужской пол⟩ - ⟨женский пол⟩), «отец» - «сын» (⟨родитель⟩ - ⟨рождённый⟩), «отец» - «дядя» (⟨прямое родство⟩ - ⟨непрямое родство⟩), «отец» - «отчим» (⟨кровное родство⟩ - ⟨некровное родство⟩), «отец» - «дед» (⟨первое поколение⟩ - ⟨второе поколение⟩ [родителя]) и т. д.

Интегральные СП – это такие семантические компоненты, по которым одно значение не противопоставлятся никаким другим значениям в пределах класса слов. Образуют индивидуальное, единичное в значениях слов (несопоставимые семантические остатки): петля – ‘завязанная кольцом веревка’.

Категориальные СП – общий семантический признак для слов данной группы: океан, озеро, море - ‘водоем’. Понятие введено Шмелевым. Содержатся в общих значениях, не разложимых на компоненты ввиду преобладания у слова сигнификативной функции (вещество, существовать, перемещаться ). По категориальным признакам все слова разбиваются на определенные классы.

Ю.Д. Апресян: толкуемое значение должно определяться через более простые значения и тем самым в конечном счете сводиться к небольшому набору элементарных (неопределяемых) значений – слов семантического языка.

семантический язык (язык семантических множителей) : точка, часть, целое, время, множество, действие, субъект, вещь, каузировать, иметь, знать, переставить, начинать, не….

Из этого вырабатывается язык семантических примитивов . А. Вежбицка: семантические примитивы – это такие концепты, которые служат кирпичиками для построения всего остального . Это слова, которые не могут быть истолкованы удовлетворительным образом сами по себе, но через которые можно истолковать все прочие выражения. Лингвоментализ, универсальный для всех языков.

Интегральная концепция значения (сближающая слово с концептом)

В ЛЗ входит не только понятийное содержание, но и весь запас экстралингвистических сведений, ассоциаций и всех «добавочных смыслов» - коннотаций.

Л.А. Грузберг:

Вечер –

природные признаки: ‘заход солнца’, ‘наступление темноты’, ‘появление звезд’…;

антропоцентрические признаки: ‘время отдыха’, ‘можно почитать книгу’, ‘время свиданий’….

С точки зрения интегрального подхода семантика слова обладает значительной избыточностью, т.е. охватывает широкий круг более или менее существенных признаков, проявляющихся у предмета в разных ситуациях. Эти признаки не важны для противопоставления значений, они структурно не значимы, но в значительной степени релевантны для коммуникации, поскольку именно они во множестве случаев регулируют правильность употребления слова. Как пишет Г. Н. Скляревская: ЛЗ – сложная структура, включает в себя "не только понятийное содержание, но и весь запас лингвистических и экстралингвистических сведений, ассоциаций, смутных, как будто бы априорных представлений и всех "добавочных смыслов", называемых коннотациями".

Стернин: невозможно четко определить значение слова, его границы и перечислить все его семантические компоненты. Так как: нечеткой дифференциацией многих объектов внешнего мира, постоянным изменением самой отражаемой в значении действительности, углублением понятия о предметах и выявлением новых сторон, новых взаимоотношений понятий, приблизительностью самого отражения действительности в сознании человека, различиями в познании одного и того же предмета разными людьми (если мы выделили, например, в слове мужчина семы ‘человек’, ‘взрослый’, ‘мужской пол’, мы не вправе считать, что описали его значение. Мы выделили только семантическое ядро, но оно окружено множеством других семантических признаков: ‘мужество’, ‘деловитость’, ‘сила’ и др., не менее существенных для носителя языка).

лексическое значение шире наивного понятия, так как практически каждое слово окружено множеством ассоциаций, устойчивых, общенациональных и случайных, индивидуальных. И отсюда – концепт!

Концепт

Ю.С. Степанов : концепт – это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек сам входит в культуру.

У концепта сложная структура. С одной стороны, к ней принадлежит все, что принадлежит строению понятия; с другой стороны, в структуру концепта входит все то, что и делает его фактом культуры – исходная форма (этимология); сжатая до основных признаков содержания история; современные ассоциации; оценки и т.д.

Понятие концепта в рамках интегральной концепции значения излишне (в том виде, в каком его дает Степанов).

Е.С. Кубрякова: концепт – оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона.

И.А. Стернин : концепт соответствует неким смыслам, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и значения в виде «квантов» знания. Нерабочее определение.

А. Вежбицка : концепт – объект идеального мира, имеющий имя, определяющийся посредством набора семантических примитивов, отражающий специфические культурно-обусловленные представления человека о действительности.

Концепт – многомерное культурно-значимое социопсихическое образование, опредмеченное в той или иной форме.

С понятием слова связан следующий парадокс. Это понятие, с одной стороны, является самоочевидным, интуитивно ясным. Исследователи экзотических, бесписьменных языков неоднократно обращали внимание на то, что носители этих языков без всякого труда оперировали этим понятием: перечисляли отдельные слова, диктовали тексты, делая между словами паузы, чтобы дать исследователю возможность записать и т.д. Общее представление о том, что речь состоит из слов, свойственно носителям языков самой разной структуры.

С другой стороны, для лингвиста понятие слова чрезвычайно трудноопределимо. Даже в рамках одного языка очень трудно дать строгое формальное определение слова, такое, чтобы все, что интуитивно ощущается как слово, соответствовало бы этому определению, а то, что носитель языка не воспринимает как слово, противоречило бы ему. При этом задача еще усложняется, если требуется дать такое определение слова, которое было бы универсальным, т.е. приложимым ко всем языкам. Л.В.Щерба писал: «В самом деле, что такое «слово»? Мне думается, что в разных языках это будет по-разному. Из этого, собственно, следует, что понятия «слово» вообще не существует».

По этой причине многие лингвисты в принципе отказываются от понятия слова , предпочитая пользоваться терминами с условным и более узким значением – такими, как лексема , вокабула , словоформа , ЛСВ (лексико-семантический вариант ) и даже словема . Ср. также, например, понятие фонетического слова – единицы, которая ведет себя как слово с точки зрения только фонетических критериев. Показательно и то, что в прикладных исследованиях термин слово часто используется в узком и чисто формальном смысле: в этом случае под словом понимается последовательность символов между двумя пробелами. Ясно, однако, что такое понимание очень далеко от того смысла, который сам язык вкладывает в слово слово . Кроме того, такое понимание, будучи пригодным для решения некоторых прикладных задач, едва ли отражает реальность языка: ведь слитные и раздельные написания – это в значительной мере условность и дань традиции, не говоря уже о том, что в некоторых системах письма текст вообще не делится на слова. Так, например, было в древнерусском языке до 16 в.

По-видимому, следует считать, что трудность построения строгого определения не должна становиться основанием для полного отказа от столь важного понятия, каким является слово , особенно учитывая, что за ним стоит, как заметил Э.Сепир, психологически нечто реальное. Для определения понятий такого рода, которые связаны с интуитивно очевидными, но трудноопределимыми явлениями, можно пользоваться следующим методом. Нужно составить список признаков, которые характерны для соответствующего явления, не требуя при этом, чтобы в каждом случае имел место полный набор признаков. Имея такой список типичных признаков слова в разных языках, можно увидеть, что в некоторых случаях единица отвечает всем критериям, в других – большей их части, и чем меньше у данной единицы таких признаков, тем меньше оснований считать ее словом. Кстати, очень вероятно, что в тех же самых случаях, когда лингвист констатирует, что отнесение данной единицы к словам сомнительно с точки зрения набора признаков, носитель языка также усомнится, слово ли это. Наличие же единиц переходного статуса (скажем, промежуточных между словом и словосочетанием или между словом и морфемой) – это естественное явление. В языке, как и вообще в мире, границы обычно размыты.

Не является препятствием также и то, что в разных языках на первый план выходят различные критерии. А.И.Смирницкий писал: «В одних языках... слова выделяются более или менее четкими фонетическими признаками (ударение, сингармонизм, законы конца слова и пр.); в других, напротив, фонетические признаки слова совпадают с тем, что мы находим у других образований (например, у морфем или, напротив, целых словосочетаний). Все многообразие особенностей отдельных языков может, однако, нисколько не препятствовать определению «слова вообще», поскольку в этом многообразии выделяются и общие черты, выступающие как наиболее существенные признаки слова, при всех возможных отклонениях от типичных случаев».

Можно выделить следующие наиболее важные признаки слова (следует при этом иметь в виду, что, по-видимому, ни один из них не имеет абсолютного и тем более универсального характера).

Графические признаки слова.

На письме слова обычно отделяются друг от друга пробелами. Это наиболее условный и довольно ненадежный критерий выделения слова, однако для большинства слов он работает. Существенно при этом, что графическое разделение на слова, хотя оно и условно, в целом определяется интуитивным ощущением того, что такое слово, поэтому нельзя считать, что за этим критерием не стоит никакой языковой реальности. Однако во многих случаях нельзя полагаться только на написание. Так, по норме современного немецкого правописания следует писать spazieren gehen ("пойти погулять"). Но до последнего времени эту единицу следовало писать в одно слово – spazierengehen. Означает ли такое изменение правил, что эта единица была словом, а потом перестала им быть? Разумеется, нет. Русское местоимение никто пишется слитно, однако не в сочетании с предлогом (ни у кого ). Является ли никто словом и перестает ли оно им быть в сочетании с предлогом? Этот вопрос нельзя решить, не обращаясь к другим критериям слова.

Фонетические признаки слова.

Существует несколько таких признаков. До и после каждого слова возможны паузы. Кроме того, в каждом слове обычно имеется ударение, причем только одно. Этот критерий также не абсолютен. Например, признак наличия ударения не позволяет отнести к словам многие служебные слова (предлоги, союзы, частицы). Кроме того, например, сочетания типа зá голову , в которых ударение переносится на предлог, фонетически составляют единое слово. Если же при этом посмотреть на полнозначное существительное голову , то мы увидим, что в сочетании с предлогом на существительном ударения как раз нет, и значит, фонетически оно словом не является. Кроме того, существует, в том числе в русском языке, такое явление, как второстепенное ударение, которое имеет место в некоторых сложных, особенно длинных или плохо освоенных словах. Например, в слове литературоведение есть не только основное ударение на слоге «ве », но и второстепенное, более слабое ударение – на слоге «ту ». Второстепенное ударение противоречит принципу единственности ударения в слове. Однако, хотя признак наличия и единственности ударения срабатывает не всегда, в целом это важный и, по-видимому, универсальный или почти универсальный признак. Вообще ударение присуще самым разным языкам, и основная функция его, собственно, состоит именно в том, чтобы разграничивать слова в тексте. В языках с фиксированным ударением, таких, как французский, где ударение всегда падает на последний слог, или польский, где оно падает на предпоследний, ударение прямо указывает на границу между словами. В языках же типа русского, где ударение может приходиться на любой слог, точно провести границу между словами только на основании ударения невозможно, однако цельность слова обеспечивается другими фонетическими средствами. В частности, первый слог перед ударением в меньшей степени подвержен редукции (ослаблению), чем другие безударные слоги. Кроме того, например, на конце слова звонкие согласные оглушаются. Эти и подобные признаки слова не во всех, но во многих случаях позволяют провести границу между словами на основании фонетического критерия. Особые фонетические явления на границе слов (сандхи) существуют в разных языках. Впрочем, во многих случаях подобные явления наблюдаются и на стыке морфем.

К фонетическим признакам слова, отсутствующим в русском языке, но имеющимся, например, в языках тюркских, относится и такое явление, как сингармонизм. Оно состоит в том, что в пределах одного слова гласные должны быть одного типа. Такое выравнивание также служит достижению фонетической цельности слова, и в этом смысле функция его аналогична функции ударения.

К структурным признакам слова относят непроницаемость и непереставимость частей. Под непроницаемостью понимается невозможность включения в данную звуковую последовательность другой звуковой последовательности того же уровня. Однако этими признаками обладают не только слова, но и некоторые устойчивые сочетания. Так, в выражении Милости просим нельзя поменять порядок слов (неправильно сказать: Просим милости , по крайней мере в этом значении). Нельзя и вставить в это выражение еще какое-то слово (неправильно: Милости очень просим ). С другой же стороны, этот признак может нарушаться у тех единиц, которые естественно счесть словами. Ярким примером нарушения критериев непереставимости и непроницаемости являются немецкие отделяемые приставки. Такие единицы, как aufstehen ("вставать"), anfangen ("начинать"), ausgehen ("выходить") ощущаются любым носителем немецкого языка как полноценные слова. Однако в большой части грамматических форм эти приставки отделяются и помещаются в конце предложения; ср. ich stehe auf ("я встаю"). При этом между остальной частью слова и приставкой можно поместить другие слова; ср. ich fange schnell an ("я быстро начинаю"), ich gehe mal aus ("выйду-ка я"). Более того, количество слов, которые могут находиться между основной частью слова и приставкой, ограничено только представлением о разумной длине предложения (часто их бывает, например, пять или даже десять). В русском языке критерий непроницаемости нарушается у местоимений типа никто , кое-кто в сочетаниях с предлогами; ср. ни с кем , кое у кого (но не типа кто-то ). При этом местоимения кто-то и кое-кто с точки зрения других критериев ведут себя похожим образом. Следует ли признать их единицами разного уровня (словом и сочетанием слов) на том основании, что у одного из них может нарушаться критерий непроницаемости? Видимо, нет. Непереставимость и непроницаемость, не давая абсолютного критерия выделения слова, являются, тем не менее, его важными признаками.

Морфологические признаки слова.

С морфологической точки зрения слово характеризуется так называемой цельнооформленностью: грамматические показатели оформляют слово в целом, а не отдельные его части. Действительно, например, немецкое слово Kleinstadt ("маленький город, городок") следует признать одним словом не только на основании слитного написания, но и потому, что первая часть, которая исходно представляла собой прилагательное "маленький", утратило в составе данной единицы показатели рода, числа и падежа. Однако, например, французское слово bonhomme (букв. "хороший человек") имеет форму множественного числа bonshommes , где показатель множественности есть не только у второй, но и у первой части. Интересна в этом отношении также английская загадка: The son of Pharaoh"s daughter was the daughter of Pharaoh"s son . При буквальном прочтении получается абсурд: сын дочери фараона был дочерью сына фараона. Разгадка здесь состоит в том, что в английском языке показатель принадлежности "s может оформлять не только отдельное слово, но и целое словосочетание. Фразу следует читать так: (The son of Pharaoh )"s daughter was the daughter of Pharaoh"s son (Сына-фараона-дочь была дочерью сына фараона). Второй вариант: The son of Pharaoh"s daughter was (the daughter of Pharaoh )"s son (Сын дочери фараона был дочери-фараона-сыном). Однако едва ли стоит на этом основании считать, например, сочетание the daughter of Pharaoh единым словом.

Синтаксические признаки слова.

С точки зрения синтаксиса слово является либо потенциальным минимумом предложения (т.е. предложение может состоять из одного данного слова), либо минимальной синтаксической единицей (т.е. данное слово в одиночку может образовать какой-либо член предложения). Действительно, этим свойством обычно характеризуются, с одной стороны, знаменательные слова (существительные, прилагательные, глаголы, наречия, местоимения, числительные), а с другой – междометия и звукоподражательные слова. Недостаток этого критерия состоит, однако, в том, что он сразу исключает из пределов понятия слова служебные слова (предлоги, союзы, многие частицы), а также слова типа следовательно . Все они не образуют самостоятельных предложений и не функционируют как члены предложения.

Семантические признаки слова.

Важнейшим признаком слова является наличие значения. Этим слово отличается от незначимых единиц языка, таких, как фонемы. С точки зрения характера значения слово противопоставлено прежде всего предложению . Если предложение может быть использовано в речи как готовое высказывание, то слово служит для выражения понятия . В конкретном высказывании слово может соотноситься с определенным фрагментом внеязыковой действительности.

Однако традиционное представление о том, что значение слова сводится к понятию, не вполне верно (значение слова часто сложнее понятия, оно может включать разного рода оценочные и другие компоненты) и применимо не ко всем словам. Во-первых, не выражают никакого понятия имена собственные . Они именуют определенные предметы и не задают своим значением никакого класса предметов. Когда же собственное имя приобретает способность обозначать класс предметов, обладающих общими признаками, оно перестает быть именем собственным и переходит в разряд имен нарицательных (ср.: донжуан , дон-кихот ). Во-вторых, не выражают понятия указательные слова (см. ДЕЙКСИС), в частности местоимения. Например, местоимение я служит для указания на говорящего (но не выражает понятия «говорящий»). Местоимение этот служит для указания на нечто близкое, оно должно сопровождаться жестом, указывающим на предмет, или отсылает к предшествующему упоминанию данного предмета в тексте. Не выражают понятий также, например, междометия: они являются симптомами эмоций. Существенно, что они не обозначают эти эмоции, а непосредственно выражают их.

Слово не является минимальной значимой единицей языка. Таковой является морфема. Слова состоят из морфем, а морфемы (корни, приставки, суффиксы и т.д.) уже несут в себе определенное значение (ср. зелен- , пере- , -еньк- и т.п.). Признаком слова, в отличие от морфемы, с семантической точки зрения является идиоматичность, т.е. несводимость значения целого к значениям частей. Например, неверно, что любитель – это тот, кто любит, как это следует из смысла входящих в данное слово частей. Смысл данного слова включает дополнительные смысловые компоненты, из-за которых нельзя, например, сказать любитель моей жены , любитель себя . Однако и этот критерий не всегда эффективен. Во-первых, многие слова, например сложные слова с начальными компонентами авиа- , медиа- и подобными, не столь уж идиоматичны: их смысл обычно вполне механически складывается из смысла составляющих. Во-вторых, идиоматичность присуща и некоторым выражениям. В частности, смысл многих образных выражений не только не сводится к смыслу частей, но и вообще почти никак с ним не соотносится, ср. седьмая вода на киселе . Идиоматичны также многие терминологические сочетания, такие, как железная дорога .

Применение перечисленных критериев связано прежде всего с проблемой отдельности слова, отграничения его от других слов в речевой цепи. Однако с понятием слова связывается и еще одна, не менее важная проблема – проблема отождествления слова. Слово как единица языка представляет собой некоторую абстракцию, которой соответствует бесконечное множество конкретных словоупотреблений. Однако в психологической реальности этой абстракции трудно усомниться. Любой носитель языка не задумываясь скажет, что во фразах: Закрой окно , дует ; Они стояли у окна и даже Петр I прорубил окно в Европу употреблено одно и то же слово окно . Овладевая языком, человек не просто запоминает множество встретившихся ему словоупотреблений, но и каким-то образом хранит в памяти слова как таковые, связывая с ними определенное значение. Это дает ему возможность не только воспроизводить уже слышанные фразы или фразы, аналогичные слышанным, но и порождать совсем новые, возможно никем никогда не произносившиеся – и при этом понятные другим носителям языка.

Проблема тождества слова включает два вопроса: вопрос о принадлежности разных грамматических форм одному и тому же слову и вопрос о принадлежности разных значений одному и тому же слову.

Вопрос об объединении разных словоформ в одно слово связан с проблемой различения словоизменения и словообразования. Для того чтобы ряд словоформ можно было отнести к одному слову, необходим выполнение следующих критериев: данные словоформы сходны по своему звуковому составу, соотносятся с одним и тем же фрагментом действительности, а различия в их значении должны быть связаны с различным грамматическим значением. (Грамматическое значение, т.е. значение, выражаемое показателями грамматических категорий, реализуется в пределах тех или иных классов слов данного языка, и при этом его выражение обязательно и регулярно.) Применение этих критериев в большом числе случаев не вызывает затруднений. Например, словоформы дом , домом , дому естественно отнести к одному слову. Действительно, они обозначают один и тот же объект и различаются только падежом. Падеж для русских существительных является обязательным (не может быть существительного в никаком падеже: даже если существительное несклоняемое, падеж определяется по контексту) и с достаточной регулярностью, при помощи определенных окончаний. А вот домой следует счесть отдельным словом, хотя оно и ощущается как нечто близкое к слову дом . Ведь в русском языке нет направительного падежа, у других существительных эту идею невозможно выразить при помощи окончания. Не является формой слова дом и уменьшительное образование домик : уменьшительные производные образуются от многих русских существительных, но уменьшительность не является обязательной, грамматической категорией. Однако во многих случаях решить вопрос об объединении словоформ не так просто. Рассмотрим словоформу домами . Принадлежит ли она слову дом ? Указывают ли они на один и тот же фрагмент действительности? Ведь дом – это один объект, а домами подразумевает множество объектов. Традиционно формы единственного и множественного числа относят к одному и тому же слову, однако это вызывает определенные сомнения (ср., например, волос и волосы , время и времена ). Уже много десятилетий ведутся споры о категории вида: принадлежат ли видовые пары (ср. подпрыгнуть – подпрыгивать , рисовать – нарисовать ) одному и тому же слову, или следует считать, что в каждом случае мы имеем дело с двумя разными глаголами. Является ли сравнительная степень (красивее , более красивый ) формой прилагательного красивый или отдельным словом? Является ли причастие формой глагола или отдельным словом? Ведь семантические, морфологические, синтаксические отличия причастия от других форм глагола очень велики. Подобных проблем при описании любого языка возникает много. Это не значит, что для всех этих случаев существует бесспорное, единственно верное решение, которое пока не найдено. Это значит только, что граница между словоизменением и словообразованием, т.е. между формами одного слова и разными, хотя и родственными словами, так же размыта, как и многие другие границы в языке.

Отдельную проблему представляет собой сходство звуковых комплексов. Действительно, для большинства слов верно, что их формы внешне различаются между собой весьма незначительно, например одной или двумя буквами окончания. Однако это далеко не всегда так. В формах многих слов имеются глубокие чередования, а иногда формы слова образуются супплетивно, т.е. от разных корней. Ср. я – мне – меня ; хороший – лучше ; идти – шел ; ребенок – дети и т.п. Данная проблема очень существенна, поскольку во многих языках это явление характерно именно для самых важных и распространенных слов: например, словоизменение глагола быть во всех основных европейских языках весьма нестандартно. Достаточно вспомнить также списки неправильных глаголов или таблицы личных местоимений в этих языках. Тем не менее представляется неестественным считать русские идти и шел или английские go и went разными словами, а не формами одного слова.

Не менее сложен вопрос о том, как определить, относятся ли разные значения к одному и тому же слову – иными словами, где проходит граница между многозначностью (полисемией) и омонимией. А.А.Потебня писал, что «малейшее изменение в значении слова делает его другим словом». При таком взгляде, например, в сочетаниях зеленый флаг , зеленый помидор и зеленый юнец представлены разные слова, т.е. омонимы. Однако это противоречит языковой интуиции носителя языка, для которого очевидно единство слова зеленый и взаимосвязь трех значений, представленных в данных сочетаниях.

Омонимы

– это одинаково звучащие слова, не имеющие общих элементов смысла (ср. лук для стрельбы и зеленый лук ). При многозначности же значения слова связаны между собой, причем связи эти носят обычно регулярный характер (см . МЕТОНИМИЯ; ПОЛИСЕМИЯ; МЕТАФОРА). Например, значения слова зеленый в рассмотренных сочетаниях связаны между собой следующим образом. Зеленый как обозначение цвета – это первое, прямое значение данного слова. С ним по признаку смежности связано значение, указывающее на недостаточную спелость фруктов или овощей (неспелые фрукты обычно имеют более зеленый оттенок, чем спелые, и это становится основанием для переноса). Третье значение, указывающее на юность и неопытность, является образным, переносным по отношению ко второму. Перенос осуществляется здесь уже не на основании смежности, а на основании сходства. Очень существенно при этом, что связь между первым и третьим значениями, без посредства второго, почти не прослеживается. Во многих случаях, особенно при сложной и разветвленной структуре многозначности, далеко не любые два значения слова можно связать между собой, но это не препятствует ощущению единства многозначного слова. Такое единство не обязательно предполагает, что имеются какие-то смысловые компоненты, общие для всех значений слова. Достаточно, чтобы каждое значение было связано каким-то смысловым «мостиком» хотя бы с одним из остальных значений многозначного слова.

Во многих случаях отделить многозначность от омонимии и, следовательно, значения одного слова от разных слов не так просто. Это связано прежде всего с тем, что исторически часть омонимов образуется в результате расхождения значений многозначных слов, и этот процесс для некоторых слов еще не завершен. Так, русские слова свет ("освещение") и свет ("мир") когда-то были значениями одного слова, но в современном языке смысловые связи между ними полностью утрачены. В других же случаях эти связи не совсем еще распались. Возможно, некоторые люди ощущают их, а другие нет. Например, месяц в значении «луна» и месяц как одна двенадцатая часть года многие словари признают омонимами, однако большинство людей понимает, что здесь имеет место не случайное совпадение, что календарь как-то связан с фазами луны. Аналогичным образом разошлись, но не до конца, значения гладить (белье) и гладить (собаку), волочиться (по земле) и волочиться (за женщинами). В таких ситуациях вопрос о том, следует ли видеть здесь одно слова или два, является спорным.

Литература:

Пешковский А.М. Понятие отдельного слова . – В кн.: Пешковский А.М. Методика родного языка, лингвистика, стилистика, поэтика. М. – Л., 1925
Смирницкий А.И. Лексикология английского языка . М., 1956
Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики . М., 1973
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка . М., 1974
Виноградов В.В. Избранные труды , т. 3. Лексикология и лексикография . М., 1977
Гак В.Г. Сопоставительная лексикология . М., 1977
Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика . М., 1977

Графические признаки слова.

Фонетические признаки слова.

Морфологические признаки слова.

Синтаксические признаки слова.

Семантические признаки слова.

Омонимы

Литература:

В связи с изучаемым нами концептом приватности важно определить тип данного концепта и выработать наиболее подходящую методику его исследования. Несомненно, приватность относится к тем абстрактным вербально выраженным сущностям, на которые обратил внимание еще И. Кант. В современной терминологии подобные концепты называют этническими (бытийными, социальными, культурными), так как “их содержание определяется нормами бытования социума, они представляют знания о внутреннем мире самого человека” (А.П. Бабушкин, 1996: 36). Иными словами, изучая такие образования можно получить много интересных данных о культурном своеобразии народов и проводить лингвокультурные сравнения.

Естественно подобные концепты изучать сложнее в связи с тем, что они чрезвычайно “текучи” (там же, 37) и характеризуются большой долей субъективности. Мы считаем, что концепт приватности может быть представлен в виде определенного фрейма приватности, который ассоциируется с ним. Выше мы говорили о структуре фрейма как отражающей ожидания участников взаимодействия, базирующихся на их знаниях о мире вообще и о данной ситуации и ее участниках в частности. Таким образом, фрейм может считаться чем-то типичным и более или менее конвенциональным (Т.А. ван Дейк, 1989: 16). Поэтому фрейм может выступать как механизм изучения культурных особенностей разных народов.

Одним из путей исследования является изучение языкового наполнения фрейма, и в рамках данной работы мы считаем, что при построении модели концепта “приватность” может быть использовано понятие семантического признака, на основе выделения которого отдельные лексические единицы объединяются в виде соответствующего фрейма.

Семантические признаки выступают как характеристики таких образов в ментальной действительности, которые в свою очередь соотносятся с характеристиками реальных объектов бытия. “В этом смысле семантические признаки как статические и динамические образования представляются продуктивной научной абстракцией, с помощью которой можно выявить природу значения и означивания” (В.И. Карасик, 1992: 168).

Истоки понятия семантического признака находятся в работах Л. Ельмслева, А. Кребера, У. Гуденафа, Ф. Лаунсбери по лингвистической семантике, которые предложили перенести принципы анализа по дифференциальным признакам, впервые появившиеся в фонологии Н.С. Трубецкого в область исследований лексического значения (Ю.Д. Апресян, 1995а: 7).

В лингвистике до сих пор нет однозначного подхода к определению минимальных единиц смысла, а также отсутствует терминологическое единство их наименования: их называют фигурами плана содержания (Л. Ельмслев), семантическими множителями (А. Жолковский), дифференциальными признаками (И.В. Арнольд), семантическими маркерами (Дж.Катц и Дж.Фодор), семантическими примитивами (А. Вежбицкая), семантическими признаками (А.А. Уфимцева) и т.д. (З.Д. Попова, И.А. Стернин, 1984: 38). Наиболее распространенным представляется термин сема, впервые употребленный В. Скаличкой.

Итак, семы выступают как “элементарные смыслы, минимальные кванты (или атомы) содержания, лежащие в основе всевозможных релевантных оппозиций, в которые входит данная семема” (А.М. Кузнецов, 1986: 24). Таким образом, семы структурируются в семемы, которые в свою очередь образуют оппозиции в языке.

Минимальные единицы неоднородны и различаются в зависимости от того, к какому уровню абстракции они принадлежат. Понятие семы как единицы смысла часто отграничивается от понятия семантического признака, который представляет собой явление иного порядка. Исследователи отмечают наличие инвариантного уровня, с которым соотносятся семантические признаки и вариантного уровня с соответствующими ему семантическими компонентами (там же, 25). Например, в случае с терминами родства семантический признак “пол родственника” разлагается на компоненты “мужской пол” (father) и “женский пол” (mother) или “отсутствие указания на пол” (parent).

Говоря о характеристиках семантического признака, следует отметить, что исследователи рассматривают его как сложную структуру, которую “можно представить в виде нечетких множеств атрибутов” (G. Leech, 1974: 121). Семантические признаки с точки зрения семантики формируют структуру лексического значения, т.е. являются взаимосвязанными частями целого.

В содержательном смысле в структуре лексического значения выделяют когнитивное и прагматическое содержание (в терминологии М.В. Никитина, 1988). Когнитивный план объективен и является мыслительным образом окружающей действительности; прагматический план связан прежде всего с субъективным восприятием мира общающимися на языке и отражает все виды отношения говорящего к этому миру. Оба плана содержания взаимодействуют в большинстве языковых значений. Даже если слово прагматически нейтрально, оно может приобрести прагматическое значение в конкретном контексте.

Структуру когнитивного значения часто описывают, применяя распространенный в лингвистике полевый подход, условно выделяя в ее составе ядро и периферию, между которыми, однако, нет жестких границ. Ядро лексического значения составляет интенсионал, а его периферию, т.е. околоядерное пространство, – импликационал (М.В. Никитин, 1988: 61).

В основное, ядерное содержание признака, или его интенсионал, входят родо-видовые семы: гиперсема, или архисема – родовая часть и гипосема – видовая часть или дифференциальный признак (там же, 61). Они очерчивают круг предметов, которые могут быть названы данным предметом или его экстенсионал (там же, 65).

Вероятностная сторона содержания признака, называемая импликационалом, включает в себя сильную часть (большая вероятность их импликации на основе данного интенсионального содержания) и слабые признаки (меньшая вероятность их импликации). Сильные признаки называют также жестким импликационалом и относят к ним всякого рода коннотации (оценочные, эмоциональные, стилистические оттенки значения, которые могут быть найдены в словарной дефиниции). Слабые признаки являются чисто ассоциативными (там же).

Вероятно, в основе сильных и слабых ассоциативных признаков лежат ассоциации разного рода, которые могут быть стереотипными (или предсказуемыми) и свободными (в терминологии В.В. Красных, 1998: 141). При этом стереотипные ассоциации апеллируют к какому-либо прецедентному феномену и закрепляются в виде фрейм-структур (конвенциональность, типичность фрейма), к свободным же относят, как правило, индивидуальные, “единичные” ассоциации, не имеющие отношения к прецедентным феноменам (там же).

Само выделение ассоциативных признаков базируется на тезисе об ассоциативном характере человеческого мышления. Ассоциация определяется как “связь между отдельными представлениями, при которой одно из представлений вызывает другое” (ТСРЯ). Явление ассоциации признается как обеспечивающее связь между элементами психики, необходимое условие психической деятельности (Философский словарь, 1963: 33), как способ организации материала в памяти (Р.М. Грановская, 1974), как бесспорная психологическая реальность (А.Н. Леонтьев, 1964) (по А.А. Залевской, 1990: 13 – 14). В истории науки принцип ассоциации положен в основу некоторых течений философии и психологии (например, концепция Юма описывает психическую деятельность как ассоциации субъективных представлений – Философский словарь, 1963: 33).

Ассоциативный аспект мышления становится объектом изучения и в современной лингвистике, которая все больше обращается к проблемам порождения и функционирования языка. Например, понятие ассоциации тесно связано с разрабатываемой в психолингвистике проблемой индивидуального лексикона. Исследования показывают, что функционирование слов в индивидуальном сознании носителей языка обусловлено ассоциативными связями между словами (построением ассоциативных полей), а ассоциативные связи между словами формируются на основе мыслительных операций с приписываемыми им признаками (А.А. Залевская, 1990: 17).

Согласно когнитивным исследованиям, концепты, хранящиеся в памяти человека, характеризуются ассоциативной организацией связей (В.В. Красных, 1998: 129), а их иерархическая структура представляет собой так называемые семантические сети (в терминологии М. Куильяну) (там же). Этот тезис представляется важным для данной работы, так как ассоциативный характер отношений между единицами мышления наглядно проявляется в процессе построения фрейма исследуемого концепта: фрейм приватности как модель культурно-значимого концепта “приватность” базируется на его ассоциативных связях с другими концептами, причем на протяжении всего процесса моделирования и описания фрейма к анализу широко привлекаются именно ассоциативные признаки.

Ассоциативные признаки составляют наиболее свободную, варьирующуюся часть значения или его импликационала. Обычно о них говорят как о прагматических (даже если они входят в когнитивную часть значения, ведь образы объектов действительности в сознании носителей не лишены и несущественных признаков).

На современном этапе развития науки о языке подход к значению меняется. Так, слово и его значение оказываются важны не сами по себе, а в связи с их речевыми воплощениями. В связи с этим в науке предлагается иная трактовка знака, а именно помимо семантики как отношения знака к действительности, начинают рассматриваться синтактика знака, или отношения между знаками, и прагматика, или отношения знаков к участникам коммуникации (Ч. Пирс, Ч. Моррис: Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, 1985: 3).

Значение уже не может трактоваться отдельно от прагматических факторов. Семантику и прагматику знака часто разграничивают в целях теоретического анализа, но очевидно, что само значение неотделимо от его речевого употребления. Кроме того, те или иные прагматические факторы постепенно закрепляются в сознании носителей языка и становятся частью лексических значений, закрепляющихся в языковой системе.

С точки зрения широкого толкования прагматики к прагматическому аспекту значения относят весь спектр явлений, описывающих отношение участников коммуникации к ситуации общения, точнее к тому, что сообщается о ней. К этим явлениям относят ассоциации, коннотации, всевозможные эмоциональные, экспрессивные, оценочные элементы значения, “модальную рамку высказывания” (в терминологии А. Вежбицкой), “пресуппозиции” (в терминологии Ч. Филлмора) и т.д. (Ю.Д. Апресян, 1995а: 67).

Другие исследователи относят к прагматическому аспекту значения лишь ту часть, которая указывает на содержащуюся в слове информацию об участниках коммуникации и условиях коммуникации, отделяя его от коннотативного аспекта, связанного с выражением отношения говорящего к высказыванию (Е.Г. Беляевская, 1987: 52).

В дальнейшем говоря о прагматическом аспекте значения мы понимаем под ним в широком смысле все те аспекты, которые отражают любую связь значения с окружающей действительностью (в том числе и отношение говорящего к ситуации общения и сами условия этого общения).

Ассоциативные признаки прагматичны по своей природе, так как “отражают связанные со словом культурные представления и традиции, господствующую в данном обществе практику использования соответствующей вещи и многие другие внеязыковые факторы” (Ю.Д. Апресян, 1995а: 67).

Ассоциативные признаки градуальны: от ассоциаций, приписываемых большинству носителей в результате культурной общности до предельно индивидуальных ассоциаций, связанных с личным опытом общающихся.

Итак, как отмечалось выше, ассоциативные признаки составляют особенно неустойчивый пласт лексического значения слова и наиболее подвержены вариативности, которая может проявляться как в синхроническом, так и в диахроническом аспектах. В связи с развитием языка во времени те или иные ассоциативные признаки могут утрачивать свою значимость. Так, в связи с историческими изменениями самого объекта или отношения к нему некоторые ассоциативные признаки перестают приписываться его значению. Например, со словом “женщина” перестал ассоциироваться признак “не носящая брюки” (пример из G. Leech, 1974: 14). В американском варианте современного английского языка слова “stalk” и “harass” приобретают дополнительные ассоциации, выражающиеся в виде признака “преследовать кого-либо с сексуальными целями” (хотя они и не фиксируются большинством словарей).

В процессе исторического развития языка контекстные реализации ассоциативного признака могут становиться существенными и постепенно переходить в основное значение. Пример подобного процесса в русском языке приводит Д.Н. Шмелев: глаголы “усвоить” и “присвоить” первоначально имели значение “сделать своим, присоединить”, различаясь в своем контекстном употреблении “оттенками значения”, которые в современном языке закрепились в них как существенные семантические признаки: в глаголе “усвоить” таким признаком стало отношение к неодушевленным объектам, а в глаголе “присвоить” – указание на произвольность, “незаконность” действия (1964, 114).

Ассоциативные признаки привлекают повышенный интерес исследователей, так как именно они часто лежат в основе метафоризации значений и также переходят в разряд существенных, формируя переносные значения слов. Например, многочисленные переносные использования глаголов с существительным time в английском языке основаны именно на том, что значение слова ассоциируется с товаром, имеющим ценность (особенно в западной культуре: ср. Time is money). Этот признак не является основным в значении слова , которое толкуется как “the duration of existence, esp. as measured in days, months, years, etc., or by clocks, watches, etc.” (NHD). На основе ассоциативного признака происходит метафорический перенос значения и слово переосмысляется, что отражается в его употреблениях с глаголами типа waste time, spend time, run out of time, use time profitably и т.д. (пример из книги G. Lakoff, M. Johnson, 1981: 7 – 8).

В синхроническом аспекте можно говорить о вариативности ассоциативных признаков в зависимости от контекстных употреблений слов и особенностей коммуникативной ситуации. Это связано с тем, что ассоциативные признаки присутствуют в значении слова как некие валентности, или “пустые позиции для заполнения” (М.В. Никитин, 1988: 63).

Итак, ассоциативные признаки прагматичны. К сфере прагматики часто относят и явление коннотации. Как соотносятся эти два понятия? Вопросы выделения денотации и коннотации в целом связаны с проблемой разграничения эмоционального и рационального в познании, которая традиционно ставится в рамках философских исследований (В.И. Говердовский, 1985: 71). Сам термин “коннотация” появляется и закрепляется в лингвистике с конца 19 века, когда под ней объединяются “все эмотивно окрашенные элементы содержания выражения, соотносимые с прагматическим аспектом речи” (В.Н. Телия, 1990: 236). Понимание коннотации, однако, сильно изменяется с того времени и помимо “экспрессивно-оценочно-стилистических рамок” начинает включать в себя всевозможные внеязыковые компоненты, относящиеся к “социально-политическим, морально-этическим, этнографическим и культурологическим понятиям, так или иначе отражающимся в языке” (В.И. Говердовский, 1985: 71). Все это расширяет понятийные рамки данной единицы, увеличивает границы сферы ее использования и затрудняет ее точное определение. Общность взглядов на коннотацию заключается в том, что почти все исследователи отмечают ее дополняющий и вторичный характер (В.И. Шаховский, 1987: 66). Однако какова семантика коннотации? В.И. Шаховский, например, предлагает считать содержательной основой данной единицы эмотивный компонент, предполагающий “эмоциональное соозначивание дополнительных, вероятностных, субъективно-приписываемых признаков денотата”, отграничивая его от оценочных и экспрессивных компонентов (там же, 26, 68), в то время как другие исследователи включают все эти элементы в коннотацию (например, И.В. Арнольд, А.Я Алексеев). Таким образом, можно говорить о широком и узком толковании коннотации. Так, под коннотацией в широком смысле понимается “любой компонент, который дополняет предметно-понятийное (или денотативное), а также прагматическое содержание языковой единицы и придает ей экспрессивную функцию...” (В.Н. Телия, 1990: 236). При этом коннотации могут иметь как узуальный (закреплены в системе языка), так и окказиональный характер (появляются в контекстах). К более узким трактовкам может быть отнесена концепция В.И. Шаховского, упомянутая выше, а также позиция Ю.Д. Апресяна, который с точки зрения лексикографических позиций предлагает использовать термин коннотации лишь в одном значении – “узаконенная в данном языке оценка объекта действительности, именем которого является данное слово” (1995а, 159), при этом она может не включаться в непосредственное лексическое значение слова. В данной работе коннотация трактуется в широком смысле и предполагает все “добавочные” элементы значения (модальные, оценочные, эмотивные, экспрессивные), которые могут входить, а могут и не входить в семантическое толкование слова,так как мы считаем, что их разграничение не является актуальным для проводимого исследования.

Каковы взаимоотношения между коннотациями и ассоциативными признаками? Именно эти признаки в большинстве случаев составляют основу коннотации лексемы, так как “психологической основой коннотации является ассоциация” (В.И. Говердовский, 1985: 71). При этом имеются в виду хоть и несущественные, но устойчивые, то есть многократно повторяющиеся в языке признаки (соотносятся с предсказуемыми ассоциациями). Хрестоматийным примером можно считать слова “индивидуализм” и “individualism” в русском и английском языках. При сходстве их логико-понятийных значений оба слова приобретают дополнительные коннотации в языке, которые базируются на ассоциативных признаках, связанных с представлением о данном явлении в рамках русской и американской культур. Так, слово “индивидуализм” получает отрицательную оценочную коннотацию в русской языковой картине мира (“Он – индивидуалист!” звучит осуждающе). Для американского языкового сознания “individualism” сопоставляется с демократическими идеалами и оценивается положительно.

Итак, коннотации и ассоциативные признаки являются единицами разного порядка. Коннотация выступает как дополнительный к основному аспект значения и формируется за счет ассоциативных признаков. Коннотация всегда выражает эмоциональную оценку того или иного явления или предмета действительности. Ассоциативные признаки – это несущественные, неосновные признаки (но не обязательно эмотивные), ассоциирующиеся (или имплицируемые) на основе существенных.