Блог ларисы

Инфо-урок на тему ПАРОНИМЫ ГНУСНЫЙ - ГНУСАВЫЙ

План инфо-урока:

1.Лексическое значение паронимов гнусный - гнусавый

2.Примеры словосочетаний с паронимом гнусный

3.Примеры предложений с паронимом гнусный

4.Примеры словосочетаний с паронимом гнусавый

5.Примеры предложений с паронимом гнусавый

1.ЛЕКСИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПАРОНИМОВ ГНУСНЫЙ - ГНУСАВЫЙ

ГНУСНЫЙ - вызывающий, внушающий отвращение; омерзительный; способный совершать гадости, подлый, бесчестный, низкий (о человеке).

ГНУСАВЫЙ - имеющий неприятный носовой призвук (о звуке, звучании).

2.ПРИМЕРЫ СЛОВОСОЧЕТАНИЙ С ПАРОНИМОМ - ГНУСНЫЙ

1)гнусный человек

2)гнусный тип

3)гнусное лицо

4)гнусный поступок

5)гнусный порыв

6)гнусное предложение

7)гнусная клевета

8)гнусная лесть

9)гнусное обвинение

10)гнусный заговор

11)гнусный намёк

12)гнусная ложь

13)поступить гнусным образом

14)гнусное настроение

3.ПРИМЕРЫ ПРЕДЛОЖЕНИЙ С ПАРОНИМОМ - ГНУСНЫЙ

1)Уж сколько раз твердили миру,

Что лесть гнусн а́ , вредна; но только всё не впрок,

И в сердце льстец всегда отыщет уголок. (И.А.Крылов. Ворона и Лисица)

2) Аракчеев, без сомнения, — одно из самых гнусных лиц, всплывших после Петра I на вершины русского правительства. (А.И.Герцен. Былое и думы)

3) [Николай]: Я краснею за себя: как я мог колебаться, как я мог слушать без негодования это гнусное предложение! (А.Н.Островский. Поздняя любовь)

4) ...Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!... (М.А.Булгаков. Мастер и Маргарита)

5) Властолюбивые державы,

Порыв ваш гнусный обречен!

Любой наскок и выпад бравый

Мы встретим праведным мечом.

Россию можно изувечить

Россию можно надломить,

Но даже в самой страшной сече

Нельзя Россию победить! (Леонид Извеков)

6) Имя главного героя несколько раз менялось и, в конце концов, А.С. Пушкин остановился на имени Петр Гринев. Это имя значилось в правительственном сообщении о ликвидации пугачевского восстании и в наказании Пугачева и его сообщников. Имя Гринева было среди тех, кто вначале подозревался в сообщничестве Пугачеву, но оказались невинными и были освобождены из-под ареста. В итоге вместо одного героя-дворянина в романе оказались два: Гриневу противопоставлен дворянин-изменник, «гнусный злодей» Швабрин.

7) Это гнуснейший тип. Ради денег он готов на что угодно…

8) Гнусными называют очень плохие поступки, слова и т. п., целью которых является навредить кому-либо, обидеть, оскорбить, унизить кого-либо.

9) Мне не нравятся ваши гнусные намёки.

10) Какая гнусная ложь!

11) Более гнусного человека не встречал никогда.

12) Потрясает количество людей, которые, совершив гнусный поступок, не испытывают ни сожаления, ни угрызений совести.

13) Самый гнусный поступок - предательство.

14) Невежественная привычка к замкнутости, жизнь по Домострою и неумение общаться с себе подобными, вызвало вмешательство царя, решившего указать подданным путь к бытовой образованности. Петр I издал указ следующего содержания: "Замечено, что жены и девицы, на ассамблеях являющиеся, не зная политесу и правил одежды иностранной, яко кикиморы одеты бывают. Одев робы и фижмы из атласу белого на грязное исподнее, потеют гораздо, отчего гнусный запах распространяют, приводя в смятение гостей иностранных. Указую: впредь перед ассамблеей мыться в бане с мылом, со тщанием и не только за чистотой верхней робы, но и за исподним также следить усердно, дабы гнусным видом своим не позорить жен российских".

15) Автор как будто дает нам сначала надежду на то, что Ромашов (один из героев романа В.Каверина «Два капитана) способен на добрый поступок, что любовь Кате сделала его лучше. Но потом мы убеждаемся: это самый гнусный , подлый человек, и чем старше он становится, тем более изощренными и низкими становятся его поступки.

16) Грушницкий не находит в себе силы признаться в подлости. Драгунский капитан, узнав, что его гнусный заговор раскрыт, бросает «друга», уходя от ответственности. Печорин до конца пытается избежать кровопролития, показывает себя благородным человеком, но все-таки вынужден убить Грушницкого.

17) Создатель первой научной классификации органического мира К. Линней, хотя и признавал «божественное» творение человека, вынужден был писать: «О сколь схожа на нас зверь гнусный обезьяна». Объективный анализ заставил Линнея поместить человека в отряд приматов.

18) Бранные слова показывают лишь слабость нашего характера, доказывают и нам самим, и окружающим, что мы бессильны и с легкостью идем по пути наименьшего сопротивления. Вот что об этом пишет епископ Варнава (Беляев): «Сквернословие - гнусный порок, который в Священном Писании приравнивается к смертному греху. От него стонет Земля Русская, им растлены души…»

4.ПРИМЕРЫ СЛОВОСОЧЕТАНИЙ С ПАРОНИМОМ - ГНУСАВЫЙ

3)гнусавый тембр

4)гнусавое звучание

5)гнусавая дикция

6)гнусавое пение

7)гнусавая речь

8)гнусавый оратор

9)гнусавый докладчик

5.ПРИМЕРЫ ПРЕДЛОЖЕНИЙ С ПАРОНИМОМ - ГНУСАВЫЙ

1)Это был некто Мотька Гундосый, рыжий, с перебитым носом, гнусавый человек. (А.И.Куприн. Гамбринус)

2) Послышалось гнусавое печальное пение монашки. (М.А.Булгаков. Жизнь господина де Мольера)

3) Ах, этот нудный, гнусавый , за сердце хватающий присвист, которым начинались все мелодии тогдашних разбитых шарманок! Почему ты помнишься столько лет, столько десятилетий?

Как говорил поэт: «Одной любви музы`ка уступает». Эротических страниц «Тихого Дона» мы слегка коснулись, коснемся теперь музы`ки. Немного выше мы уже разобрались, что автор знаком с оперой Чайковского «Евгений Онегин». Далее, для удобства, будет приводиться номер книги и страница (Библиотека «Огонек», Издательство «Правда», Москва, 1975 год). Итак, книга 1 страницы 36-38. Пение казаков. Человеку, не имеющему тонкого музыкального слуха, таких страниц не написать. То же самое можно сказать о пляске казаков на свадьбе Григория и Натальи (стр. 104). А теперь перечислим «профессиональные» термины, встречающиеся на этих страницах: «Эх, Гришка ваш дишкантит! Потянет, чисто нитка серебряная, не голос. Мы с ним на игрищах драли», «…заводит низким звучным голосом…», «…подхватывает тонким, стенящим подголоском», «Христоня … ревет, сотрясая брезентовую крышу будки…», «…ласково ведет песню, то снижая голос до шепота, то вскидывая до металлического звона…», «И снова колокольно-набатным гудом давит Христоня голоса», «…сыплет мельчайшей, подмывающей скороговоркой…», «Плелись голоса…», «…старческий, дребезжащий, как обруч на бочке, мужской голос…», «…резнула слух трехрядка. Гармонист заиграл казачка с басовыми переливами», «Гармонист пустил на нижних ладах мельчайшей дробью, смыла эта дробь Петра с места…», «Ноги его трепетали, выделывая неуловимую частуху коленец…». И еще страница 96: «На ухабах и кочках рвались голоса, затянувшие песню». «Рвались голоса» – попробуйте сказать точнее!

Вторая книга, стр. 49: «В австрийских окопах кто-то мастерски играл на мандолине. Тоненькие, колеблемые ветром звуки спешили оттуда, перебираясь через Стоход, легко семенили над землей, многократно политой людской кровью». Надо либо самому хорошо играть на мандолине, либо очень часто слушать игру хорошего мандолиниста, чтоб найти удивительные по точности определения характера звучания: «Тоненькие, колеблемые ветром звуки…», «…легко семенили над землей…». На стр. 147 находим: «пел тенорок бородатого» и «густой мазутный бас». «Мазутный бас» – сам по себе изумительный эпитет, но обратите внимание на аллитерацию: «густой мазутный бас». К сожалению, не записана страница, на которой есть насмешливо-злая фраза: «воровали под сурдинку». Сурдинка, вернее – сурдина, приспособление для уменьшения силы звука у смычковых и медных духовых инструментов. Стр. 158: «Будто в литавры ахнули». Литавры – инструмент симфонического и оперного оркестров. Стр. 165: «огрызнулась басовитая неприветливая тетка». На стр. 201 четвертой книги дается такая музыкальная характеристика артиллерийской канонады: «–Какую музыку-то? –А вот что на одних басах играет».

Музыкальность автора «Тихого Дона» воистину универсальна, она сказывается даже в такой мелочи, как описание аплодисментов: «Офицеры басисто захлопали в ладоши, и, глядя на них, неумело, негромко стали постукивать и казаки. От черных, выдубленных работой рук их звук получался сухой, трескучий, можно сказать – даже неприятный, глубоко противоположный той мягкой музыке аплодисментов, которую производили холеные подушечки барышень и дам, офицеров и учащихся…» (Третья книга, стр. 16). На стр. 82 читаем: «За спинами их баритонисто зарокотал пулемет…» Здесь, как минимум, автору надо уметь различать баритон с басом и тенором, а нам, читателям, следует восхититься изумительной аллитерацией: «баритонисто зарокотал». Стр. 103: «Не успели еще распахнуться дверцы пульмановского вагона, а капельмейстер уже свирепо взмахнул руками, и оркестр зычно дернул английский национальный гимн». Сколько музыкально-литературного соку и смаку в словах: «оркестр зычно дернул»! А «свирепо взмахнул руками»! Эти три слова – энциклопедия, и не только человек, далекий от музыки, даже сам Рахманинов или Скрябин не нарисуют тремя словами образ вечно пьяного или с похмелья армейского духовика-дирижера при исполнении особо ответственной профессиональной задачи! Теперь стр. 200: «…За Матвеевым курганом октавой бухнуло орудие». Даже иной музыкант не растолкует вам, как это – «октавой бухнуло»? Но кто профессионально пел, например, в церковном хоре, или руководил хором, знает, что существует довольно редкая разновидность баса – бас-октавист, то есть очень низкий бас, поющий октавой ниже обычного баса. Для человека, несведущего в хоровом пении, «бухнуло октавой» – пустые слова, для сведущего – блестящая метафора. Здесь следует вернуться к 1-й книге на страницы 36-38: «Эх, Гришка ваш дишкантит!». Дишкантит – значит поет дискантом, мальчишеским голосом. На церковных клиросах до сих пор партия сопрано именуется дискантом – атавизм времен, когда женщины в церковном хоре не пели.

Следующая фраза на той же странице лишь усиливает впечатление: «Густой полновесный звук вырвался из жерла комком и долго таял над степью…». И опять аллитерация: «густой полновесный звук». Еще одна страница третьей книги, стр. 244: «Орудийный гул могучей чужеродной гаммой вторгся и нарушил бледное очарование…» Ничего особенного, скажете? Как бы не так. Что такое гамма, знает каждый: до-ре-ми-фа-соль-ля-си, но ассоциировать гамму с орудийным гулом может далеко не каждый. Не может тот, кто не долбил часами эти занудные гаммы на скрипке, рояле, трубе или кларнете. Не сможет тот, кто долбил, но долбил медленно. И только музыканту, «гонявшему» их в стремительном темпе, может прийти мысль сравнить с гаммой гаммаобразный вой снаряда.

Еще одна музыкальная страница из четвертой книги окончательно «уличает» автора «Тихого Дона» в великолепном знании музыки. В седьмой главе седьмой части описывается, как есаул требовал от пленных музыкантов-красноармейцев исполнить «Боже, царя храни». Никто из них не знал мелодии гимна и дело запахло расстрелом. И вот:

«–Разрешите? Я могу исполнить. – И не дожидаясь согласия, приложил к дрожащим губам накаленный солнцем фагот.

Гнусавые тоскующие звуки, одиноко взметнувшиеся над просторным купеческим двором, заставили есаула гневно поморщиться. Махнув рукой, он крикнул:

–Перестать! Как нищего за … тянешь! Разве это музыка?»

Посмотрим, как много сведений об авторе можно извлечь из этого полуанекдотического абзаца. Во-первых, если автор и музыкант, то едва ли духовик, скорее пианист и певец. Дело в том, что прикладывают к губам такие духовые инструменты, как трубу, альт, баритон, тромбон, тубу, а такие инструменты, как кларнет, гобой и фагот – вкладывают в губы. Во-вторых, фагот – дорогой, хрупкий и очень громоздкий деревянный инструмент и в походном кавалерийском оркестре его не могло быть по двум причинам: попав на жаркое солнце или на мороз, он через три дня разлетелся бы на куски; способ звукоизвлечения на фаготе (двойная трость) неприемлем при движении хоть пешком, хоть верхом; музыкант-фаготист в несколько часов освоит относительно простую «альтушку», непременную составляющую любого духового оркестра и гораздо более полезную для него. Так что «накаленный солнцем фагот» – нонсенс. Но тогда почему – фагот? Почему такой прокол? Главное в этом эпизоде – характеристика звучания старого гимна: «Как нищего за … тянешь!». Автор статьи, сам музыкант-духовик, много лет зарабатывавший на пропитание игрой на кларнете и саксофоне, перебрал в уме тембры всех духовых инструментов симфонического и духового оркестров и не нашел ни одного гнусавого тембра, кроме тембра фагота, лучше всего подходившего под вышеприведенное определение исполнения «Боже, царя храни»! Отсюда следует, что познания автора «Тихого Дона» в музыке намного шире, чем можно заключить из вышеприведенного анализа, ибо, не зная специфических свойств инструментов, он великолепно знал и помнил их звучание. А для этого необходимо быть музыкантом самому и не один раз побывать в оперном театре или на выступлениях симфонического оркестра.

Рецензии

Музыкальный анализ впечатляющий. Вы как музыкант так разобрали эпизоды, сцены. Мне все же мне не хочется верить в подлог Шолохова, но сами статьи, особенно эта - просто блеск, настоящее литературное произведение, одновременно - пособие для незнающих.
"...прикладывают к губам такие духовые инструменты, как трубу, альт, баритон, тромбон, тубу, а такие инструменты, как кларнет, гобой и фагот – вкладывают в губы".
Хотя нет, столько сопоставлений, подетальные разборы Ваши. Наверное, был-таки белый офицер. Совсем другой культурный уровень автора вырисовывается. Вполне убедительны приведенные аргументы. Мрачная история.
С улыбкою,

VII Генерала Секретева, приехавшего в Вешенскую со штабными офицерами и сотней казаков личного конвоя, встречали хлебом-солью, колокольным звоном. В обеих церквах весь день трезвонили, как на пасху. По улицам разъезжали на поджарых, истощенных переходом дончаках низовские казаки. На плечах у них вызывающе синели погоны. На площади около купеческого дома, где отвели квартиру генералу Секретеву, толпились ординарцы. Луща семечки, они заговаривали с проходившими мимо принаряженными станичными девками. В полдень к генеральской квартире трое конных калмыков пригнали человек пятнадцать пленных красноармейцев. Позади шла пароконная подвода, заваленная духовыми инструментами. Красноармейцы были одеты необычно: в серые суконные брюки и такие же куртки с красным кантом на обшлагах рукавов. Пожилой калмык подъехал к ординарцам, праздно стоявшим у ворот, спешился, сунул в карман глиняную трубочку. - Наши красных трубачей пригнала. Понимаешь? - Чего ж тут понимать-то? - лениво отозвался толстомордый ординарец, сплевывая подсолнечную лузгу на запыленные сапоги калмыка. - Чего ничего - прими пленных. Наел жирный морда, болтай зря чего! - Но-но! Ты у меня поговоришь, курюк бараний, - обиделся ординарец. Но доложить о пленных пошел. Из ворот вышел дебелый есаул в коричневом, туго затянутом в талии бешмете. Раскорячив толстые ноги, картинно подбоченясь, оглядел столпившихся красноармейцев, пробасил: - Комиссаров музыкой ус-слаж-дали, рвань тамбовская! Откуда серые мундиры? С немцев поснимали, что ли? - Никак нет, - часто мигая, ответил стоявший впереди всех красноармеец. И скороговоркой пояснил: - Еще при Керенском нашей музыкантской команде пошили эту форму, перед июньским наступлением... Так вот и носим с той поры... - Поносишь у меня! Поносишь! Вы у меня поносите! - Есаул сдвинул на затылок низко срезанную кубанку, обнажив на бритой голове малиновый незарубцевавшийся шрам, и круто повернулся на высоких стоптанных каблуках лицом к калмыку: - Чего ты их гнал, некрещеная харя? За каким чертом? Не мог по дороге на распыл пустить? Калмык весь как-то незаметно подобрался, ловко сдвинул кривые ноги и, не отнимая руки от козырька защитной фуражки, ответил: - Командир сотни приказала гони сюда надо. - "Гони сюда надо"! - передразнил франтовый есаул, презрительно скривив тонкие губы, и, грузно ступая отечными ногами, подрагивая толстым задом, обошел красноармейцев: долго и внимательно, как барышник - лошадей, осматривал их. Ординарцы потихоньку посмеивались. Лица конвойных калмыков хранили всегдашнюю бесстрастность. - Открыть ворота! Загнать их во двор! - приказал есаул. Красноармейцы и подвода с беспорядочно наваленными инструментами остановились у крыльца. - Кто капельмейстер? - закуривая, спросил есаул. - Нет его, - ответили сразу несколько голосов. - Где же он? Сбежал? - Нет, убит. - Туда и дорога. Обойдетесь и без него. А ну, разобрать инструменты! Красноармейцы подошли к подводе. Смешиваясь с назойливым перезвоном колоколов, во дворе робко и нестройно зазвучали медные голоса труб. - Приготовиться! Давайте "Боже, царя храни". Музыканты молча переглянулись. Никто не начинал. С минуту длилось тягостное молчание, а потом один из них, босой, но в аккуратно закрученных обмотках, глядя в землю, сказал: - Из нас никто не знает старого гимна... - Никто? Интересно... Эй, там! Полувзвод ординарцев с винтовками! Есаул отбивал носком сапога неслышный такт. В коридоре, гремя карабинами, строились ординарцы. За палисадником в густо разросшихся акациях чирикали воробьи. Во дворе жарко пахло раскаленными железными крышами сараев и людским едким потом. Есаул отошел с солнцепека в тень, и тогда босой музыкант с тоской глянул на товарищей, негромко сказал: - Ваше высокоблагородие! У нас все тут - молодые музыканты. Старое не приходилось играть... Революционные марши все больше играли... Ваше высокоблагородие! Есаул рассеянно вертел кончик своего наборного ремешка, молчал. Ординарцы выстроились возле крыльца, ждали приказания. Расталкивая красноармейцев, из задних рядов поспешно выступил пожилой с бельмом на глазу музыкант; покашливая, спросил: - Разрешите? Я могу исполнить. - И, не дожидаясь согласия, приложил к дрожащим губам накаленный солнцем фагот. Гнусавые тоскующие звуки, одиноко взметнувшиеся над просторным купеческим двором, заставили есаула гневно поморщиться. Махнув рукой, он крикнул: - Перестать! Как нищего за... тянешь! Разве это музыка? В окнах показались улыбающиеся лица штабных офицеров и адъютантов. - Вы им похоронный марш закажите! - юношеским тенорком крикнул до половины свесившийся из окна молоденький сотник. Надсадный звон колоколов на минуту смолк, и есаул, шевеля бровями, вкрадчиво спросил: - "Интернационал", надеюсь, исполняете? Давайте-ка! Да не бойтесь! Давайте, раз приказываю. И в наступившей тишине, в полуденном зное, словно зовя на бой, вдруг согласно и величаво загремели трубные негодующие звуки "Интернационала". Есаул стоял, как бык перед препятствием, наклонив голову, расставив ноги. Стоял и слушал. Мускулистая шея его и синеватые белки прищуренных глаз наливались кровью. - От-ста-вить!.. - не выдержав, яростно заорал он. Оркестр разом умолк, лишь валторна запоздала, и надолго повис в раскаленном воздухе ее страстный незаконченный призыв. Музыканты облизывали пересохшие губы, вытирали их рукавами, грязными ладонями. Лица их были усталы и равнодушны. Только у одного предательская слеза сбежала по запыленной щеке, оставив влажный след... Тем временем генерал Секретев отобедал у родных своего сослуживца еще по русско-японской войне и, поддерживаемый пьяным адъютантом, вышел на площадь. Жара и самогон одурманили его. На углу против кирпичного здания гимназии ослабевший генерал споткнулся, упал ничком на горячий песок. Растерявшийся адъютант тщетно пытался поднять его. Тогда из толпы, стоявшей неподалеку, поспешили на помощь. Двое престарелых казаков под руки почтительнейше приподняли генерала, которого тут же всенародно стошнило. Но в перерывах между приступами рвоты он еще пытался что-то выкрикивать, воинственно потрясая кулаками. Кое-как уговорили его, повели на квартиру. Стоявшие поодаль казаки провожали его долгими взглядами, вполголоса переговаривались: - Эк его, болезного, развезло-то! Не в аккурате держит себя, даром, что генерал. - Самогонка-то на чины-ордена не глядит. - Хлебать бы надо не всю, какую становили... - Эк, сваток, не всякий вытерпит! Иной в пьяном виде сразу наберется и зарекается сроду не пить... Да ить оно как говорится: зарекалась свинья чегой-то есть, бежит, а их два лежит... - То-то и оно! Шумни ребятишкам, чтобы отошли. Идут рядом, вылупились на него, враженяты, как скажи, сроду они пьяных не видали. ...Трезвонили и самогон пили по станице до самых сумерек. А вечером в доме, предоставленном под офицерское собрание, повстанческое командование устроило для прибывших банкет. Высокий статный Секретев - исконный казак, уроженец одного из хуторов Краснокутской станицы - был страстным любителем верховых лошадей, превосходным наездником, лихим кавалерийским генералом. Но он не был оратором. Речь, произнесенная им на банкете, была исполнена пьяного бахвальства и в конце содержала недвусмысленные упреки и угрозы по адресу верхнедонцев. Присутствовавший на банкете Григорий с напряженным и злобным вниманием вслушивался в слова Секретева. Не успевший протрезвиться генерал стоял, опираясь пальцами о стол, расплескивая из стакана пахучий самогон; говорил, с излишней твердостью произнося каждую фразу: - ...Нет, не мы вас должны благодарить за помощь, а вы нас! Именно вы, это надо твердо сказать. Без нас красные вас уничтожили бы. Вы это сами прекрасно знаете. А мы и без вас раздавили бы эту сволочь. И давим ее и будем давить, имейте в виду, до тех пор, пока не очистим наголо всю Россию. Вы бросили осенью фронт, пустили на казачью землю большевиков... Вы хотели жить с ними в мире, но не пришлось! И тогда вы восстали, спасая свое имущество, свою жизнь. Попросту - спасая свои и бычиные шкуры. Я вспоминаю о прошлом не для того, чтобы попрекнуть вас вашими грехами... Это не в обиду вам говорится. Но истину установить никогда не вредно. Ваша измена была нами прощена. Как братья, мы пошли к вам в наиболее трудную для вас минуту, пошли на помощь. Но ваше позорное прошлое должно быть искуплено в будущем. Понятно, господа офицеры? Вы должны искупить его своими подвигами и безупречным служением тихому Дону, понятно? - Ну, за искупление! - ни к кому не обращаясь в отдельности, чуть приметно улыбаясь, сказал сидевший против Григория пожилой войсковой старшина и, не дожидаясь остальных, выпил первый. У него - мужественное, слегка тронутое оспой лицо и насмешливые карие глаза. Во время речи Секретева губы его не раз складывались в неопределенную блуждающую усмешку, и тогда глаза темнели и казались совсем черными. Наблюдая за войсковым старшиной, Григорий обратил внимание на то, что тот был на "ты" с Секретевым и держался по отношению к нему крайне независимо, а с остальными офицерами был подчеркнуто сдержан и холоден. Он один из присутствовавших на банкете носил вшитые погоны цвета хаки на таком же кителе и нарукавный корниловский шеврон. "Какой-то идейный. Должно, из добровольцев", - подумал Григорий. Пил войсковой старшина, как лошадь. Не закусывал и не пьянел, лишь время от времени отпускал широкий английский ремень. - Кто это, насупротив меня, рябоватый такой? - шепотом спросил Григорий у сидевшего рядом Богатырева. - А черт его знает, - отмахнулся подвыпивший Богатырев. Кудинов не жалел для гостей самогона. Откуда-то появился на столе спирт, и Секретев, с трудом окончив речь, распахнул защитный сюртук, тяжело опустился на стул. К нему наклонился молодой сотник с ярко выраженным монгольским типом лица, что-то шепнул. - К черту! - побагровев, ответил Секретев и залпом выпил рюмку спирта, услужливо налитую Кудиновым. - А это кто с косыми глазами? Адъютант? - спросил Григорий у Богатырева. Прикрывая ладонью рот, тот ответил: - Нет, это его вскормленник. Он его в японскую войну привез из Маньчжурии мальчишкой. Воспитал и отдал в юнкерское. Получился из китайчонка толк. Лихой черт! Вчера отбил под Макеевкой денежный ящик у красных. Два миллиона денег хапнул. Глянь-ка, они у него изо всех карманов пачками торчат! Повезло же проклятому! Чистый клад! Да пей ты, чего ты их разглядываешь? Ответную речь держал Кудинов, но его почти никто уже не слушал. Попойка принимала все более широкий размах. Секретев, сбросив сюртук, сидел в одной нижней рубашке. Голо выбритая голова его лоснилась от пота, и безупречно чистая полотняная рубашка еще резче оттеняла багровое лицо и оливковую от загара шею. Кудинов что-то говорил ему вполголоса, но Секретев, не глядя на него, настойчиво повторял: - Не-е-ет, извини! Уж это ты извини! Мы вам доверяем, но постольку поскольку... Ваше предательство не скоро забудется. Пусть это зарубят себе на носу все, кто переметнулся осенью к красным... "Ну и мы вам послужим постольку поскольку!" - с холодным бешенством подумал опьяневший Григорий и встал. Не надевая фуражки, вышел на крыльцо, с облегчением, всей грудью, вдохнул свежий ночной воздух. У Дона, как перед дождем, гомонили лягушки, угрюмовато гудели водяные жуки. На песчаной косе тоскливо перекликались кулики. Где-то далеко в займище заливисто и тонко ржал потерявший матку жеребенок. "Сосватала нас с вами горькая нужда, а то и на понюх вы бы нам были не нужны. Сволочь проклятая! Ломается, как копеечный пряник, попрекает, а через неделю прямо начнет на глотку наступать... Вот подошло, так подошло! Куда ни кинь - везде клин. А ить я так и думал... Так оно и должно было получиться. То-то казаки теперь носами закрутят! Отвыкли козырять да тянуться перед их благородиями", - думал Григорий, сходя с крыльца и ощупью пробираясь к калитке. Спирт подействовал и на него: кружилась голова, движения обретали неуверенную тяжеловесность. Выходя из калитки, он качнулся, нахлобучил фуражку, - волоча ноги, пошел по улице. Около домика Аксиньиной тетки на минуту остановился в раздумье, а потом решительно шагнул к крыльцу. Дверь в сени была не заперта. Григорий без стука вошел в горницу и прямо перед собой увидел сидевшего за столом Степана Астахова. Около печи суетилась Аксиньина тетка. На столе, покрытом чистой скатертью, стояла недопитая бутылка самогона, в тарелке розовела" порезанная на куски вяленая рыба. Степан только что опорожнил стакан и, как видно, хотел закусить, но, увидев Григория, отодвинул тарелку, прислонился спиной к стене. Как ни был пьян Григорий, он все же заметил и мертвенно побледневшее лицо Степана, и его по-волчьи вспыхнувшие глаза. Ошеломленный встречей, Григорий нашел в себе силы хрипловато проговорить: - Здорово дневали! - Слава богу, - испуганно ответила ему хозяйка, безусловно осведомленная об отношениях Григория с ее племянницей и не ожидавшая от этой нечаянной встречи мужа и любовника ничего доброго. Степан молча гладил левой рукою усы, загоревшихся глаз не сводил с Григория. А тот, широко расставив ноги, стоял у порога, криво улыбался, говорил: - Вот, зашел проведать... Извиняйте. Степан молчал. Неловкая тишина длилась до тех пор, пока хозяйка не осмелилась пригласить Григория: - Проходите, садитесь. Теперь Григорию уж нечего было скрывать. Его появление на квартире у Аксиньи объяснило Степану все. И Григорий пошел напролом: - А где же жена? - А ты... ее пришел проведать? - тихо, но внятно спросил Степан и прикрыл глаза затрепетавшими ресницами. - Ее, - со вздохом признался Григорий. Он ждал в этот миг от Степана всего и, трезвея, готовился к защите. Но тот приоткрыл глаза (в них уже погас недавний огонь), сказал: - Я послал ее за водкой, она зараз прийдет. Садись, подожди. Он даже встал - высокий и ладный - и подвинул Григорию стул, не глядя на хозяйку, попросил: - Тетка, дайте чистый стакан. - И - Григорию: - Выпьешь? - Немножко можно. - Ну, садись. Григорий присел к столу... Оставшееся в бутылке Степан разлил поровну в стаканы, поднял на Григория задернутые какой-то дымкой глаза. - За все хорошее! - Будем здоровы! Чокнулись. Выпили. Помолчали. Хозяйка, проворная, как мышь, подала гостю тарелку и вилку с выщербленным черенком. - Кушайте рыбку! Это малосольная. - Благодарствую. - А вы кладите на тарелку, угощайтесь! - потчевала повеселевшая хозяйка. Она была донельзя довольна тем, что все обошлось так по-хорошему, без драки, без битья посуды, без огласки. Суливший недоброе разговор окончился. Муж мирно сидел за общим столом с дружком жены. Теперь они молча ели и не смотрели друг на друга. Предупредительная хозяйка достала из сундука чистый рушник и как бы соединила Григория со Степаном, положив концы его обоим на колени. - Ты почему не в сотне? - обгладывая подлещика, спросил Григорий. - Тоже проведать пришел, - помолчав, ответил Степан, и по тону его никак нельзя было определить, серьезно он говорит или с издевкой. - Сотня дома небось? - Все в хуторе гостюют. Что ж, допьем? - Давай. - Будем здоровы! - За все доброе! В сенцах звякнула щеколда. Окончательно отрезвевший Григорий глянул исподлобья на Степана, заметил, как бледность снова волной омыла его лицо. Аксинья, закутанная в ковровый платок, не узнавая Григория, подошла к столу, глянула сбоку, и в черных расширившихся глазах ее плеснулся ужас. Задохнувшись, она насилу выговорила: - Здравствуйте, Григорий Пантелевич! Лежавшие на столе большие узловатые руки Степана вдруг мелко задрожали, и Григорий, видевший это, молча поклонился Аксинье, не проронив ни слова. Ставя на стол две бутылки самогона, она снова метнула на Григория взгляд, полный тревоги и скрытой радости, повернулась и ушла в темный угол горницы, села на сундук, трясущимися руками поправила прическу. Преодолев волнение, Степан расстегнул воротник душившей его рубахи, налил дополна стаканы, повернулся лицом к жене: - Возьми стакан и садись к столу. - Я не хочу. - Садись! - Я ж не пью ее, Степа! - Сколько разов говорить? - Голос Степана дрогнул. - Садись, соседка! - Григорий ободряюще улыбнулся. Она с мольбой взглянула на него, быстро подошла к шкафчику. С полки упало блюдечко, со звоном разбилось. - Ах, беда-то какая! - Хозяйка огорченно всплеснула руками. Аксинья молча собирала осколки. Степан налил и ей стакан доверху, и снова глаза его вспыхнули тоской и ненавистью. - Ну, выпьем... - начал он и умолк. В тишине было отчетливо слышно, как бурно и прерывисто дышит присевшая к столу Аксинья. - ...Выпьем, жена, за долгую разлуку. Что же, не хочешь? Не пьешь? - Ты же знаешь... - Я зараз все знаю... Ну, не за разлуку! За здоровье дорогого гостя Григория Пантелевича. - За его здоровье выпью! - звонко сказала Аксинья и выпила стакан залпом. - Победная твоя головушка! - прошептала хозяйка, выбежав на кухню. Она забилась в угол, прижала руки к груди, ждала, что вот-вот с грохотом упадет опрокинутый стол, оглушительно грянет выстрел... Но в горнице мертвая стояла тишина. Слышно было только, как жужжат на потолке потревоженные светом мухи да за окном, приветствуя полночь, перекликаются по станице петухи.

§ 5. Паронимы и их употребление

Паронимы (от греч. para - вблизи, около, опута - имя) - это слова, разные по значению, но сходные, близкие по звучанию. Например: абонемент - абонент, дипломат - дипломант -дипломник, человечный - человеческий, экскаватор - эскалатор и др.

Как правило, паронимами являются слова одного корня, родственные слова. Паронимический ряд составляют слова, принадлежащие к одной части речи. Например: представить - предоставить (глав); эффектность - эффективность (сущ.).

Так как паронимы сходны по звучанию, их иногда неправильно употребляют в речи. Чтобы не сделать ошибки, необходимо понимать, в чём заключается смысловое различие слов, знать, с какими словами они могут употребляться. Например: представить справку, отчёт, проект - предоставить слово, равные права, кредит; оплатить проезд - заплатить за проезд; одеть ребёнка - надеть пальто на ребёнка; эффективный метод - эффектный вид и т. д.

При затруднении в правильном выборе или употреблении слова нужно обращаться к толковым словарям и словарям паронимов.

17. Объясните разницу между словами в парах (для справок используйте словарь паронимов).

    Войти - взойти, вдохнуть - вздохнуть, деловой - деловитый, усвоить - освоить, неизмеримый - несоизмеримый, эффектный - эффективный, искусный - искусственный, одеть - надеть, главный - заглавный, командированный - командировочный, сшить - пошить.

18. Из слов в скобках выберите нужные. Аргументируйте свой выбор.

    1. На курсах Евстафьева сидела теперь со слабой, рассеянной мыслью, ничего не (осваивая, усваивая) из очередных лекций. (Плат.) 2. Попытки писать воспоминания вызывают неожиданно (глубинные, глубокие) пласты прошлого, память обостряется почти болезненно: голоса, звуки, запахи, люди... {Ахм.) 3. (Гнусавые, гнусные) тоскующие звуки, одиноко взметнувшиеся над (просторным, пространным) купеческим двором, заставили есаула (гневливо, гневно) поморщиться. (Шол.) 4. Человек, пишущий эти повести, стремится к правде, верит в силу разума, в (спасательную, спасительную) власть сердца и любит землю. (Пауст.) 5. Он вспомнил то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты (жестокости, жёсткости). (Л. Т.) 6. Он занимался лишь тем, что по нескольку раз за день начищал до (нестерпимого, нетерпимого) блеска свои сапоги. (Пауст.). 7. Иван Грозный (обосновал, основал) (единое, единственное) русское государство и (единую, единственную) государственность с новыми порядками и новыми задачами огромного размаха. (А.Н.Т.) 8. В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на (гордость, гордыню) жертвы. (Л. Т.)

19. Выберите из скобок существительные, подходящие по смыслу к каждому из прилагательных.

    Гарантийный, гарантированный (работа, паспорт, ремонт, мастерская, срок). Генеральный, генеральский (сражение, план, чин, директор, погоны, уборка квартиры). Земляной, землистый, земельный (цвет лица, участок, холм). Защитительный, защитный (речь, панцирь, приспособление, аргумент, насаждение). Гармоничный, гармонический (человек, общество, ряд, колебание, ансамбль, спектакль). Ледовый, ледяной (покров, крыша, ветер, взгляд, голос).

20. Лингвистическое наблюдение. Паронимы могут выступать в художественном тексте как средство выразительности. А могут в нашей речи стать причиной недоразумений и ошибок. Понаблюдайте за своей устной речью и речью ваших одноклассников. Встречаются ли в ней ошибки на употребление паронимов. Пользуясь словарём паронимов, составьте для своих одноклассников тест на смыслоразличение паронимов. Насколько хорошо ваши одноклассники справились с предложенными заданиями?

Ординарцы выстроились возле крыльца, ждали приказания. Расталкивая красноармейцев, из задних рядов поспешно выступил пожилой с бельмом на глазу музыкант; покашливая, спросил:

– Разрешите? Я могу исполнить. – И, не дожидаясь согласия, приложил к дрожащим губам накаленный солнцем фагот.

Гнусавые тоскующие звуки, одиноко взметнувшиеся над просторным купеческим двором, заставили есаула гневно поморщиться. Махнув рукой, он крикнул:

– Перестать! Как нищего за … тянешь! Разве это музыка?

В окнах показались улыбающиеся лица штабных офицеров и адъютантов.

– Вы им похоронный марш закажите! – юношеским тенорком крикнул до половины свесившийся из окна молоденький сотник.

Надсадный звон колоколов на минуту смолк, и есаул, шевеля бровями, вкрадчиво спросил:

– «Интернационал», надеюсь, исполняете? Давайте-ка! Да не бойтесь!

Давайте, раз приказываю.

И в наступившей тишине, в полуденном зное, словно зовя на бой, вдруг согласно и величаво загремели трубные негодующие звуки «Интернационала».

Есаул стоял, как бык перед препятствием, наклонив голову, расставив ноги. Стоял и слушал. Мускулистая шея его и синеватые белки прищуренных глаз наливались кровью.

– От-ста-вить!.. – не выдержав, яростно заорал он.

Оркестр разом умолк, лишь валторна запоздала, и надолго повис в раскаленном воздухе ее страстный незаконченный призыв.

Музыканты облизывали пересохшие губы, вытирали их рукавами, грязными ладонями. Лица их были усталы и равнодушны. Только у одного предательская слеза сбежала по запыленной щеке, оставив влажный след…

Тем временем генерал Секретев отобедал у родных своего сослуживца еще по русско-японской войне и, поддерживаемый пьяным адъютантом, вышел на площадь. Жара и самогон одурманили его. На углу против кирпичного здания гимназии ослабевший генерал споткнулся, упал ничком на горячий песок.

Растерявшийся адъютант тщетно пытался поднять его. Тогда из толпы, стоявшей неподалеку, поспешили на помощь. Двое престарелых казаков под руки почтительнейше приподняли генерала, которого тут же всенародно стошнило. Но в перерывах между приступами рвоты он еще пытался что-то выкрикивать, воинственно потрясая кулаками. Кое-как уговорили его, повели на квартиру.

Стоявшие поодаль казаки провожали его долгими взглядами, вполголоса переговаривались:

– Эк его, болезного, развезло-то! Не в аккурате держит себя, даром, что генерал.

– Самогонка-то на чины-ордена не глядит.

– Хлебать бы надо не всю, какую становили…

– Эк, сваток, не всякий вытерпит! Иной в пьяном виде сразу наберется и зарекается сроду не пить… Да ить оно как говорится: зарекалась свинья чегой-то есть, бежит, а их два лежит…

– То-то и оно! Шумни ребятишкам, чтобы отошли. Идут рядом, вылупились на него, враженяты, как скажи, сроду они пьяных не видали.

…Трезвонили и самогон пили по станице до самых сумерек. А вечером в доме, предоставленном под офицерское собрание, повстанческое командование устроило для прибывших банкет.

Высокий статный Секретев – исконный казак, уроженец одного из хуторов Краснокутской станицы – был страстным любителем верховых лошадей, превосходным наездником, лихим кавалерийским генералом. Но он не был оратором. Речь, произнесенная им на банкете, была исполнена пьяного бахвальства и в конце содержала недвусмысленные упреки и угрозы по адресу верхнедонцев.

Присутствовавший на банкете Григорий с напряженным и злобным вниманием вслушивался в слова Секретева. Не успевший протрезвиться генерал стоял, опираясь пальцами о стол, расплескивая из стакана пахучий самогон; говорил, с излишней твердостью произнося каждую фразу:

– …Нет, не мы вас должны благодарить за помощь, а вы нас! Именно вы, это надо твердо сказать. Без нас красные вас уничтожили бы. Вы это сами прекрасно знаете. А мы и без вас раздавили бы эту сволочь. И давим ее и будем давить, имейте в виду, до тех пор, пока не очистим наголо всю Россию. Вы бросили осенью фронт, пустили на казачью землю большевиков…

Вы хотели жить с ними в мире, но не пришлось! И тогда вы восстали, спасая свое имущество, свою жизнь. Попросту – спасая свои и бычиные шкуры. Я вспоминаю о прошлом не для того, чтобы попрекнуть вас вашими грехами…

Это не в обиду вам говорится. Но истину установить никогда не вредно. Ваша измена была нами прощена. Как братья, мы пошли к вам в наиболее трудную для вас минуту, пошли на помощь. Но ваше позорное прошлое должно быть искуплено в будущем. Понятно, господа офицеры? Вы должны искупить его своими подвигами и безупречным служением тихому Дону, понятно?

– Ну, за искупление! – ни к кому не обращаясь в отдельности, чуть приметно улыбаясь, сказал сидевший против Григория пожилой войсковой старшина и, не дожидаясь остальных, выпил первый.

У него – мужественное, слегка тронутое оспой лицо и насмешливые карие глаза. Во время речи Секретева губы его не раз складывались в неопределенную блуждающую усмешку, и тогда глаза темнели и казались совсем черными. Наблюдая за войсковым старшиной, Григорий обратил внимание на то, что тот был на «ты» с Секретевым и держался по отношению к нему крайне независимо, а с остальными офицерами был подчеркнуто сдержан и холоден. Он один из присутствовавших на банкете носил вшитые погоны цвета хаки на таком же кителе и нарукавный корниловский шеврон. «Какой-то идейный.

Должно, из добровольцев», – подумал Григорий. Пил войсковой старшина, как лошадь. Не закусывал и не пьянел, лишь время от времени отпускал широкий английский ремень.

– Кто это, насупротив меня, рябоватый такой? – шепотом спросил Григорий у сидевшего рядом Богатырева.

– А черт его знает, – отмахнулся подвыпивший Богатырев.

Кудинов не жалел для гостей самогона. Откуда-то появился на столе спирт, и Секретев, с трудом окончив речь, распахнул защитный сюртук, тяжело опустился на стул. К нему наклонился молодой сотник с ярко выраженным монгольским типом лица, что-то шепнул.

– К черту! – побагровев, ответил Секретев и залпом выпил рюмку спирта, услужливо налитую Кудиновым.

– А это кто с косыми глазами? Адъютант? – спросил Григорий у Богатырева.

Прикрывая ладонью рот, тот ответил:

– Нет, это его вскормленник. Он его в японскую войну привез из Маньчжурии мальчишкой. Воспитал и отдал в юнкерское. Получился из китайчонка толк. Лихой черт! Вчера отбил под Макеевкой денежный ящик у красных. Два миллиона денег хапнул. Глянь-ка, они у него изо всех карманов пачками торчат! Повезло же проклятому! Чистый клад! Да пей ты, чего ты их разглядываешь?

Ответную речь держал Кудинов, но его почти никто уже не слушал. Попойка принимала все более широкий размах. Секретев, сбросив сюртук, сидел в одной нижней рубашке. Голо выбритая голова его лоснилась от пота, и безупречно чистая полотняная рубашка еще резче оттеняла багровое лицо и оливковую от загара шею. Кудинов что-то говорил ему вполголоса, но Секретев, не глядя на него, настойчиво повторял:

– Не-е-ет, извини! Уж это ты извини! Мы вам доверяем, но постольку поскольку… Ваше предательство не скоро забудется. Пусть это зарубят себе на носу все, кто переметнулся осенью к красным…

«Ну и мы вам послужим постольку поскольку!» – с холодным бешенством подумал опьяневший Григорий и встал.

Не надевая фуражки, вышел на крыльцо, с облегчением, всей грудью, вдохнул свежий ночной воздух.

У Дона, как перед дождем, гомонили лягушки, угрюмовато гудели водяные жуки. На песчаной косе тоскливо перекликались кулики. Где-то далеко в займище заливисто и тонко ржал потерявший матку жеребенок. «Сосватала нас с вами горькая нужда, а то и на понюх вы бы нам были не нужны. Сволочь проклятая! Ломается, как копеечный пряник, попрекает, а через неделю прямо начнет на глотку наступать… Вот подошло, так подошло! Куда ни кинь – везде клин. А ить я так и думал… Так оно и должно было получиться. То-то казаки теперь носами закрутят! Отвыкли козырять да тянуться перед их благородиями», – думал Григорий, сходя с крыльца и ощупью пробираясь к калитке.

Поделиться: