При создании использованы материалы Пакшеньгского музея

Помните, через года, через века, помните,

Какой ценой завоевано счастье, пожалуйста, помните.

Из Пакшеньги за 1941-45 года ушли на фронт 293 человека. Из них 143 не вернулись.

Кто же те герои, ушедшие защищать нашу страну? Мы должны гордиться нашими земляками, теми кто погиб, и теми кто вернулся домой.

Мы гордимся теми кто дошел до Берлина в звании или офицеров или рядовых. Мы храним память о Шаманине Федоре Афанасьевиче, получившем звание генерала.
Вспомним рядового Кузьмина Павла Сергеевича, дошел до Берлина, расписался на рейхстаге, рядового Грачева Ивана Андреевича, дошел до Берлина, и всех, кто принимал участие в Великой Отечественной войне. Так же заслуживает уважения Шаманин Степан Иванович, который был комендантом в Берлине.

Зиновьев Василий Павлинович

Воспоминания Зиновьева В. П.

«Из Свободного меня направили в город Хабаровск на Матвеевский аэродром, у Красной речки- границы с Китаем, на курсы воздушных стрелков радистов. Курсы и всю школу вместе с Иркутской перевели в Москву, во Внуково. Но на радиста мне не пришлось учиться, я очень мало знал по радиотехнике.

По прибытию на Внуковский аэродром я был назначен мотористом к командиру полка Герою Советского Союза майору Таран. В первый день моего поступления в его расположение мы вылетели в Югославию к партизанам Тито. В Москву в госпиталь партизанского штаба с фронта самолетом было доставлено 17 человек тяжело раненых.

Таких полетов у меня было 4 – из них два полета в Болгарию. Потом мы обслуживали партизан, находящихся по направлению 3-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов.

Был один неприятный случай. Прилетели на временный аэродром, около Познани, на ночь. Я остался в самолете (я уже летал борт-проводником). Ночь была лунная, проснулся от случайного выстрела из посадки лесонасаждения за самолетами. Я сразу понял, что нужно бить тревогу. В заднем отсеке самолета было установлено с обеих сторон по одному пулемету Шкасс (800 выстрелов в минуту). Вот я и взялся за работенку, подчивать свинцовым душем власовцев. Потом у меня кончились патроны, но в кабине самолета был установлен крупнокалиберный пулемет с трассирующими разрывными патронами – пришлось пустить и его в действие, пока не пришла помощь. Бандиты были отбиты моим огнем из пулеметов. На месте боя их осталось более 30, а раненых не пришлось считать, их вынесли свои же и расстреляли в полосе лесонасаждений. Я ранен не был, но самолет мой пострадал, его отремонтировали и через два дня мы были в Москве.

После этого я был направлен в Союзную Контрольную комиссию в Финляндию, в распоряжение командующего Ленинградским Военным округом к Жданову, где пробыл 2 года 4 месяца».

Лодыгин Евгений Васильевич

Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г.

«К началу Великой Отечественной войны я жил в Ташкенте и занимал должность бухгалтера управления лесами при Совете Министров Узбекской СССР. Когда стало известно о вероломном нападении Германии, я, не ожидая повестки, 22 июня пошел в военкомат.

Я был уверен, что офицер запаса в звании младший лейтенант, да еще артиллерист будет нужен армии. Меня направили 24 июня в 950-й артиллерийский полк 389 дивизии. С этой дивизией я прошел большой путь и занимал разные должности. Был командиром огневого взвода, старшим на батарее, помощником командира батареи, начальником разведки и командиром батареи.

Самым тяжелым был август-сентябрь 1942 года, когда мы всеми силами старались не пропустить немцев к Грознинской и Бакинской нефти. В ноябре 1942 г. наши войска под Орджоникидзе перешли в наступление, и теперь мы шли только вперед, освобождая все новые и новые районы. Новый, 1943 год мы встретили на горном перевале при переходе на Севастополь. После освобождения Краснодара наша дивизия вела бои в Кубанских плавнях с тем, чтобы захватить Темрюк.

Этот участок в военных сводках назывался «Голубая линия». Дальше были Керченский пролив, Керчь, Симферополь. 14 апреля 1944 г. освободили Севастополь. В конце декабря 1944 г., имея звание капитана, я был откомандирован на формирование 9-ой армии прорыва, которая была включена в состав 3-го Украинского фронта. 20 марта 1945 г. армия была введена в бой на озере Болотон. А затем мы брали город за городом. За взятие Вены был награжден орденом Красной Звезды.

После капитуляции Германии я еще 4 месяца находился за границей. 12 августа 1946 г. я был демобилизован в должности гвардии майора. В партию вступил в Кубанских плавнях в 1943 г. в марте месяце.

"ГОЛУБАЯ ЛИНИЯ"

Войска Северо-Кавказского фронта перейдя в ноябре 1942 года в решительное наступление и преследуя отступающие гитлеровские орды прошли с боями от предгорий Кавказа к февралю 1943 года свыше 600 км, а 12 февраля 1943 года, в результате решительной атаки освободили город Краснодар.

Потеря Краснодара была тяжелым ударом для гитлеровцев, но отступая от Краснодара, немецкие полчища закрепились на подступах к Таманскому полуострову, на заранее построенном оборонительном рубеже, получившем наименование «Голубая линия».

Само наименование оборонительного рубежа «Голубая линия» исходит из того, что передний край обороны проходил по берегам рек Курка, Адагум, Кубанским плавням и многочисленным прикубанским лиманам, представляющим труднопроходимую местность.

Перед войсками Северо-Кавказского фронта стояла задача – сломить оборону противника и разгромить его на Таманском полуострове.

Наша 389 стрелковая дивизия под командованием полковника Л. А. Колобова действовала в самом центре Голубой линии против станиц Киевская, Кеслярово и хутор Адагумский, тогда как гитлеровские войска, стоящие против 389 С Д, занимали сильно укрепленный рубеж, проходящий на господствующих высотах, с которых просматривалось наше расположение.

Наши наступательные боевые действия сковывала труднопроходимая болотистая местность, кубанские плавни, заросшие непроходимым камышом и широкие прикубанские лиманы.

Из залегающих грунтовых вод у самой поверхности земли нам нельзя было вырыть даже неглубокий окопчик. Укрытия для артиллерийских орудий, снарядов и для личного состава устраивались насыпные в предварительно сплетенных из таловых прутьев ограждениях.

Гаубицы и пушки устраивались на деревянном настиле, а наблюдательные пункты «НП», размещались на отдельно стоящих, высоких деревьях среди плавней.

На передовые наблюдательные пункты «Н П», расположенные на берегу реки Адагум можно было попасть только в лодке, через постоянно простреливаемый прицельным огнем лиман.

Лично мне, выполняющему в ту пору должность начальника разведки первого дивизиона 950 артиллерийского полка 389 СД и командира батареи, неоднократно поручалось выполнение боевого задания по корректировке огня артиллерийских батарей с передовых наблюдательных пунктов, на которых бессменно работали и несли службу в течение 6-7 дней. Это были сложные и ответственные задания командования.

Самым преданным и верным помощником в выполнении этих заданий был весельчак разведчик, сержант И.М.Шляхтин, в последующем геройски погибший от пули немецкого снайпера почти под самым Берлином.

В кратком очерке-воспоминании нет возможности описать мешающие причины для быстрого разгрома гитлеровских войск на Голубой линии, но долгожданный и решающий момент наступил в первой половине сентября 1943 года.

Маршал Советского Союза А. А. Гречко в своей книге «Битва за Кавказ» на 381 странице пишет –

«С утра 12 сентября 9-ая армия силами 11-го стрелкового корпуса начала наступление на Кеслерово. Гитлеровцы занимали в этом районе сильные позиции на высотах. Четыре дня продолжались бои на подступах к этому важному населенному пункту. И все же, несмотря на ожесточенное сопротивление врага, части 389-ой стрелковой дивизии под командованием полковника Л. А. Колобова, совершив искусный маневр, 16 сентября ворвались в столицу Кеслерово».

Голубая линия обороны противника сломлена, и развивая наступление 19 сентября овладели станицей Варениковской. Впереди город Темрюк.

Многие воины погибли в этой операции.

Вечная слава погибшим в боях за освобождение нашей Родины! Майор в отставке Лодыгин Е.В.

Дорогие ребята, дорогие мои земляки- пионеры и комсомольцы!
За четыре военных года нашим 950 и 407 артиллерийским полкам, прошедшим с боями от предгорий Кавказа до Чехословакии приходилось участвовать во многих крупных сражениях как на территории своей страны, так и в Венгрии, Австрии и Чехословакии.
Описать их в маленькой заметке очень трудно и я лучше расскажу Вам о выполнении одного маленького задания, которое имело большое последствие и рассказ этот назовем…
«Офицер связи»
По штатному расписанию дивизии, постоянной штатной должности «офицер связи» не существует и для выполнения поручений по доставке секретных, письменных приказов и распоряжений назначается ежедневно в штаб дивизии из подчиненных полков офицер связи с небольшой группой солдат для охраны и сопровождения.

Мне, еще будучи «старшим на батарее» в 1-м дивизионе 950 артиллерийского полка 389 стрелковой дивизии пришлось выполнять в конце августа 1942 года службу офицера связи при штабе дивизии. В то время наша дивизия занимала широкий участок фронта по правому берегу реки Терек ниже Моздока в районе станица Ищерская - аул Бено- Юрт и преграждала путь фашистким полчищам, рвущимся к Грозненской и Бакинской нефти. Положение на фронте нашего участка было очень тяжелое - Грозненский нефтеносный район был охвачен огнем пожаров, возникших от усиленных бомбежек с воздуха.

Доложив о прибытии в штаб дивизии для несения службы «офицера связи» я, был предупрежден Начальником оперативного отдела - быть готовым в любую минуту к выполнению боевой задачи.

Мы с группой солдат - разведчиков бодрствовали у боевых, оседланных лошадей в ожидании приказа, и вот глухой, темной, южной ночью около 24 часов мне был вручен срочный, секретный пакет, который надлежало доставить на левый фланг дивизии в район Бено Юрт, где немецкое командование сосредоточило большие силы для форсирования реки Терек. Надо было срочно упредить командование о готовящейся угрозе.

К восходу солнца мы были уже близки к командному пункту, но нас начали преследовать два немецких истребителя «Мессершмидт», которые как стервятники пикировали над нами и с бреющего полета обстреливало из пулеметов.

Несмотря на угрожаемую опасность, мы, используя складки местности и промоины в террасах продолжали скакать в заданном аллюре, а перед самым Бено Юртом на нас было выведено звено пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс», которое сбросило весь бомбовой груз, да еще на втором заходе обстреляло из пулеметов и пушек.

Благодаря выносливости и выучке лошадей, смелости и находчивости сопровождающих разведчиков, мы точно в установленный срок и без потерь доставили секретный пакет.

Позднее нам стало известно, что этим пакетом упреждался замысел врага по форсированию реки Терек и наши славные части, входящие в состав 389 СД в смелой и решительной контратаке не только сорвали замысел врага, но и нанесли значительные потери в живой силе и технике.

На рапорте о выполнении задания моим сопровождающим солдатам разведчикам т. т. Гундареву и Красильникову командование объявило благодарность и мы в радостном возвратились в свой дивизион, занимающий позиции в Верхнем Науре против станицы Ищерская и Наурская

Хорошие ребята!
Благодарю Вас за присланное поздравление с 31-й Годовщиной Победоы советского народа на фашисткой Германией в Великой Отечественной войне 1941- 1945 годов.
Желаю Вам больших успехов в учебе и труде. Лодыгин.

Лодыгин Федор Васильевич

Дорогие уважаемые учащиеся Пакшеньгской школы, комсомольцы пионеры, дорогие мои земляки!

Во первых спешу сообщить, что ваше письмо получил за которое сердечное вам ребята спасибо.

С удовлетворением выполняю Вашу просьбу. Только, что я Вам мои юные друзья могу рассказать о себе, ибо мой боевой путь по дорогам минувшей войны, как и у всех советских людей старшего поколения, испытавших ужасы войны, он был не из легких.

Когда сейчас, спустя почти тридцать лет, после окончания войны, думаешь о минувших событиях, в памяти ярко встает прошлое, пережитое - и горести неудач и радость побед. Вспоминается и 1941 год, когда враг стоял на подступах Москвы, у стен Ленинграда, рассчитывая на легкую победу. Но он понес под Москвой, а затем на Волге и других битвах тяжелые поражения инее смог спасти свою имперскую столицу от падения. Под обломками поверженного Берлина было погребено фашистское государство, вместе с преступником Гитлером.

Какой зато назидательный урок! От первых неудач начального периода войны к полной капитуляции побежденного врага, гитлеровской германии – такой великий путь нашей армии в минувшей войне.

Это ли не выдающийся исторический пример. Вот что значит выдающиеся идеи ленинизма, воплотившиеся в могучем социалистическом строе Советского государства.

Пройдут века, но никогда не изгладится в памяти грядущих поколений героический подвиг советского народа и его Вооруженных сил, разгромивших гитлеровскую Германию в Великой Отечественной войне.

Через все битвы и сражения, через трудности и невзгоды прошли героические воины Советской Армии. Многие из них пали смертью храбрых на полях войны, в том числе более ста двадцати сложили головы и наши земляки. Их ратный подвиг будут чтить благодарные потомки.

Дорогие земляки, мои юные друзья!

Мне очень трудно рассказывать Вам о себе, да как то и не совсем удобно. Почти с первых дней войны я был на фронте. С 26 июня 1941 года мне довелось участвовать исключительно в тяжелых оборонительных боях на Северо – западном направлении под городом Псков, Луга и на дальних подступах Ленинграда, 1942 – июнь 1943 года Карельский фронт, 1943-1945 в составе 2- Украинского фронта довелось участвовать во многих крупных наступательных операциях по освобождению Советской Украины, такие как: Корсунь – Шевченковская операция, освобождение Советской Молдавии: Окружение и ликвидация Кишиневско – Ясской группировки, освобождение Румынии.

В состав третьегоУкраинско фронта довелось участвовать в боях по освобождению Венгрии: Будапештская и Балатонская операции, и наконец Венская, упорные бои за освобождение Австрийской столицы Вены. В этих боях 4 апреля 1945 года я получил третье по счету тяжелое ранение в голову.15 апреля 1945 года наш войска взяли город Вену.

Таким образом из очень краткого перечисления крупнейших событий войны, пришлось многое видеть и знать, но даже если бы я рассказал о бо всех годах войны, пережитых мною, все равно это были бы только некоторые страницы этой огромной летописи Великой Отечественной войны.

Дорогие юные друзья!

С каждым годом все дальше в глубь истории уходят события Великой Отечественной войны. Но для тех, кто воевал, кто полной чашей испил и горечь отступления и радость наших великих побед, эти события никогда не изгладятся из памяти, навсегда останутся живыми и близкими.

В условиях нашего города Вологды, в многочисленных школах, учащиеся, комсомольцы, пионеры проводят большую работу, организованы кружки красных следопытов, а в ряде школ созданы музеи боевой славы. Вот например 32-я школа не давно оформила ряд неплохих стендов, на которых наглядно изображен боевой путь нашей прославленной 111-24 Гв. Краснознаменной стр. дивизии, которая формировалась в Вологде, и отсюда, в начале войны, ушла на фронт, в составе этой дивизии я получил первое боевое крещение. Безусловно, мы ветераны войны, над своей подшефной школой, держим повседневный контроль, поддерживаем тесную связь и оказываем посильную помощь. И в результате мы получаем не плохие результаты в военно – патриотической работе. В заключении, дорогие земляки, я Вам желаю успехов в этом большем очень важном деле.

Вот 1-3 июля 1973 года у нас в Вологде состоялась незабываемая встреча ветеранов нашего соединения, посвященная этой встрече была опубликована в нашей областной газете «Красный север» целая страница, на которой показан боевой путь нашей дивизии, и фотография ветеранов, тут есть и автор данного письма. И еще вам высылаю самую свежую статью, тоже из нашей газеты от 4 апреля 75 года. В день 30-годовшиы освобождения Венгрии. В этой небольшой статье. я описал небольшой эпизод одного из боев. в районе не далеко от озера Балатон, в марте месяце 1945 года. И еще Вам высылаю свою фотографию, на память моим юным друзьям – дорогим землякам.

Желаю всему педагогическому коллективу, техническому персоналу и всем учащимся крепкого здоровья, больших творческих успехов в работе, хороших показателей в учебе. Всего Вам доброго, дорогие земляки.

С сердечным приветом Ваш земляк ветеран войны, майор в отставке Ф. Лодыгин. 08.04.75.

Дорогие ребята!

Великую Отечественную войну я закончил в должности командира минометной роты, в звании гвардии старшего лейтенанта в составе 204 гв. стрелкового полка 69-й гв. краснознаменной стрелковой дивизии, 3-го Украинского фронта.

Я уже отмечал, что 4-го апреля 1945 года в боях за Вену был тяжело ранен в голову. После продолжительного лечения в госпитале в сентябре месяце 1945 года для дальнейшего продолжения службы был передан в войска МВД, позднее в органы МВД в которых служил до 25 мая 1959 года. Демобилизован по болезни.В настоящее время нахожусь на пенсии, работаю в Вологодском райвоенкомате. За период Великой Отечественной войны за образцовое выполнение боевых заданий на фронте был награжден тремя орденами Советского Союза, медалью за отвагу, медалью за боевые заслуги, медалью 1-й степени за двадцать лет безупречной службы и еще шестью разными медалями, всего 12 Правительственных наград, в том числе три награды уже получены в мирные годы.

08.04.1975 года

Горбунов Михаил Иванович

В Советскую Армию призвали в ноябре 1943 года в возрасте 17 лет. Член ВЛКСМ с 1942 года. Служба начиналась с учебы, сначала в городе Северодвинске, а затем в при фронтовой полосе, в Смоленской области. По специальности артиллерист, истребительно-противотанковой артиллерии. Первые бои принял весной 1944 года в Белоруссии (кинофильм «Освобождение» если смотрели, примерно так и было) Для нашей части бои прошли с большими потерями в технике и живой силе Но враг не прошел и был уничтожен. Наша батарея потеряла все 4 орудия, из 62 человек осталось нас 6 человек.

После этих боев нас отвели в тыл на переформирование и пополнение в Брянскую область в город Карачев. Попал я в 283 Гвардейский истребительно-противотанковый полк, который был переброшен на формировку и пополнение из Крыма, после его освобождения. После, по моему, нас перевели в состав12 го танкового корпуса, 2-й танковой армии, который стоял в обороне, в Польше.

Форсировали реку Вислу (Магнушевский плацдарм) и начали подготовку к решающему штурму Берлина и окончательному разгрому фашистской Германии. До половины января 1945 года сильных боев не было, были перестрелки и кое-когда контратаки с обеих сторон

15 января 1945 года началось решающее наступление за окружение Варшавы. Предварительно была проведена артиллерийская подготовка в течении двух с половиной часов, было выпущено по обороне противника более миллиона снарядов и мин разного калибра 1 января прорывом в тыл врага была отрезана и взята Варшава Нашему полку было присвоено имя «Варшавский». Наш танковый корпус был корпусом прорыва, мы действовали в тылу врага на глубину до 100 км, наводили панику, захватывали мосты, железнодорожные узлы. И так с боями дошли до устья Одера, взяли город Альдам. До этого наш полк под городом Бранденбургом попал в окружение, у нас кончились боеприпасы, были большие потери, в течении двух недель мы отбивались и всё же вышли из окружения подбив несколько танков и уничтожив несколько сот вражеских солдат. Здесь я получил контузию и был представлен к ордену Славы 3-й степени. Самое примечательное это бой за Берлин. Мы начали наступать с плацдарма на реке Одер. До Берлина было 60-70 км.. Но эти бои были самые трудные. Много было потеряно боевых товарищей. 18 апреля 1945 года мы подошли к Берлину. Центр стал досягаем для нашей артиллерии. Начался штурм. Бои шли за каждый дом. Наступление нашего корпуса проходило с севера - востока. На пути были Селезский вокзал, тюрьма Моабит, квартал Шарлоттенбург, и рядом логово Гитлера, рейхстаг. Под огнем врага форсировали реку Шпрее, переправили орудие и стали продвигаться к вокзалу. Пришлось поднять орудие на 4-й этаж и обстреливать врага с высоты. Рядом была тюрьма Маобит, нам запретили по ней бить. Там сидели лучшие люди-коммунисты антифашисты (там замучили Тельмана). Особенно нам трудно пришлось в квартале Шарлоттенбург, у станции метро, нас атаковали несколько раз эсэсовцы, они появлялись из метро и даже из подземных канализационных колодцев. У нас тут был выведен весь орудийный расчет, я остался один (с крыши дома сбросили связку гранат).Это было 1 мая. НА 2 мая была объявлена капитуляция Берлинского гарнизона - это победа, что тут было?! Дожили, победили - на словах не передать. В мемуарах книги одного крупного военачальника есть слова: особенно самоотверженно сражались артиллеристы 283 полка в битве за Берлин - а это мы. Наш полк имел огромные заслуги и именовался так- 283 гвардейский истребительно - противотанковый, Варшавский, Орденов Красного знамени, Суворова и Кутузова полк. Я же скромный труженик войны имею награды: ордена – Красной звезды, Славы 3 степени. Медали – за освобождение Варшавы, за взятие Берлина, за победу над Германией,30 лет Советской армии и флота, 20 лет победы над Германией, 25 лет победы над Германией, 50 лет Советской армии и флота, 30 лет победы над Германией.

Прошло 30 лет, подробности стерлись из памяти. С уважением дядя Миша.

Шаманин Григорий Александрович

Здравствуйте, Лидия Ивановна.

Получил Ваше письмо и вот отвечаю.

Я, Шаманин Григорий Александрович родился в деревне Мараконской, в семье Шаманина Александра Александровича, 27 января 1915 года.

Из Пакшеньги уехал осенью 1929 года и поступил в Вельскую Лесхимшколу. В1932 году окончил и поступил на работу в Вельский лесхимсоюз. В1934 году по решению райкома комсомола был отправлен на лесосплав и с июня по октябрь 1934 работал секретарем комитетам ВЛКС на Бобровской Запани (это 40 км выше города Архангельска) По окончанию работы на Запани решением Архангельского горкома комсомола был направлен в политотдел Севморфлота, где с 1 октября 1934 по 15 сентября 1935 работал секретарем комитета ВЛКСМ северной морской Дноуглубительной базы.

В сентябре 1935 по специальному набору был призван в вооруженные силы СССР и направлен в Пермское военное училище летчиков, которое окончил в ноябре 1937 года и был направлен в ВВС Тихоокеанского флота. В декабре 1939 был направлен в краснознаменный балтийский флот.

Участвовал в войне с финнами в составе 122 отдельной эскадрилий рядовым летчиком. После войны уехал на Дальний восток, где продолжал летать до лета 1944.

В 1944 был направлен на северный флот, где участвовал в боях с немцами командиром эскадрилий. По окончании войны, в июне 1945 года был направлен на Дальний восток в ВВС ТОФ, где участвовал в войне с Японией. После окончания войны в ВВС ТОФ служил до сентября 1948 года. В сентябре 1948 года поступил в Военно – Воздушную Академию (сейчас академия имени Гагарина) Окончил ее в 1952 и был направлен в ВВС черноморского флота. С 1952 по 1956 служил начальником штаба авиационного полка, с 1956 по 1960 командиром полка. Демобилизован в запас вооруженных сил в ноябре 1960 года, полковником.

1) 2 Ордена Красного знамени

2) Орден Отечественной войны 1 степени

3) 2 Ордена Красной звезды

4) 9 медалей.

Адрес: Крымская обл., г. Евпатория, ул. Демышева, д.104 кв.4

Кузьмин Николай Тимофеевич

Любовь Прохоровна извините, но Вашу просьбу выполняю. Задержка с ответом заключалась в том,что лежал в госпитале 6 месяцев, а тут еще похоронил жену, ну да это в прочем отношения не имеет.

Что могу написать о себе. Окончил Вельский с/х техникум, направили работать в Р-Кокшеньгский сельсовет.

В мае месяце 1939 года призвали в Красную Армию, а уже в сентябре того же года пришлось освобождать Западную Украину. Дошли до города Перемышля где и установилась граница с немцем. Нашу часть направили в город Львов, где мы и находились до 18.06.41 г. Ночью нас подняли по тревоге и мы выехали к Перемышлю. Остановились в лесу, в 24 км. от города. Сказали, что будем находиться в лагерях всё лето, а может и зиму.

22 июня у нас был рабочий день, так как при переезде со Львова до Лагеря много произошло поломок в танках. Мы их получили в октябре 1940 года и из парка ни куда (секретная т-34). Утром пошли на физзарядку, это в 6 часов, слышим грохот артиллерии, в небе увидели не наши самолеты, а мы ничего не знаем. И лишь только когда прибежали в расположение, то узнали что война. А ведь мы в 24 км от границы, а дальше пошла полная неразбириха, бросали по фронту то туда то сюда, в общем на изматывание техники.

Нет подвоза снарядов, нет диз. топлива. Это сейчас на любой нефте базе полно солярки, а тогда ее не было. Вот и начали бросать свои Т-34, я на своей доехал до бывшей старой границы с Польшей, до реки Збруч, где и распрощался с ней, сгорела.

Остановились около города Прилуки Черниговской обл, получили снова машины, но уже легкий БТ-7. И всё катили на восток. Под Киевом ранило и попал в госпиталь в город Сталинград. Через некоторое время и нашу часть отвели на формировку, и тоже в Сталинград. Получили машины и 2 января 1942 года вышли на фронт, в Харьковскую область. В позиционных боях были до 12 мая, потом прорвали немецкий фронт, взяли Лазовую, а 18 мая он нас отрезал, так что мы остались в тылу у немца 160 км. Выходили кто как мог, шли ночами, а где проходит фронт ни кто не знает. 30 мая нас уже собралось около 1000 вояк, а оружия нет, так как большинство шофера и танкисты, а личное оружие наган, без патрон. И впереди Донец, а что по ту сторону никто не знает. И вот ночью, 30 мая штурмом берем село Протопоповка на берегу Донца. Все голодные, ну и пошли громить немецкие продсклады. Ну а немец опомнился, узнал что за вояки, и давай лупить из всех видов оружия. Бросились все к Донцу, средств переправы нет, в общем мало кто вышел, большинство потонуло. А кто и вышел, то большинство в чем мать родила.

В общем с 23 танкового корпуса, в котором было 4 бригады, наскребли лишь одну. Через 10-15 дней бросают под Ворошиловоград, и опять бежим, спасибо хоть у нас уцелели автомашины. В общем очутились мы в городе Сунгаите. Получили американскую технику, которая поступала через Иран, и начали воевать на Кавказе, в районах Грозном и Ордженикидзе. 7 ноября 1942 года меня контузило, подорвались на мине. И очутился я в Железноводске. Пришел в сознание только на 15 сутки, не слышал, не разговаривал, и переворачивали сестры. Как только начал ходить убежал з госпиталя, так как бригаду перебрасывали под Новороссийск. Как высадили с корабля пошли в бой, взяли несколько станиц и остановились на «голубой линии» И только 16.09.1943 года при содействии нашей бригады был взят город Новороссийск. Бригаде присвоили звание Новороссийской. Потом готовились десантом в Крым, но не вышло и нас направили на 4-й Украинский фронт.

Ну а дальше могу сообщить, что за отличные боевые действия в составе 5 Гвардейской Новороссийской Краснознаменной Орденов Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого 2 степени отдельной танковой бригады, товарищ Сталин объявил всему личному составу благодарности, за взятие города Ужгород 27.10.44., за взятие города Михайловце, за взятие города Шаторальяуйхен (Венгрия), за взятие Бельск 12.02.45., за взятие Кошица 20.01.45., за взятие города Опава 23.04.45.,
Вот так закончилась война 9 мая 1945. А нам зачитали об окончании войны и марш бросок за 200 км на Прагу, где и закончили свою баталию 12.05.45. После два месяца стояли в предместье Праги, потом правительство нас попросило и мы переехали в Венгрию, в город Сикеш Викеш Вар. 17.10.45. был демобилизован. Два года работал агрономом подсобного хозяйства Кабардинского торга, потом переехал на Кубань. Работал агрономом, управляющим отделения, а сейчас уже с 60 го года на заслуженном отдыхе. Вот и вся моя биография.
Да еще такой вопрос. Вы не местная?, насколько я помню Некрасовых в Степанковской не было. Ну вот и всё. Высылаю фото 1945 года. Прага.
22.04.86. Кузьмин.

Горбунов Николай Степанович

Здравствуйте, уважаемая Лидия Ивановна!

На днях Дина Павловна передала мне письмо, спасибо. Хотя мне трудно сейчас ориентироваться в какой форме следует ответить на вашу просьбу, но я постараюсь кое- что написать из своей жизни, если это в какой мере заинтересует Вас. Раньше я никогда не писал на эту тему, но сейчас попытаюсь коротко изложить, как только могу, хотя, по-видимому, неизбежать и многословия, за что заранее прошу извинения. Все же Вам будет легче из общего рассказа взять только то, что считаете нужным. Думаю, что некоторые даты и факты помогут дополнить ранее собранный Вами материал. Биография моя достаточно скромна, как впрочем, у многих деревенских мальчишек нашего поколения.

Родился 28 декабря 1924 года в деревне Заречье. Отец мой – Горбунов Степан Федорович и мать- Прасковья Михайловна были малограмотные сельские труженики. Я с гордостью всегда вспоминаю своего отца, как в 30-х годах он работал на лесопункте, был всегда ударником, за что награждался путевкой в дом отдыха в Архангельск, что-то дней на 5 или 7. О нем тогда писали в областной газете «Северный путь» или «Правда Севера»- точно не помню. Перед войной, по состоянию здоровья он вынужден был уйти с этой работы, и стал работать продавцом сначала в Пакшеньгском сельпо, а затем в Раменье. Летом 1941, вскоре после начала войны, он был призван на фронт, попал под Ленинград на Волховский фронт. Тогда ему было 38 лет и, служил он в армии сапером. Год он был на фронте, а летом 1942 года мы получили извещение, что отец пропал без вести. Так больше мы о нем ничего не знаем до сегодняшних дней, как и при каких обстоятельствах он погиб. Были его однополчане из д. Антрошево, которые рассказывали, что в последний вечер его видели как он с группой солдат направлялся на какое-то боевое задание, откуда он не вернулся, вся группа погибла.

Мама наша - великая труженица, безграмотная колхозница того времени. В колхозе она трудилась от зари до зари, воспитывала почти одна четверых детей, вела свое домашнее хозяйство.

Теперь часто вспоминаем, откуда только брались силы вот у таких женщин. Вот такие трудяги и ковали в тылу победу над врагом! Они сами честно и добросовестно работали, да и нас приучали к этому с самых детских лет. Мы еще дошкольного возраста, а потом в школьные каникулы и летом работали в колхозе, исполняли посильную работу, а как это пригодилось в жизни! Умерла мама в 1980 году на 78 году жизни.

Учился я в начальной школе в д. Подгорье. С благодарностью вспоминаю свою первую учительницу, пожилую женщину, очень строгую и требовательную женщину, но честную и добрую, всеми уважаемую Анну Варфоломеевну. В это время в Пакшеньге была только начальная школа и большинство детей не имело возможности продолжать учебу дальше. После окончания начальной школы я год работал в лесу, потом на сплаве леса.

На следующий год мать отвезла меня в Судрому, где я учился в 5 классе. К этому времени в Пакшеньге открылась семилетка, так что 6 и 7 классы я закончил дома.

Наши сверстники хорошо помнят таких замечательных преподавателей Пакшеньгской Н.С.Ш, как Прибыткова Анна Федоровна, Щекина Анна Григорьевна, Попов Сергей Васильевич и др. Правда Попов С.В. последнее время стал злоупотреблять спиртным, но мы тогда все равно не очень то обращали внимания на его слабости, а больше ценили его положительные стороны и ученики его любили.

После окончания семилетки в Пакшеньге я поступил учиться в Вельское педучилище, но и это училище мне не суждено было закончить, началась война. 1941-1942 годы – это тяжелейшее время для всей нашей Родины, как на фронте, так и в тылу. Уже все чаще и чаще пакшары стали получать похоронки с фронта, известия о гибели своих отцов, братьев, сыновей и мужей.

Трудно найти в Заречье дом, в котором не было горя! Летом 1942 года погиб наш отец. Не успела мать оправиться от этого страшного горя, как в скорее со 2-го курса педучилища я ушел на фронт. Мне тогда было неполных 18 лет. Несмотря на свою молодость, мы уже в 1941 году добровольно изучали военное дело в кружках при Вельском райвоенкомате. Помню, как ходил к военкому с просьбой отправить на фронт, но меня не брали, т.к. не исполнилось еще 18 лет.

Весной 1942 после окончания 2 курса педучилища меня направили в железнодорожную экспедицию, которая работала на железной дороге между Синигой и Коношэй. Там я узнал, что мои сверстники из Вельского педучилища и средней школы начали призываться в танковые пулеметные и др.военные училища. Узнав об этом я сразу же без разрешения начальников поехал в Вельск в военкомат. Вот так и получилось, что я призвался на 2 недели позже своих товарищей. Разнарядки в училища уже не было, тогда меня направили на северный флот в город Мурманск, а там я попал на эскадренный миноносец «гремящий».

В это время на севере так же шли тяжелые бои, враг рвался к городу Мурманску, не считаясь с потерями, стремился захватить этот единственный незамерзающий порт на севере, базу кораблей северного флота. На корабле я был назначен комендором БЧ-2. Обучение пришлось проходить прямо на корабле. Несмотря на то, что здесь служить пришлось мне не долго, но один из эпизодов я хочу здесь рассказать:

Это было в сентябре 1942 года. Конвой в составе 34 транспортов союзников, 6 наших транспортных судов и 16 кораблей охранения под прикрытием большой группы самолетов вышел из Исландии в наш порт Архангельск (заранее оговариваюсь что эти цифры я тогда не знал, а узнал позднее, из официальных документов. Когда этот морской транспорт с десятками тысяч тонн вооружения и продовольствия подошел к нашей зоне, наши корабли приняли его под свою охрану. В группу кораблей охраны вместе с эсминцами «Валерий Куйбышев», Сокрушительны», и кораблями других классов, входил и «Гремящий», на котором я служил матросом (краснофлотцем), на 76мм пушке. Вся эта армада двигалась в направлении к Новой земле, а потом резко повернула горло Белого моря, чтобы обмануть противника и отвести удар подводных лодок и авиации. Конвой шел в несколько кильватерных колонн. Всего к этому временив группе было уже около 80 единиц кораблей, транспортов, и судов разных классов. Почти над каждым транспортом был поднят аэростат воздушно заграждения. Всё это выглядело как огромный плывущий город. К утру мы подошли к мысу Канин нос Внезапно появились в нашем районе фашистские самолеты разведчики. Немцы хотя и поздно,но пронюхали про наш конвой и предприняли коллективную атаку на него. Около10-ти часов утра показались фашистские четырех моторные торпедоносцы, которые шли в атаку на нас с кормы, на бреющем полете (очень низкая высота над морем) С моря нас атаковали подводные лодки противника. Почти одновременно, из под облаков вывалилась группа немецских бомбардировщиков «Юнкерс-88» (их было более полусотни). Все корабли открыли огонь по противнику из всех имеющихся огневых средств. Орудия главного калибра били по низколетящим торпедоносцам, стреляли зенитные орудия всех калибров по бомбардировщиками «Фоке-Вульфам». Буквально строчили автоматические пушки и крупнокалиберные пулеметы. Наш «Гремящий» открыл огонь из орудий главного калибра всем правым бортом, били орудия всех калибров. Весь личный состав корабля, кроме ходовой вахты, был направлен на помощь артиллеристам. Кто подносил снаряды, кто убирал от орудий стрелянные гильзы, кто подменял раненых и убитых. Стволы орудий от такой стрельбы так накалялись, что на них набрасывали мокрую ветошь, чтобы стволы быстрее охлаждались, так эти тряпки сразу начинали дымить. Залпы орудий, гул моторов, разрывы бомб и артиллерийских снарядов, громкие команды командиров, стоны раненых – все смешалось воедино. Это было что - то страшное, море кипело!

Первая массированная атака противника была отбита с большими для них потерями. Фашисты потеряли 15 самолетов, при чем «Гремящий» сбил два фашистских самолета. Торпедоносцы не сумели направить свои торпеды в цель. От нашего заградительного огня они сбросили их далеко до подхода к конвою, а когда сами прошли над транспортом, то попали под ураганный огонь эскорта и транспортников союзников. Бомбы противника летели мимо каравана. Однако в этом бою был подбит один американский транспорт. И хотя он был на плаву, потерял только управление, но он вышел из общей колонны, а экипаж союзников покинул свое судно. Фашистские самолеты сразу набросились на легкую добычу, и буквально в считанные минуты потопили его. После этой комбинированной атаки противника на конвой еще было несколько разрозненных атак, но они не имели успеха. Транспорт PQ-18 был доставлен в порт назначения и стал на рейде г. Северодвинска. Из 40 транспортов вышедших из Англии до Северодвинска дошли только 27. Двенадцать транспортников союзники потеряли до начала нашего конвоирования, а в нашей зоне был потерян только один транспорт «Кентукки». В бою проявилась несгибаемая стойкость и героизм советских моряков, их беспредельная верность и преданность советскому народу, Родине, Коммунистической партии.

Осенью 1942 года была тяжелая обстановка под Сталинградом. На флоте был брошен клич «Добровольцы на защиту Сталинграда» Таких добровольцев на флоте было очень много, поэтому Военный совет Северного флота принял решение отпускать с большего корабля не более 4-5 человек. Я в этот список все же попал и был откомандирован в город Мурманск для формирования и отправки на Сталинградский фронт. Но и тут моя мечта не сбылась, в команду я не попал. Как я узнал позже, в Северный флот поступили новые 85 мм зенитные пушки. Поэтому команду артиллеристов вместо Сталинграда отправили в артиллерийский полк.

Я же попал на 963 отдельную зенитную батарею. Фашисты к этому времени не добившись своих целей на севере, перешли к обороне. До сентября октября 1944 года здесь были бои только местного значения, осуществлялись воздушные налеты противника, которые успешно отражались. Враг пытался бомбить наши аэродромы, морские конвои, наши корабли и военные объекты.

В апреле 1944 года я вступил в ряды КПСС. Вот на партбилет я и фотографировался тогда (посылаю фото). Вот такими мы были молодыми тогда! Было мне тогда почти 20 лет, а позади уже были два года суровой фронтовой жизни. Там же в сопках Кольского полуострова у п - ва Рыбачий мы встретили великую Победу! Вскоре после войны меня направили учиться в Краснознаменное артиллерийское училище Береговой обороны в город Владивосток. После переформирования училища я учился в Военно Морском минно – артиллерийском училище в городе Кронштадте, которое окончил в 1948 году. После училища моя офицерская служба проходила в городах: Лиепая, Рига, Калининград.

Прослужив 28 лет в армии, в звании майора, я вышел в отставку и уже 14 с лишним лет нахожусь на пенсии, но на сегодняшний день работаю на одном из заводов в городе Калининграде.

Всю свою жизнь где бы не находился всегда вспоминаю родные места, Пакшеньгу, и ее замечательных пакшаров, которые только внешне кажутся суровыми северянами, а в жизни- это добрый и сердечный народ! Сейчас уже после нас, в Пакшеньге выросло целое молодое поколение. Жизнь стала совершенно не та что раньше. Молодежи только учись, и честно трудись и перед каждым откроются любые двери, исполнится любая мечта! Хотя наше детство прошло безрадостно, голодно и холодно, мы вспоминаем эти года со слезами на глазах от сознания того, что и этих трудных условиях мы выросли полезными людям.

Уважаемая Лидия Ивановна.

Высылаю вам четыре фотокарточки: на одной мой отец в предвоенные годы, фото моей юности и карточку последних лет

Буду рад, если что ни будь пригодится для вашего благородного дела

К моему стыду признаюсь что я так и не смог вспомнить Вас, а ведь вы наверное моего возраста или немного моложе. Смутно помню только вашего отца и кажется брата. Очень бы хотелось узнать и мне, что Вы собираетесь сделать из собранного материала, где будет размещено (в колхозе, школе, с/с) Наверно будут и такие данные: сколько Пакшаров было призвано на фронт в годы войны, сколько из них погибли, сколько вернулись с фронта в Пакшеньгу, кто сейчас из фронтовиков живет и здравствует. Что нового в Пакшеньге, каковы перспективы ее строительства и развития.

С уважением к Вам Горбунов.

Лодыгин Иван Александрович

Уважаемая Лидия Ивановна!

Тронут вашей просьбой, а еще более вашим намерением собрать материал по истории Пакшеньги, «медвежьего угла» в недавнем прошлом, о людях наших деревень, о их скромном вкладе в защиту и процветание Большой Родины и организовать колхозный или школьный музей.

Мое желание совпадает с вашим, Это считаю очень нужно и важно для потомков, для воспитания новы поколений земляков в духе любви к родному краю – малой Родине, земле предков. По этому поводу мы обменивались мнениями несколько лет назад с земляком из Заречья Александром Степановичем Кузьминым. Он краевед и обещал уже определенный материал о Пакшарах. Надеюсь что вы его знаете и с ним свяжитесь. Он вам, думаю поможет. А живет в Вельске, на ул. Революционной 47.

О себе право не знаю что сообщить. Едва ли моя особа будет представлять интерес, кроме того, что довелось участвовать в защите Отчизны в годы Отечественной войны.

Родился в 18 году в Заречье, первенцем в многодетной мужицкой семье Сашки Маланьина - Лодыгина Александра Михайловича. Отец был и первым моим учителем, хотя сам он окончил в свое время 3-х классную церковно приходскую школу. Когда подошла пора мне учиться в школе, тяжело заболела мама. Её с трудом спасли в Вельской больнице. В это время пришлось мне помогать отцу в семье и по хозяйству, няньчить младших брата Николая (погиб в Отеч. Войну) и сестренку Анну (теперь она на пенсии, ветеран колхозного труда). Поэтому в школу мог пойти после 9 лет, когда мама выздоровела. По окончании Пакшеньгской школы – четырехлетки, учился в Вельской средней школе, а после 7-ми классов в педучилище. Последнее закончил в 1939 г. И был направлен на работу в школу в г. Молотовск (ныне Северодвинск). Однако лишь приступил к работе учителем в начальных классах, как в октябре этого же года был призван в ряды Красной Армии и направлен на учебу в Ленинградское военно – мед. училище. При этом с желанием не считались (я хотел служить в любых войсках, но потом вернуться на работу в школу и продолжить свое образование). Не считались с желанием потому, что для армии нужны были кадры командного и нач. состава, ибо назревала война.

По окончании военного училища в звании военфельдшера с двумя «кубиками» в петлицах направили меня 17 июня 1941 года в военную часть в г. Шауляй Литовской ССР.

22 июня в 4 часа мы были разбужены гулом фашистских самолетов и воем смертоносных бомб. Так началась для меня дорога войны от города Шауляя. И прошел ее фельдшером в составе отдельного истребительного противотанкового артполка Р2К (Резерв Главного Командования). Полк перебрасывался с одного фронта на другой, из одного соединения в другие, на танко опасные направления.

Моя работа была в основном всегда одна: оказывать доврачебную помощь раненым на поле боя и организовывать их отправку в полевые лечебные учреждения. Хотя иногда приходилось и за автомат браться. На войне всякое бывает.

В1943 году, в боях под Витебском, был тяжело ранен. После трехмесячного лечения в госпиталях вернулся в свой полк. Войну наша часть закончила утром 9 мая 194 года в устье реки Вислы.

В 1942 году вступил в ВКП (б). Награжден тремя боевыми орденами (два ордена Красной Звезды и орден Отечественной войны 2 степени) и рядом медалей.

По окончании войны продолжил службу в войсках Сов. Армии. В 1961 году по личной просьбе в связи с выслугой лет был уволен в запас в звании майора.

В апреле 1961 года переехал с семьей на постоянное житье в г. Ярославль. С той поры работаю на городской станции скорой помощи. Участвовал всегда в партийной и общественной работе (в составе парт бюро, профкома, заседателем народного суда, пропагандистом и т. д.)

Вот в основном и все о себе. Если чем либо буду полезен вам, пишите. Всего вам доброго. Удачи в работе. С приветом Иван Лодыгин. 1-85 г.

Р.S. Высылаю фото (1944г. после лечения в госпитале). Высылаю так же карточку друга и земляка из Заречья Горбунова Алексея Степановича (младший сын Степана Петровича – ветерана Цусимской битвы). Алексей на год раньше меня окончил ленинградское военно – медицинское училище. Участвовал в финской компании и на фронтах Великой Отечественной войны в должности военфельдшера. Был тяжело ранен в легкие, уволен из Армии по инвалидности. После фронта жил в Москве, окончил Архивный институт, работал по новой специальности. Умер в 196? году в результате болезни легких (последствия ранения). Был награжден орденами и медалями Сов. Союза.

Лодыгин

Зиновьев Николай Павлинович

Здравствуйте товарищи комсомольцы!

С искренним приветом ваш земляк Зиновьев Н. П.

Я получил ваше письмо, где вы просите рассказать как участника Великой Отечественной войны. Я одобряю ваши действия и с удовольствием напишу как я воевал.

Я летал на бомбардировщике с первого дня начала войны, защищая Белорусию. Это были очень тяжелые дни войны. Самолеты, на которых летал я, были слабы, и скорость их была 220-230 км/ч, поэтому первые дни войны наш полк наносил бомбовые удары по колоннам немецких танков, машин и артиллерии неся большие потери. Так случилось и со мной, 29 июля я повел группу из 5 самолетов для уничтожения танков, в одном из пунктов бомбовый удар был удачным, прямыми ударами были уничтожены или повреждены несколько машин. Но при отходе от цели наша пятерка была атакована группой истребителей противника, и три наших самолета были сбиты. В том числе и мой самолет, два экипажа погибли. Мой экипаж снова вернулся в полк. 11 июля 41 года снова была поставлена задача, мне с группой с трех самолетов, то есть звеном, уничтожить артиллерию и автомашины на аэродроме. Это было очень рано утром и немцев мы застали, как говорится на ночлеге и мы удачно нанесли бомбовый удар. И только при отходе от цели начала стрелять зенитная артиллерия. Но это было уже поздно.

12 июля наш полк послали получать другие самолеты город Харьков, более современные. Самолеты которые могли летать со скоростью 400-450 км/ч, и были мы направлены на Юго - Западный фронт, на участок Днепропетровск - Кременчук, где немцы рвались за Днепр. Мы здесь воевали успешно, много переправ было разбито и техника находящееся на них была пущена на дно.

Еще опишу один из эпизодов. Летя в разведку, мной было обнаружено большое скопление машин и артиллерии застрявшей в украинской грязи «р-н Полтавы». Командующий Корпусом предупредил меня, даю вам 9 самолетов штурмовиков Ил – 2, поведешь ты. Я повел эти самолеты, это было радостное зрелище, как штурмовики наносили удары. Сделали по три захода, с первого захода были пущены снаряды и потом два захода штурмовыми пушками и пулеметами, задание было выполнено отлично. Оценка была дана командующим корпусом. За успешные боевые действия полку осенью 1941 года было присвоено Гвардейское звание.

В 1942 году я полетел на разведку в тыл противника,. Это была Изюм – Барвенковская операция. Сбросив бомбы на скопление войск у переправы, был атакован тремя истребителями, отбивая атаку, сбил одного истребителя, но два других продолжали наносить атаки. Самолет весь был избит, я был ранен, но мотор был цел и летчик сумел довести самолет до своего аэродрома. Самолет был непригоден к восстановлению. Я через два с половиной месяца снова вошел в строй. В 1943 году получили новые американские самолеты Бостоны и были переброшены к Орловско – Курской операции. Здесь мы уже имели воздушное преимущество. Если летим полком, а полк бомбардировщиков 30 самолетов, давали прикрытие 30 истребителей, а то и больше и немецкие истребители редко вступали в бой. Ну всего не опишешь. Участвовал в освобождение Варшавы и взятие Берлина.

Имею награды: два ордена боевого Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, орден Отечественной Войны 2 степени, медали За отвагу, за Боевые заслуги и ряд других медалей.

С приветом ваш земляк Зиновьев Н. П, г Витебск

Если потребуется фотокарточка она будет выслана.

За ранее прошу извинения, я пишу плохо, почерк неважный, отпечатать машинки нет.

Шаманин Александр Кириллович

Я родился в деревне Степанковской (Мараконской) 6 июня 1919 года Мои родители: Кирилл Варфолмеевич и Мирония Мироновна

В 1936 году я окончил Вельское педагогическое училище, а в 1939 году Вологодский педагогический институт - заочно.

1936 год – 1939 работал учителем и завучем Ракуло – Кокшеньгской неполной средней школы. 1939. декабрь призван в ряды Советской армии и проходил службу в городе Львове.

22 июня в 4 часа утра вступил в бой с немецко – фашистскими захватчиками. 1 июля был командирован на учебу в Ново – петергофское военно – политическое училище им. Ворошилова. В составе училища принимал участие в боевых дествиях на Ленинградском фронте. В октябре 1941 года присвоено воинское звание- политрук и назначен секретарем партбюро 19 отдельного минометного дивизиона, а затем командиром батареи и принимал участие в боях на Ораниенбаумском плацдарме в составе бригады балтийских моряков.

1943 год – секретарь партбюро760 истребительного полка 2 ударной армии

1945 год – офицер политотдела 5 ударной армии

1946-1950 годы – лектор политуправления Советской Контрольной комиссии в Германии. Выступал с лекциями на немецком языке в университетах,школах, на предприятиях.

1950-1960 годы - офицер Политотдела Воронежского военного округа

1960-1970 годы - преподаватель Воронежского авиационно – технического училища.

Демобилизован в 1970 году и теперь уже 15 лет преподаватель политэкономии Воронежсого техникума железнодорожного транспорта.

Воинское звание – полковник. Член КПСС с 1940 года. Награжден 4 боевыми орденами и 20 медалями. Сейчас принимаю участие в военно – патриотическом воспитании молодежи.

Полковник Шаманин.

Дорогие земляки!

Высылаю автобиографию и фотокарточки. Мне очень приятно узнать что на родной земле чтят память ветеранов.

На Пакшеньге прошли мои детские годы. И Ваше письмо пробудило в душе много воспоминаний. Моя покойная матушка, помню работая в поле, провожала меня в деревню Ефремковскую к родным. Мне было всего 5 лет. Так хочется побывать в родных местах, надеюсь что это осуществится. Я желаю вам дорогие земляки больших успехов. Знаю что колхоз «Россия» известен далеко за пределами района, и горжусь этим.

Желаю большого личного счастья, Вам, энтузиастам благородного дела.

Всего Вам хорошего дорогая Лидия Ивановна! Будьте счастливы, С Днем Победы! С праздником 1 мая!

С уважением Шаманин

Лодыгин Леонид Петрович

Уважаемая Лидия Ивановна, здравствуйте!

Ваше письмо получил. Отвечаю на Ваши вопросы. Хотите откровенно признаюсь, что о себе "размазывать" не люблю, тем более, что ничего героического в моей жизни не было, я обыкновенный смертный.

Итак, размышления вслух! Что писать и как писать, в каком объёме, для какой цели? В наше время изменить свою автобиографию? Если это для стенда о земляках - участников войны, то достаточно несколько слов. Непосредственно в боях я участвовал на Дальнем Востоке в августе - сентябре 1945 года.

Если это к разделу об истории Пакшеньги, то там прошло лишь мое детство и юность до 17 лет. Какая же это личность для истории?? Поэтому схему изложения своей автобиографии я выбираю по своему усмотрению, а Вы определяйте, что нужно для Вас.

Относительно фотографии тоже не все понятно. Стандарт? Назначение? Высылаю стандарт 12*18 см., в военной форме. Мотивирую тем, что уволен из кадров Сов. Армии с правом ношения военной формы одежды. Во-вторых: за 30 лет службы в армии успел полюбить форму, тем более, что являюсь Ветераном Вооруженных сил, пенсионером Минздрава Обороны СССР, да и сейчас часто одеваю форму, т. к. работаю с молодежью, готовлю ее к службе в рядах Советской Армии.

Теперь о себе. Родился 21 августа 1926 года в деревне Иванов - Закос, ныне не существующий, в большой крестьянской семье. Родители после 1929 года - колхозники.

Отец - Лодыгин Петр Николаевич, умерший в 1957 году, был человеком чрезвычайного трудолюбия и по деревенски грамотным. На заре колхозной жизни был даже председателем ТОЗа.

Мать - Клавдия Евгеньевна активно и вдохновенно работала в колхозе почти до 70 лет. Вырастила и воспитала семерых детей, да четверо умерли. Я был в общем ряду родившихся десятым. Она была очень чуткой и впечатлительной ко всему, что касалось ее хлопот в большой многодетной семье. Умерла в 1960 году на 73 году жизни, в городе Новосибирске, у своего младшего сына. Там же и похоронили.

Мои детство и юность прошли в Пакшеньге. В деревне Антрошево окончил два класса начальной школы. Помню свою первую учительницу Абрамову Александру Николаевну, очень строгую, требовательную, но справедливую. С 3-го по 7 класс учился в Пакшеньгской неполной средней школе, которая размещалась в дер. Подгорье. В школу ходил пешком, но занятия посещал регулярно. Зимой в школу ходил обязательно на коньках или на лыжах. Хорошо помню и с благодарностью вспоминаю учителей тех далеких лет: Директора, учителя истории Макарова Ивана Васильевича; завуча, учителя математики Прибыткову Александру Федоровну; учителя физики и черчения Петелина Валентина Полиевтовича; учителя русского языка и литературы Щекину Анну Григорьевну; учителя немецкого языка Лодыгину Наталью Васильевну.

В сентябре 1941 года поступил в Вельский сельскохозяйственный техникум на отделение полеводов. Учиться было трудно, так как в жизни были почти постоянные просветы относительно достатка, поэтому, проучивщись год, я из техникума ушел. Учился вместе с Горбуновым Николаем Евгеньевичем, ныне проживающем в Пакшеньге. Это хороший друг моих ученических лет, уважаемый труженик Пакшеньги все послевоенные годы, профессиональный автомобилист.

В период уборки урожая летом 1942 года работал в колхозе, в своей бригаде на Иванском, жал на конной жатке рожь, ячмень, овес, пшеницу. Осень и зиму 1942 года проработал рабочим на спирто - порошковом заводе, вначале вывозил плащку на паре лошадей, а в последующем- сменным рабочим в спиртовом цехе. Моим постоянным спутником в этот период был Боровский Валентин Петрович из дер. Подгорье, весельчак и юморист, хороший товарищ, готов в любую минуту прийти на помощь.

В феврале 1943 года меня, как и всех моих сверстников, призвали на военно - учебный пункт п. Чурга для прохождения подготовки и службы в Армии по 110 - часовой программе бойца - стрелка. Нагрузка была огромная, порой казалось она не вписывается в рамки юношеских возможностей. По 8 часов в день работали на рубке леса. На работу и с работы за несколько километров ходили пешком. А в завершении всего 3 часа занятий боевой подготовкой ежедневно, казарменное положение. Ограниченное питание. Но главное, не ныл и не хныкал! Все понимали, что к войне нужно готовить себя серьезно, «чем больше пота в учебе, тем меньше крови в бою». Нашими инструкторами были бывалые солдаты, вернувшиеся с фронта раненые бойцы Боровский Николай Петрович и Меньшиков Павел Николаевич. Оба они хорошо знали военное дело, имели боевой опыт и умело передавали его нам, будущим воинам. Там я вступил в комсомол.

С наступлением весны работал на лесо - сплавных работах, затем новая хлебоуборка в условиях недостатка рабочих рук. А 28 сентября 1943 года правление колхоза им. С. М. Буденного направило меня на лесо - сплавные работы в г. Архангельск. Я вначале удивился своей участи в преддверии призыва, а потом подумал, что в условиях военного времени со мной никто говорить на эту тему не будет и уехал в Архангельск. Работал на о. Краснофлотский. Жил в общежитии лесо - сплавной конторе там же.

29 октября 1943 года в день 25-й годовщины ВЛКСМ я был призван в ряды Советской Армии и сразу же направлен к месту службы в воинскую часть полевая почта 10168.

На этом мой период детства и юности, связанный с Пакшеньгой заканчивается. В 17 лет я стал солдатом.

С октября 1943 года по август 1950 года я проходил действительную срочную службу: - 1943 г.- июль 1945 год служба в должностях артиллерийского разведчика- наблюдателя и старшего разведчика - наблюдателя дивизиона 181 минометного полка, 2-й Краснознаменной Армии, Дальневосточного фронта. Жили в землянках в Амурской области. Весь период шла напряженная боевая учеба, как летом, так и зимой.

Август и сентябрь 1945 года в должности старшего разведчика дивизиона в составе 181 минометного полка, 2-го Дальневосточного фронта принимал участие в боях против Империалистической Японии в Маньчжурии.

Полк действовал на Сахалинском направлении в качестве передового отряда и на Мэрченском направлении совместно с 258 танковой бригадой и стрелковым батальоном 368 горнострелкового полка.

По окончании войны полк был переформирован в г. Владивостоке. В результате переформирования я был зачислен старшим разведчиком в 1-й дивизион 827 минометного полка в Артиллерийскую бригаду, дислоцирующуюся на о. Сахалин.

Служба на Сахалине протекала с октября 1945 года по август 1948 года. В эти годы я специализировался в должностях командира отделения разведки, старшины артиллерийской батареи и химинструктора дивизиона. Окончил школу младших командиров и стал сержантом. Окончил курсы шоферов и получил специальность шофер 3-го класса. Окончил дивизионную партийную школу и вступил кандидатом в члены ВКП(б).

Летом 1948 года я поступил в военное училище и уехал с о. Сахалин в Московский военный округ.

С сентября 1948 года по август 1950 года учился в Ярославском Дважды Краснознаменном военно - политическом училище им. В. И. Ленина. Прошел курс по полной программе. В июле 1949 года меня приняли здесь в члены КПСС. Окончив училище, получил воинское звание «лейтенант» и профессию «офицер-политработник». Сразу по окончании училища был направлен служить в Группу Советских войск в Германии.

Служба в ГСВГ проходила с октября 1950 года по апрель 1957 года. Здесь я служил и работал по своей профессии, получил воинское звание «старший лейтенант» и «капитан». Закончил службу в ГСВГ в должности помощника начальника политического отдела инженерно -технической бригады по комсомольской работе.

В апреле 1957 года был переведен на службу в Ленинградский военный округ. Здесь служба проходила в Гвардейской военной части поблизости от границы с Финляндией в должности заместителя командира Мотострелкового батальона по политчасти.

Здесь же в феврале 1961 года присвоили воинское звание «майор». Часто вспоминаю пейзаж Карельского перешейка со множеством рек и озер, богатой зеленью, дичью и зверем, пресноводной рыбой, грибами и ягодами, карельской березой, каменистым ландшафтом. Тогда мне казалось, что это «дыра», а сейчас, пожив в городе, считаю то самой благодатной порой.

Уехал я с Карельского перешейка в июле 1962 года в тревожные дни. Семьи остались в пограничном гарнизоне, почти без охраны, а мы быстро собрались, экипировались тропической одеждой, сели в поезд и уехали. Куда? Мы сами того не знали. Позже выяснилось, что это была специальная правительственная командировка. С июля 1962 года по ноябрь 1963 года, а вернее в период Карибского кризиса, находился на выполнении особого правительственного задания в составе воинской части на о. Куба. Этим была выражена наша солидарность с Революционной Кубой и наш интернациональный долг.

По возвращению с Кубы, в декабре 1963 года меня перевели служить в Северо - Кавказский военный округ, в г. Ростов - на - Дону и назначили командиром воинской части. Аналогичные обязанности выполнял с августа 1965 года по январь 1973 года в Северной группе войск, в ПНР.

В апреле 1970 года присвоено воинское звание «подполковник». Это последний мой воинский чин.

В январе 1973 года, в связи с окончанием срока службы за границей, по состоянию здоровья я был уволен из рядов Советской Армии в запас. Этим закончился период моей деятельности на службе в кадрах Вооруженных сил. И я возвратился в Ростов, где имелась квартира.

Закончив службу в армии, продолжаю работать. С февраля 1973 года по август 1976 года работал старшим инженером в проектном институте «Энергосетьпроект».

С сентября 1976 года по июнь 1981 года работал по рекомендации Райвоенкомата военным руководителем средней школы.

С 1982 года и по настоящее время работаю в Ростовском городском секторе военно-патриотического воспитания руководителем объединенной районной школы командиров юнармейских батальонов «Зарница» и «Орленок». Прививаю ребятам командирские навыки, организуем и проводим соревнования по юнармейской подготовке.

Образование - средне - специальное. 10-й класс закончил заочно в 1957 году при Ленинградской заочной средней школе. В 1971 году окончил университет Марксизма-Ленинизма.

Женат. Имею двоих детей, уже взрослые. Дважды дед.

Дочь окончила Ростовский институт народного хозяйства. Работает по специальности в Родове(?).

Сын в этом году заканчивает Ростовский Строительный институт. Сейчас проходит преддипломную практику. По окончанию едет работать по распределению в г. Ульяновск.

Награжден двенадцатью правительственными наградами. Имею медали:

-«За боевые заслуги».
-«За победу над Японией».
-« За воинскую доблесть в ознаменование 100 - летия со дня рождения В. И. Ленина».
-«ХХ лет победы в ВОВ 1941-1945 г.г.».
-«ХХХ лет победы в ВОВ 1941-1945 г.г.».
-«Ветеран Вооруженных сил СССР».
-«ХХХ лет Советской Армии и флота».
-«40 лет ВС СССР».
-«50 лет ВС СССР».
-«60 лет ВС СССР».
-«За безупречную службу 2-й степени».
-«За безупречную службу 3-й степени»
Извиняюсь за данное изложение. С уважением Лодыгин. 19.02.85 года

19.12.84. г. Л-д

Уважаемая Лидия Ивановна!

Я и моя семья очень довольны за память о своих земляках. Приятно слышать, что в отдаленном уголке будут вспоминать о наших земляках – воинах. Честь и хвала людям которые занимаются столь кропотливым благородным трудом. Сообщаю Вам, что у меня есть фотокарточка Шаманина Ал-ра Алекс. С ним поддерживал связь мой муж. Последнее время Шаманин Ал-др Алексеевич проживал в городе Свердловске.

Сообщаю адрес его жены, она проживает там

С уважением Александра Петровна

Г.Свердловск
Ул. Красных партизан
дом №6. кв 15
Шаманина Екатерина Федоровна

В морской форме Шаманин Ал - др Ал - ч.. О наградах и о его боевой деятельности думаю должна ответить Вам жена.

Рассказы пехотинцев, артиллеристов, танкистов, летчиков и многих других советских воинов разных родов войск. Просто рассказы, десятки рассказов о войне - какой они ее запомнили. Один абзац - одна чья-то история.

Мои солдаты всегда получали сапоги, но в один раз вдруг выдали ботинки с обмотками, и ребята забастовали: "Мы не пехота, не будем в ботинках ходить". А это было как раз после Курской дуги. Тяжелые бои прошли, и мы быстро двигались вперед, почти не останавливаясь. И в одном месте оказалось столько перебитых немцев, что все мои солдаты поснимали с них для себя сапоги. Я даже технику подглядел, которой их научила трофейная команда. Между ног для упора вставлялась палка, и одновременно сдирали сапоги с трупа. Так потом я прямо не знал, куда деваться от этого позора. Например, как-то мы двигались походной колонной, и вдруг меня догоняет один из знакомых офицеров: "Ты не чувствуешь трупного запаха?" - "Вроде нет". - "А вот ты знаешь, я как мимо твоей батареи прохожу, так сразу чувствую", вроде как от этих немецких сапог. Но вообще, немецкие сапоги мы почти не брали, и вот почему. Я обратил внимание на то, что почти у всех наших солдат был высокий подъем ноги, а у немцев почему-то почти все сапоги были рассчитаны на низкий подъем, и именно поэтому они нам и не подходили. Когда под Сталинградом мы захватили немецкий аэродром, то на складе нашли большой запас шикарных хромовых сапог. Но сколько я их там не перемерил, и даже на размер больше, но ни одна пара мне так и не подошла. Одеть-то я их еще как-то мог, но уж очень сильно они жали в подъеме.

Почему люди очень боялись попасть в плен и готовы были сражаться до последнего, и даже покончить с собой? Потому что плен - это позор, к тому же родственники помимо позора могли подвергнуться еще и репрессиям - это был тоже очень весомый фактор. Патриотизм, вера в победу, романтика - это все, конечно, хорошо, и так оно на самом деле и было. Мы готовы были умереть ради спасения Родины, но и фактор страха не учитывать тоже нельзя...

И вдруг с удивлением вижу, что в нашу сторону во весь рост идут командир полка, за ним начальник артиллерии полка, ПНШ - 2, комендант штаба полка, в общем, человек семь всего, наверное. И я когда это все увидел, то мне аж не по себе стало. Потому что там нам постоянно досаждал снайпер. И после этого я вдруг вижу, что наш командир полка, правда, я потом понял, что все они были подвыпившие, идет в полный рост. И я еще в недоумении его спросил: "Товарищ подполковник, вы куда?" - "Ааа, такой сякой. Трех паршивых фрицев боитесь", и пошел вперед, через нашу траншею прямо в сторону немцев... Но я же им крикнул: "Там же немцы!" Но нет, он все равно пошел на нейтральную полосу в полный рост, а за ним и все остальные. И на нейтралке их всех из пулемета и положили...

У русских самый лучший пароль - это мат. Тебе дают пароль, когда идешь на задание, а если задержался, пароль поменяли. Ты возвращаешься и начинают свои обстреливать. Единственное, что помогало - это мат. Как начнешь его крыть, так сразу огонь прекращается.

В отношении тех наших людей, что попали в плен, я и тогда считал, и сейчас считаю, что в каждом случае нужно было разбираться отдельно. Выяснять, как попал, при каких обстоятельствах, как проявил себя в плену. У меня ведь был один одноклассник, который прошел плен, и на примере его трагической истории я видел всю несправедливость такого общего отношения к нашим пленным. Его звали Анвар Нигматулин, до войны он был студентом политехничекого института, но в начале войны его призвали в армию, он попал на фронт, и уже летом 1941 года был ранен в живот и попал в плен. И когда я после ярославского госпиталя вернулся домой, то мы с приятелем пошли к нему в гости, и у нас состоялась очень тяжелая встреча... Он жил в какой-то халупе, и во время нашего разговора я заметил, что он очень грустный, и даже наше появление его не особо обрадовало. Но потом мы понемногу разговорились, он нам рассказал ужасные вещи, что ему довелось пережить в плену, а потом и говорит: "Вот я по вам вижу, что Родина вас наградила и относится к вам как к родным детям, зато ко мне отнеслась, как мачеха... Вы знаете, что мне каждую неделю приходится отмечаться в МГБ? А о том, что я в плену заработал чахотку и едва живу им вообще до лампочки... Ну, вы же меня знаете, разве я предатель? И потом у меня ведь два побега, и есть люди, которые могут это все подтвердить, но нет, там даже не хотят разбираться..." Он чуть не плакал, когда все это рассказывал... Эта печальная встреча оставила у меня на душе очень тяжелый осадок... А вскоре я узнал, что он умер...

В первый раз это было, когда я еще служил в трибунале 175-й дивизии. Ночью случилась какая-то тревога, то ли разведка немцев действовала, то ли что-то еще, но в общем одна стрелковая рота покинула свои позиции. Естественно, стали искать виновника, кто поднял панику. В конце концов, указали на одного парня, но даже тогда было понятно, что его просто назначили стрелочником, ведь все побежали и он тоже. К тому же я помню, выяснилось, что он был комсомолец, но... Зачитали приговор, там это было очень быстро... И вот когда он уже стоял перед автоматчиками, то вдруг крикнул: "Да здравствует Сталин, да здравствует Родина!" Но его все равно расстреляли...

На Кубани сделали для танков проход в минном поле, и был получен приказ не останавливаясь войти в прорыв. Перед нами, через этот проход под сильным немецким огнем прошли кавалеристы. Весь проход был завален трупами людей и лошадей. Да и раненых вынести еще не успели, а тут приказ –«Вперед!»...Мы и прошли по этому месиву. После боя, когда вместе с механиком. монтировкой с траков счищали уже не поймешь чье мясо. я думал. что мои нервы не выдержат этого. Понимаете, по раненым шли...

Обычно в пехоте кормили стандартно - суп гороховый или из пшенки, гороховая каша из концентрата, перепадала нам и американская тушенка. Другие бывшие офицеры рассказывают, что получали положенный офицерам доппаек, так я за всю войну ни разу никакого доппайка в глаза не видел и не получал. Питался, как и мои бойцы, с батальонного котла, но может ротный старшина в котелок мне гущи побольше подкидывал, как офицеру и своему командиру, и не более того. Трофеи выручали, "подножный корм". Шли маршем, и батальонный повар накопал в поле картошки, закинул ее в мундире в котел, хотял бойцов накормить, ничего другого не было. Но марш шел без остановок, на ходу он не доглядел, вся картошка разварилась и превратилась в кашу, пополам с песком. На привале он начал раздавать картошку, а есть ее уже было невозможно, бойцы стали возмущаться, и как раз мимо шел комполка. Ему пожаловались, мол, на обед помои какие-то дали. Он подошел к полевой кухне, взял в руки котелок с картошкой, попробовал, и... стал горячую картошку рукой размазывать по лицу несчастного, ни в чем не виноватого повара... Чему удивляться, наш комполка был человеком крутого нрава, иногда в атаку комбатов палкой гнал, мог и ударить своей "дубиной" или кулаком любого офицера... В то время мордобой со стороны старших командиров и постоянный грубый мат на подчиненных ни у кого удивления не вызывали, таких, с позволения сказать, "офицеров с высокой личной культурой" было немало...

Приказ передали, когда рассвело, и мы уже были на виду. При отходе у нас был один убитый и трое раненых. Из-за дурости начальства потеряли людей. Но так редко бывало. Потому я и полюбил разведку, что там сам думаешь, а не пьяный дядя за тебя.

Подползаю к дому, слышу немецкую речь, пьяный немецкий галдеж, возле дома сидит женщина и плачет. Я на нее наставляю револьвер и говорю: "Ползи ко мне" - "Да откуда ты на мою голову взялся?! Да немцы в доме, дети в лесу, что я делать-то с тобой буду?" - "Ползи говорю, а то убью". Она была где-то моей матери ровесница 37-38 лет. Она подползла, я ее обнял "Ползи - говорю - к нашим". Она знала куда ползти и уже наутро мы вышли к переднему краю, услышали русскую речь."Ну - говорю - оставайся или поползешь обратно?" - "Обратно, у меня дети там". И по сей день жалею, что не сказал ей спасибо.

С немцами переругивались. Можно было увидеть и такое - Валентин Буц вылезает на бруствер, садится возле пулемета, закуривает самокрутку, и разговаривает с немецким пулеметчиком! Говорю ему – « Буц, немедленно спустись в траншею! Тебя же сейчас немцы «снимут»! Он отвечает – «Все в порядке, командир, я тут с одним немцем познакомился – и, сложив ладони рупором, кричит – Карл! Карл!». С немецкой стороны доносится – «Момент, нихт шпрехен! Фельдфебель комт!». А бывало и так - Валентин стреляет из пулемета по противнику, оттуда отвечают огнем, но показалось ему, что эта пулеметная дуэль - пустая, только зря патроны тратят. Валентин кричит немцам – Эй! Фриц! Какого черта стреляешь!? Неожиданно оттуда отчетливо доноситься – Я не Фриц, я Карл! – Давай не будем стрелять!- Гут!- согласился Карл. Но война есть война. Я быстро Буца в сторону отодвинул, мол, ты здесь еще натуральное братание, прямо на глазах у «особиста» устрой, и дал длинную очередь по немецким позициям. Карл орет со своей стороны – Нит гут! Мы же договорились!

Помню, что колонна идет, а солдаты прямо на ходу спят и храпят. И если вдруг неожиданно останавливались, то задние наскакивали на впереди идущих.

Уже где-то в Белоруссии пехота взяла в плен пять немцев, но их передали мне, потому что у них совершенно негде было их держать. А там как раз была такая обстановка, что я не мог отправить их в тыл. Поэтому недели две они прожили в расположении моего учебного дивизиона. И что вы думаете? Они с моими солдатами вроде даже как подружились, и никто к ним никакой агрессии не проявлял... А уж как они были рады тому, что война для них уже закончилась.

На железнодорожной станции стояли цистерны со спиртом, вся дивизия перепилась. Потом надо было дальше атаковать, так немцы в узком проходе между двух озер поставили два пулемета и всю дивизию на месте больше суток держали, отражая атаки нашей пьяной пехоты... Народу там положили... лучше не вспоминать...

В нашем 3-ем танковом полку был капитан – политрук, вроде на должности парторга или полкового агитатора, который своим мужеством и самоотверженностью заставил меня в корне поменять свое мнение о комиссарах. Этот капитан, мог спокойно не ходить в бой, он не был включен в состав какого-либо экипажа, но сам, по своей личной инициативе, залезал в «шерман» шестым, и хоть, скрючившись в три погибели в неописуемой тесноте, он не мог нам ничем в бою помочь, но сам факт, что политрук с нами, идет навстречу смерти, вызывал наше неподдельное восхищение.

С нами медсестра в разведку ходила, москвичка Валя, девка была огонь, попробуй не взять раненого. Она сразу пистолет вытаскивает: "Я тебя пристрелю!" Но Валя, медсестра, несчастливая была, что ни познакомится с офицером, его убьет.

Как-то я находился на своем НП на передовой, было затишье, поэтому мы с командиром роты прямо в окопе решили сыграть в шахматы. Прямо там в окопе положили доску на ящик из под патронов, играем, и вдруг внезапный артналет, немцы такое часто практиковали, да и мы потом тоже. И этому парню осколком срезало верхнюю часть головы, причем, вся это масса мозга упала прямо на шахматную доску... С тех пор я в шахматы не играл ни разу, потому что когда вижу шахматную доску, то у меня перед глазами сразу всплывает эта ужасная картина...

Когда говорят, что на передовую приезжали фронтовые бригады, то у меня это всегда вызывает улыбку. Вот сколько я не был на фронте, но ни разу и близко не видел ни одной бригады артистов, дальше КП дивизии они ни-ни.

У меня была одна знакомая связистка. Она была совсем молодая девушка, 24-го года, сталинградка. И вдруг за что-то на нее взъелся ее командир взвода. Наверное, все-таки она не оправдала каких-то его определенных надежд, потому что потом я про него как о человеке слышал плохие отзывы. И когда у нас однажды запланировали разведку боем, то пойти с наступающими он назначил именно ее... Но получилось так, что этот разговор состоялся при мне, и я видел, как она чуть не плача пыталась объяснить, что ей будет тяжело выполнить такое задание. А он ей говорил: "Ничего, ничего, голубушка. Привыкай, ты же солдат, а у меня других людей нет..."

Уже после завершения боев я лежал в блиндаже, но все никак не мог заснуть. Стояла настолько непривычная для фронта, какая-то гнетущая тишина, от которой действительно можно было оглохнуть. Буквально ни единого выстрела, ни разрыва снаряда или мины. И вдруг раздалась автоматная очередь, одна, вторая, и я мгновенно заснул. А утром мне рассказали, что один из моих солдат измученный вшами, скинул нижнюю рубаху и стал ее расстреливать из автомата... Все, конечно, посмеялись, а я его даже поблагодарил: "Спасибо, браток, а то бы я так и не заснул".

Два раза в день, утром рано и вечером поздно дядя Володя и дядя Андрюша привезут кухню. По-разному бывало, когда хорошо кормили, а когда по восемь дней ничего нет. Жрать было нечего. А с минами и патронами проблем не было, можно набирать в округе, сколько хочешь, и из немецких пулеметов стреляли, а мы мины немецкие использовали, даже немецкие минометы захваченные. Но оружие у них лучше было, прицельнее, оптика хорошая.

Выгрузили меня и одного раненого солдата, нацмена, занесли в какое-то здание, и положили на нары. А на грудь нам положили по бутерброду с маслом, и что-то еще. А мне и так плохо, есть не могу и не хочу, к тому же и рука еще не действовала, как и нога, она была недвижима. И вот так я лежал и наблюдал за ним. Он то украдкой посмотрит на мой паек, то отвернется. Опять посмотрит, отвернется. А потом вдруг взял его резко и съел. И я его за это не осуждаю, он видно очень голодный был.

Я понимал важность образования, и именно поэтому всегда старался подбирать себе пополнение из молодых ребят с образованием. Например, на Курской дуге нам прислали много узбеков, но мне удалось выбрать человек десять, восемь из которых были молодые ребята, окончившие десять классов. Все они были грамотные ребята, которыми я был доволен. Недаром говорят, что войну выиграла молодежь и десятиклассники, в частности, все-таки образование очень многое значит.

Военкову было 35-40 лет. У него был свой портной, парикмахер, фаэтон, ездовой. Как барин жил. Начальство у него было куплено дорогими трофеями. На задания он не ходил. Как-то раз на этом Гроне раздухарился и решил пойти в поиск. Я с ребятами договорился: "Плывем на лодке. Я на середине лодку переворачиваю. Вы выплываете, а его топлю." Он уже в лодку вступил, а потом передумал и на берег.... А схлестнулись мы с ним из-за медсестры Нины. Я однажды полез к ней. Она говорит: "Я еще девушка". Я знал, что меня все равно убьют и связывать свою судьбу с ней не собирался, но решил ее сохранить. Она приходила ко мне, мы спали вместе. Никто к ней не лез - с разведкой никто связываться не хотел. А командир роты положил на нее глаз.

Один раз на наш дозор из четырех человек выскочил немецкий бронетранспортер. Солдаты, что сидели в нем, бросили ребятам пачку папирос и поехали дальше. Ни они, ни мы не стреляли.

Я всю войну «отбрыкивался» от предложений вступить в партию. Но вскоре после войны в армии появились «новые правила игры». У меня, усиленно отмечая нашу Победу, ушел в глубокий запой командир батареи, и из этого запоя он не вернулся. Мне какое-то время пришлось командовать батареей вместо него. Замполит полка поднял шум – «Почему батареей руководит беспартийный? Как такое может произойти?».И меня в приказном порядке отправили «поступать в большевики».

В запасной полк приехали "покупатели", проводить курсантский набор в Ташкентское пехотное училище имени Ленина. Я со своими 7-ю классами школы считался образованным, подходящим кандидатом на учебу, и меня вместе с другими "грамотными" привели на "отборочную комиссию". В комнате висела школьная доска и два подполковника проводили набор. Я зашел, мне дают в руки мел и говорят - "Напиши Н2О", написал, - "Что это?", я усмехнулся - "Вода" - "Молодец, ты принят в училище".

За «стрельбу по своим» в бою, всех поголовно под трибунал не отдавали. Так бы в артиллерийских частях офицеров бы не осталось. Покажите мне хоть одного человека провоевавшего в пехоте хотя бы полгода, который скажет, что никогда не получал «огневого гостинца» от своих артиллеристов, «катюш» или штурмовиков с ИЛ-2. Ведь на поле боя зачастую невозможно ничего понять.

31/12/1944 дивизион взял с боем польское село. Мы, управленцы, немного задержались, пока связь смотали и так далее. Подъезжаем к селу, а там все пьяные «в стельку», даже часовых не выставили… В деревне бойцы захватили немецкие грузовые машины набитые доверху рождественскими подарками для солдат вермахта. А в каждом подарочном ящике была чекушка рома. Ну, и тут началось, сами понимаете. Новый Год все-таки. А то был у меня на памяти случай, еще в моем «первом» полку. Весь полк напился, а немцы, перешли в контратаку…

Дают тебе приказ, допустим – « К 12-00 выдвинуться к деревне такой-то, занять и оборудовать НП и начать корректировку», и при этом тебе говорят, что наш пехота уже взяла этот населенный пункт и твердо в нем закрепилась. Но ты уже «тертый калач», и прекрасно знаешь, что такое на фронте – «фальшивый доклад», и как это нередко уже было, нашей пехоты нет в этой деревне и в помине, и никогда не было.

Его угораздило попасть в танкисты. Но он откровенно боялся залезать в танк, опасался сгореть заживо. Дело доходило до смешной, но абсурдной ситуации. Он в атаку бежал за своим танком, сзади. Его почти силой затащили в танк. Через метров двести в танк прямое попадание. Этому старшему лейтенанту оторвало голову, но в последней предсмертной конвульсии, его руки намертво схватили за ногу раненого механика - водителя танка. Механик с трудом вырвал свою ногу из рук уже обезглавленного трупа офицера.

Боли я не почувствовал, но понял, что ранен в поясничную область, как потом оказалось, был задет и позвоночник. Пытаюсь встать, а ноги не действуют. Лежу, как говорится «скучаю», и ясно понимаю, что мне «конец»: двигаться я не могу, и помочь мне абсолютно некому, вокруг ни души…. А в таких ситуациях только в кино кричат: «Санитары!» У нас в батальоне, например, была только одна девушка-санинструктор, два пожилых санитара, и всего одна санитарная повозка. Ну, сколько человек они могли спасти? Поэтому выживали, в основном, те раненые, которые сами могли добраться до медсанбата…. Но мне крупно повезло! Вдруг вылетает из-за поворота открытый «Виллис». В нем были водитель и два офицера с рацией. Они меня спрашивают: «Солдат, где тут немцы контратакуют?» Я как смог показал направление, они передали это по рации и…. развернулись, чтобы уехать… Я закричал: «Ребята, заберите меня отсюда!» Они посмотрели на меня как-бы решая, стоит ли…. Один из них говорит: «Х.. с ним», и правда, что тогда стоила солдатская жизнь? Ничего! Но второй сказал: «Давай возьмем его». И они меня все-таки подобрали, и отвезли в тыл. Но медсанбат, в который меня привезли, уже почти был готов к эвакуации, и меня не хотели принимать…. А мне было уже очень плохо, и, набравшись последних сил, я заявил тому санитару: «Сейчас пристрелю тебя, и мне за это ничего не будет», у меня еще была с собой винтовка. Угроза подействовала, и меня отправили в прифронтовой госпиталь.

Шли уличные бои во Львове. Не самые жестокие бои, а так, терпимо. Стояла ясная погода, и тут, вдруг, по городу текут ручьи. Да не простые, а пивные...В центре города стоял пивной завод, в его больших подвалах, в огромных дубовых чанах, хранилось пиво. Бойцы, узнав об этом, спускались в подвалы, автоматными очередями простреливали чаны и пили пиво, хлеставшее струей, из пулевых отверстий, доходя до бессознательного состояния. Когда пиво залило подвал, там немало народу просто захлебнулось...

Мне запомнилось, эпизод, как раз под Москвой было, уже не в моготу было мне, физически не в моготу. Уже искать и копать могилы некогда, всех своих уложишь. Но эта яма. В ней еще шевелились. Еще живые. Вот так было. И Сталинград еще. Еще шевелились в яме. А других ям мы не заготавливали. Чтобы выкопать яму, подготовка нужна соответствующая. Вот эта мне запомнилась штука. Потом ездил под Сталинград посмотреть, как там. По три человека на полк оставалось. В полку по три, четыре, пять человек – а так-то три тысячи! В общем, когда заткнули эти ямы, столько было людей… Неприятно это. Я сейчас думаю, может быть, эти ямы-то и сыграли роль. Мы брали масштабом, по счету, количеством мы брали. Не честно. Потому, что техники мало было. Это ужас. В училище еще учили: «Вперед», да «Вперед».

У меня был ординарец, пожилой мужик в возрасте 55 лет, отец 4-х детей. Я перед самой переправой прогнал его из нашей лодки, мне очень не хотелось, чтобы его дети стали сиротами. Так он мне несколько раз передал на плацдарм котелок с жареными грибами. Как он их умудрился без масла пожарить, не знаю… Но это была самая вкусная вещь, которую я когда-то в жизни ел.

И добыл я себе в этот день с одного немца очень красивый никелированный «мадьярский» пистолет. Слава об этом пистолете быстро разнеслась среди наших офицеров. Вдруг приходит ко мне сам комиссар полка и спрашивает – «Что у тебя там за пистолет такой особенный? Подари мне его». Нет, думаю, хоть и не жалко мне было этой «мадьярской игрушки», но лучше немцам этот пистолет отдам, чем замполиту. Не любил я комиссаров… К этому времени, все мои былые восторги в адрес коммунистической партии безвестно канули в Лету. А этот замполит уж больно паршивым человеком был. Говорю ему – «Да нет у меня уже этого «трофея». Я его на «наган» обменял». Он нахмурился, ушел. Но кто-то видимо «доложил» комиссару, что пистолет по - прежнему у меня… Началось награждение за днепровский плацдарм. Всех моих ребят наградили орденами или медалями «За Отвагу», а я все жду, вроде и мне положено. В соседнем полку капитану- связисту за то, что просто починил перебитую связь, дали Героя Союза, а я то два раза связь через реку на плацдарм проложил. На Героя не рассчитывал, но ордена ждал. Вдруг вызывает меня сам командир полка и интересуется – «Что там у тебя за история с замполитом? Он твой наградной лист в клочья порвал». Показываю ему трофейный пистолет, и рассказываю в чем дело. Командир полка сразу меня предупредил, что зря я с этим комиссаром связался. А вскоре меня начал замполит давить со всем усердием, что в полку офицеры уже спорили, что произойдет раньше – или немцы Борока убьют, или его замполит в штрафбат быстрее определит. Комиссар у нас был активный, он и командира полка «подсидел», без зазрения совести, «подставил его по полной программе». И когда после Житомира, командир полка уходил из нашей части, то забрал меня с собой в армейский резерв, прекрасно понимая, какие неприятности меня ждут впереди, если я останусь воевать в полку рядом с этим комиссаром. Спас, одним словом.

Там был еще один эпизод, который породил во мне желание жить. Когда нас только привезли в Уфимский госпиталь, то раненых сначала мыли. Происходила эта процедура так: в одной хорошо протопленной комнате десяток молодых здоровых девушек, совершенно обнаженных, только в небольших клеенчатых передничках, отмывали раненых от окопной грязи, срезали старые повязки и промывали раны. Я достался молодой чернявой украинке Оксане, вижу ее как сейчас. До сих пор не знаю, с умыслом или нет, была продумана эта процедура, но молодые, горячие тела этих девушек, их ласковые руки, вернули многим раненым желание жить…

У нас никого не награждали, только братскими могилами. Собирали всех погибших, давали троекратный залп, и идем дальше…. Ведь кого тогда могли наградить? Того, кто в течение долгого времени мог остаться в живых, т.е. штабисты, артиллеристы. А мы, пехота, были хворостом, который подбрасывали в огонь войны.

Большая группа офицеров встречала вместе Новый 1945 й год, с нами были девушки-связистки из штаба полка. Все знали, что у Иосифа прекрасный голос, он великолепно пел, и после войны все прочили ему карьеру оперного певца. Выпили несколько тостов. Стали просить Каплан чтобы он спел, Иосиф не был против. Одна сержантка, к которой комбат Дмитриев был неравнодушен, подсела к Каплану и приобняла его за плечи, слушая песню. А Дмитриев уже был "готов", как говорится, лыка не вязал. И посередине песни прозвучал выстрел. Комбат, сидевший напротив Каплана, вытащил пистолет из кобуры и в упор застрелил ротного выстрелом в голову... Приревновал... Дмитриева обезоружили, с него сорвали погоны, и... оставили служить рядовым в штабе полка. Не судили!.. Начальники пытались все списать на "случайный выстрел". Я несколько раз подходил к начштаба, подполковнику Шутову и спрашивал -"Почему Дмитриев ходит свободным, а не находится в штрафбате? Он же, гнида, своего офицера убил!", на что Шутов мне неизменно отвечал - "Мы его после войны судить будем".

Где-то в районе Полтавы мы двигались походной колонной и вдруг нас остановили, и построили в каре. Смотрим, выносят на носилках парня лет восемнадцати, щупленького такого. Оказывается, он был самострел, и прострелил себе ногу. Испугался видно войны. И его прямо лежачего, он ведь ни встать, ни повернуться не мог, громко стонал, смершевец в затылок и застрелил... Но и этот случай на всех нас тоже произвел не воспитательное, а скорее отрицательное впечатление... Даже жалость к нему была, хоть он и был самострел.

Помню, что мы залегли в небольшом садике, и тут прибежал посыльный от командира батальона с приказом атаковать. В этот момент раздался взрыв, посыльного убило, а мне несколько осколков пробило левую руку и попали в грудь... Подскочила медсестра, перевязала, но в медсанбат у Волги я шел уже сам. Переправа осуществлялась только в темноте, и пока мы ее ждали я удивленно спросил откуда столько бревен плавает в Волге... А мне отвечают: «Да какие бревна, это же люди...»

В боевой обстановке, когда из-за больших потерь очень сильно менялся состав, люди просто не успевали хорошо познакомиться, не то что подружиться. Мы, одесситы, естественно, старались держаться вместе, поддерживали друг друга. Но и нашу компанию постепенно выбили…. Я оставался последним.

Как-то раз мне пришлось присутствовать при допросе сбитого немецкого летчика. Ему задавали вопросы, но он все время молчал, и ничего не говорил. Тогда ему переводчик говорит: "Это же серьезное дело, вас же могут и расстрелять". А он в ответ только процедил пренебрежительно: "Мне наплевать на смерть..."

У нас хороший парень был татарин. Переправлялись в лодке по тросу. Она перевернулась. Он выбрался на немецкий берег, а мы выплыли на наш. Он решил перебраться обратно пристегнувшись ремнем к тросу. Его течением завертело. То голова появится, то ноги. Он кричал: "Пристрелите меня!" На следующую ночь, когда поплыли на тот берег, то его тело не могли от троса отстегнуть, так его закрутило. Пришлось ремень отрезать...

Офицеры за мной не ухаживали – как они могли за мной ухаживать, если у меня взвод солдат? Ко мне не подступишься. В нашей дивизии я не знаю и не помню женщин, которые бы крутили романы с офицерами. Не знаю, может быть, что-то такое было в санроте, но я же с ними не общалась. Я все время со своими ребятами была. Это мои солдаты от меня бегали. Иногда бывало так, что рядом был банно-прачечный отряд, и солдаты туда бегали. Я ругала их за это.

В то утро 12 октября 44-го, когда разбомбили нашу роту, мы увидели, что один наш боец, парень с Украины, Вася его звали, а фамилия, кажется Ивасюк, встал на колени и молится. Мы его спрашиваем, что случилось, все-таки эта была необычная картина. А он говорит: «Приснилось, что сегодня меня убьют». И точно, в тот день при налете он погиб….

Вася взял троих «корешей», которым терять было нечего, и в «бл...ход». Получаем приказ срочно выйти из города. Побежал в немецкий дом искать своего заряжающего, а там «картина»...Вася «на немке пыхтит», а штрафники, где-то нашли опахала и машут ими над Васей, при этом - «ржут как кони». Говорю им – «Приказ на движение дали, сворачивайтесь». Иванов мне в ответ –« Не лишай радости, может, через час сгорю в танке!». Сидим в танке, я ему начинаю «пропаганду пропихивать и мораль читать», мол нельзя так, мы же советские люди, солдаты-освободители, если поймают - под трибунал пойдешь, зачем тебе бесславно «пропадать ни за грош». А он мне – «Вспомни концлагерь, который мы освободили». В Польше ворвались в лагерь смерти, а там уже живых не было, только на земле лежали обтянутые кожей скелеты, с желтой шестиконечной звездой на лагерной робе. Больше я не пытался найти аргументы в защиту немцев.

На голубой обложке обычной школьной тетрадки в клетку неровными буквами крупно выведено: «Соболев Анатолий Павлович, 1921 г. рождения».

Тетрадку эту принёс мне Павел Анатольевич Соболев. Сын. «Об отце никогда не писали, даже в районную «Книгу памяти» он не попал», - сказал Павел Анатольевич.

Ну, что же вспомним солдата Великой Отечественной войны, старшего сержанта, разведчика и пулемётчика Анатолия Соболева.

Вот данные из учетной карточки Кубено-Озерского райвоенкомата: место рождения - с. Новленское; год рождения - 1921, окончил 6 классов; место работы, должность - с-з «Новленский», рабочий; призван на действительную военную службу 16 сентября 1940 года, член КПСС с 1944 года, уволен в запас 23 мая 1946 года.

Он мало, по словам сына Павла, говорил о войне, не хранил ордена и медали. Известно, что за годы войны его дважды «хоронили» - первый раз в начале войны родным пришло извещение о том, что он пропал без вести; второй раз, уже во время освобождения Украины, была похоронка... Но он выжил и воевал до конца 1944 года, когда после ранения был отправлен учиться в Ярославское пехотное училище.

После демобилизации Анатолий Соболев жил в Новленском, работал в совхозе. Воспоминания о войне записал уже незадолго до смерти в 1984 году.

Я с волнением открываю тетрадь и вчитываюсь... в память и боль.

Записи обрывочны, не всегда сохранена хронология, повествование ведется то от первого, то от третьего лица. При всей своей безыскусности, моментами, текст достигает высокой художественной силы. Впрочем, главная его сила как раз не в художественности, а в правде войны и подвига... Я старался, как можно меньше править текст и для удобства чтения разбил текст на главы.

А начну публикацию этой тетради с самой последней фразы, пусть она станет эпиграфом:

«Это очень малая доля действительности, ведь всё не опишешь, это взяты единицы, ведь каждый бой, каждое отступление или наступление длились днями, неделями. Это путь от границы и до границы».

Анатолий Соболев

Огненные вёрсты

655 артиллерийский полк после ожесточённых боёв в приграничной зоне (наступление немцев в районе Львова), выходил из окружения. Не было фронта, враг был всюду. И только благодаря умелому командованию офицерского состава, стойкости личного состава, полк уходил из-под ударов немцев, и сам наносил врагу ощутимые удары. В батареях были в основном кадровые солдаты и офицеры.

Немцы, видя перед собой крепкую часть, мешавшую их быстрому продвижению, принимали все меры, чтобы уничтожить полк. Но полк выходил из-под ударов и появлялся там, где его не ждали, вновь уничтожая мелкие части немцев.

Тогда немцы бросили танки. Измученным, потерявшим счет дням, солдатам нужно было за короткую ночь сменить боевые позиции, соорудить ложные позиции, приготовиться к бою.

После артиллерийской и авиационной подготовки немцы бросили танки и пехоту на ложные позиции. А наши хорошо замаскированные батареи жгли немецкие танки с флангов, били с дальних огневых позиций...

Так продолжалось много дней и ночей.

Когда немецкая пехота прорывалась к батареям, у орудий оставалось лишь необходимое количество людей, остальные - рядовые и офицеры - брались за винтовки. Отбивали атаки, переходя в рукопашную, которой немцы не выдерживали.

Тогда немцы, стянув крупные силы, решили уничтожить полк одним ударом. От захваченного разведкой немецкого полковника узнали, где намечалось нанести удар.

Перед нами было огромное болото. Приняли решение прорываться на лежневую дорогу через болото. Солдаты понимали в каком положении они находятся - оборванные, оглохшие, с кровоточащими, обмотанными бинтами ногами. Оставалось погибнуть или прорваться.

Мы вырвались на лежневку и оторвались от немцев. Следом за нами шли немецкие танки, машины полные солдат, цистерны с горючим. Они понимали, что мы не успеем перейти болото и развернуть орудия. Но мы успели...

Пропустили мотоциклистов, чтобы немцы не чувствовали опасности, и когда вся эта масса была в двух десятках метров стали в упор расстреливать. Сначала били по первым и последним танкам.

Было трудно понять, что происходит: горели танки, рвались цистерны с горючим, рвались снаряды, металась пехота и не найдя выхода бросалась в болото, где тонула или расстреливалась...

Но всё же немцы просочились через болото. Наших орудий там уже не было. Оставался лишь наблюдательный пункт, откуда вёл корректировку огня командир третьей батареи. Немцы были всюду, кругом. Я оказался последним, кто отходил от переправы и случайно оказался на наблюдательном пункте. Уже были приказом отосланы связисты. Я не смог оставить этого смелого человека, и он махнул рукой, мол, оставайся.

Немцы были кругом. Всё горело. Рвались немецкие и наши снаряды. Я не знаю, как смог выдержать, как мог расстреливать немцев, выходивших к наблюдательному пункту. Видимо, спокойствие и выдержка комбата передались мне.

И только когда комбат бросил трубку и сказал «пошли», я понял, что связи больше нет. Мы выходили сквозь разрывы снарядов, и только теперь я понял, почему были отосланы связисты - огонь батареи был вызван на себя.

Я не знаю название ближнего села, но запомнилась скала, откуда вели корректировку огня, лежнёвка и болото.

Полк потерял много орудий. Вместе с орудиями погибла полностью 2-я батарея, чудом остался жив комбат Ковалёв. Но количественный состав полка не изменился, шло пополнение за счёт других, выходивших из окружения частей.

Полк занял оборону у сёл Лески, Червонная Слобода, Измайловка с задачей не дать немцам прорваться к городу Черкассы и переправам через Днепр, не дать отрезать части, находящиеся на станции Смелой.

В первый день после артиллерийской подготовки немцы пошли в наступление, были подпущены на 200 - 300 метров и уничтожены пулемётно-ружейным огнём.

В течение недели немцы вели наступление, сосредоточив большое количество артиллерии и авиации.

С рассветом, как грибы вырастали немцы среди копен пшеницы. Шли несколькими эшелонами, во весь рост, пьяные, с засученными рукавами. С каждой новой атакой увеличивались груды трупов. По шесть-семь атак в день отбивали.

Но и ночью некогда было отдыхать: отрывались окопы, траншеи, разбрасывалась ползучая проволока.

Натягивалась проволока в 50 метрах от окопов, с таким расчётом, что подошедшие цепи путались в проволоке, теряли боеспособность и расстреливались из пулемётов и винтовок. Прорвавшиеся, уничтожались в рукопашной.

Била по немцам и тяжёлая дальнобойная артиллерия судов Днепровской флотилии. Может верно, а может, нет, что в тылу у немцев находился матрос, корректировавший огонь флотилии.

В течение недели полк удерживал оборону и только после приказа и высадки в тылу немецкого десанта, отошёл к Черкассам.

Ещё день полк держал оборону города и затем был переброшен на

левый берег Днепра.

При этом 230 человек оставались на правом берегу, заняв круговую оборону. Весь город уже был занят немцами. Но мост и несколько домов мы ещё сутки держали в руках, и только на второй день, когда были израсходованы патроны, без приказа (да и не от кого было его ждать) решили уходить. Мост был взорван. Уходить надо было вплавь.

Одной из групп командовал я. По договоренности был открыт огонь из пулемётов и винтовок. Мы знали, что сейчас немцы буду ждать нашей вылазки, и в этот момент и бросились к реке, выиграв несколько минут.

Мало кто надеялся переплыть Днепр под огнём, но другого выхода не было.

Немцы ворвались в наше расположение, когда мы были уже на середине Днепра.

Только 13 человек сумели переплыть Днепр. Может, ещё удалось кому-то спастись из оставшихся на берегу.

Вот эти 13 человек: старшина Мельник, заместитель командира полка Соболев, сержант Юшкевич, Путый, Колодецкий, Махилов, Селебенин, Стальцов, Дарунин, Жилов, Кравченко, Пилатов, Шурзаков.

Очень поредевший полк занял оборону на левом берегу Днепра и на острове. Немцы бросили на остров пехоту на лодках и плотах под прикрытием артиллерии и заняли берег острова, чему мы не очень препятствовали.

Они, уже чувствуя себя хозяевами, направились вглубь острова, но были встречены пулемётно-ружейным огнём, атакованы и сброшены в Днепр.

Больше 10 суток держался остров, много тысяч немцев нашли свой конец на острове и в Днепре...

Рота уходила в ночь.

Да, это была ночь, какие бываю на Вологодчине в осенние ненастные дни. Только ночь эта была не осенняя, а зимняя. Холод, изморозь, темнота... Всё слилось воедино и нельзя было ничего разглядеть за два шага.

Рота 5-го полка 226 дивизии уходила в тыл, чтобы внезапным ударом уничтожить гарнизон в селе Киселёво на другом берегу Донца. С ротой уходили три разведчика артиллериста с задачей, если роте удастся ворваться в село, уничтожить дальнобойные орудия немцев, которые методически, днём и ночью, обстреливали наши части. Если же не удастся занять село, то засечь расположение батарей, чтобы уничтожить их с воздуха.

Это были кадровые разведчики, прошедшие путь от границы, бывавшие в десятках боёв в Карпатах, подо Львовом, Тернополем, под Черкассами, Белой Церковью, Кременчугом, Полтавой.

Двое - сильные, любящие риск.

Третий - совсем не похожий на них, молодой, очень спокойный, что-то детское было в нём. Не знавшие его старшие солдаты, иногда смеялись над ним, как над мальчишкой. Но в нужный момент он весь преображался, и вряд ли кто мог поравняться с ним в силе, ловкости.

Любое задание для него было одинаково важно: он узнавал передвижение и концентрацию немецких войск, расположение укреплённых пунктов.

Он мало рассказывал о том, что уже было - о боях, об окружении. Да и стоило ли об этом говорить... Он помнил, сколько он потерял товарищей, сколько погибло земляков, помнил горящие сёла, в которых и солдат-то не было, помнил пленных, которых давили немецкие танки. Потому то он и считал каждое задание ценным. Вёл наблюдение в тридцатиградусный мороз, и ничто не оставалось незамеченным. Подползал к самым огневым точкам немцев для корректировки огня, чтобы артиллерия без большого расходования снарядов уничтожала их.

Помощником его был замечательно смелый солдат, киргиз Аджибек Кушалиев, 1921 г. р.

Они уже дважды ночью ходили к немцам, чтобы сжечь мельницу, с которой немцы вели корректировку огня. Мельницу сожгли, а батареи всё продолжают посылать свой смертоносный груз...

И вот рота перешла Донец, пересекла передний край обороны немцев. Проводником был местный житель.

Село возникло неожиданно. Вместе с этой неожиданностью заговорили пулемёты, воздух разрывали немецкие гранаты.

Сразу на снегу осталось много убитых и раненых...

Он лежал, ждал. Коченели руки и ноги, а батареи всё не открывали огонь. Два часа показались вечностью. Надо было уходить, но как уйти, не выполнив то, за чем шёл?.. Вспомнились слова генерала Горбатова: «Я надеюсь на вас, сынки». И как бы угадывая желание разведчика, ударили немецкие батареи. Совсем рядом, у церкви, ниже по Донцу.

Можно было уходить, но встать и уйти не так-то просто. Не было никаких сил подняться: шинель, сапоги - всё смёрзлось единой льдиной...

Вспомнился начальник связи полка Мурзаков: человек беспредельной храбрости, и казалось заговоренный от пуль, он всегда находился там, где трудно, где опасно. Они тогда, отрезанные от своих, отбиваясь, выходили из занятого немцами села. Тогда он, сержант-разведчик, предложил просто занять круговую оборону и отбиваться до последнего, как это делали многие. Но Мурзаков сказал: «Нет, так не пойдёт, Соболев. Какая польза, что ты, убив трех-четырех фашистов, сам погибнешь? Надо выходить. Ведь нужен ты будешь, ведь ты разведчик, артиллерист». И они пошли на прорыв. Тогда-то и свалила лейтенанта Мурзакова пуля. Прямо под обстрелом и захоронили они его в саду, очень мелко, надеясь, что гражданские перезахоронят...

Всё это встало в памяти, придало сил, помогло подняться из ледяного плена. Надо было дойти, во что бы то ни стало. Спирт согревал и помогал, и он шёл быстро (так казалось ему). Сколько было времени, он не знал. Но стало ещё темнее - верный признак скорого рассвета. Изредка попадались замёрзшие трупы пехотинцев из роты, с которой он шёл в тыл. Один, как показалось ему, пошевелился. Да, это был ещё живой Колодецкий! (Из Тихвина).

Он не мог оставить его. Сперва нёс как мешок на спине, потом волок прямо по снегу. Думал: только бы дойти до леса, до погребов - места, куда часто ходил, откуда хорошо была видна и немецкая сторона и наша.

Шесть километров ещё было до своих. «Успеем ли, дойдем ли?..»

Как будто подслушав его мысли, Колодецкий сел на снег. «Иди, тебе надо дойти. Я отдохну и приду».

Нет, если оставить, он уже никогда не придёт... Погреба лесника уже метрах в 500. Надо обязательно дотащиться туда, там больше возможности спасти Колодецкого.

Сколько времени, сколько силы потребовалось, чтобы пройти эти 500 метров по пояс в снегу с шестипудовым человеком... Но и в погребах ничего утешительного не было: заготовленные дрова и солома не горели, спички отсырели... С трудом разожгли костёр. Но надо было уходить, ведь немцы могли явиться в любой момент. Как это было несколько дней назад здесь же, когда они с Кушалиевым только чудом выбрались на санях, в которых была стереотруба - помогли тёмная ночь, да умная фронтовая лошадь.

Но вот на верху зашумело. Много ног шло к погребу. Вот и конец... Взяв гранаты и «парабеллум» встал у входа...

О чем думает солдат на берегу чужой реки, может, о далёкой реке Ельме на которой родился и выро, которая так часто вспоминается, и которая не похожа ни на одну из виденных рек...

875 полк 226 дивизии сформировали из остатков отходящих частей, пополнили казаками. Дивизия держала оборону на Донце, чтобы перейти весной в наступление.

Солдаты, частью ещё с первых дней войны; казаки - люди не молодые, не хотевшие терять свою славу. Творили неимоверное: взвода, отделения, а иногда просто группы, где были и связисты, и пехотинцы, и разведчики, и артиллеристы, уходили в тыл и вырезали гарнизоны немцев, не были препятствием ни минные поля, ни проволочные заграждения...

Всё это встаёт перед глазами: бой за Рубежное, немецкие танки и автоматчики, прорвавшиеся в тыл. Надо было спасать из-под огня орудия. Люди падали, лошади выбивались из упряжек, но орудия были спасены.

Много людей осталось лежать там навсегда. Остался и молоденький наводчик, принявший на себя танки (пока остальные отходили): три танка расстрелял, а четвёртый взорвал вместе с орудием. Кто он был, так и осталось неизвестно... Много раз спрашивал себя: смог бы ты поступить так? Наверное бы, не смог... Хотя мне приходилось подбивать немецкие танки под Кременчугом, когда 150 солдат задерживали немцев, чтобы дать развернуться своей артиллерии. Половина солдат погибла, но и много вражеской пехоты и 10 танков были уничтожены... Но то был массовый героизм, а здесь один на один с танками...

Большое майское наступление, так хорошо начавшееся, привело к окружению, из которого полк вырвался только благодаря спаянности. Весь состав был сконцентрирован у орудий, пробивались вплоть до рукопашного боя, как на границе в 1941 году.

Разбив наше наступление, немцы с марша хотели форсировать Донец, и на одном участке переправились. Наша пехота не могла сбить немцев, так как они создали сплошной огневой вал. Надо было, во что бы то ни стало, остановить накопление немцев и не дать им построить переправу.

За одну ночь был построен наблюдательный пункт на расстоянии 400 - 500 метров от немцев. Здесь и поселился бессменный (или как его окрестили «безнадежный») гарнизон из 4 человек: двое разведчиков, двое связистов. Мало было надежды выйти живыми из этого убогого убежища.

В течение двух недель они вели корректировку огня по скоплениям немцев, по плотам с пехотой и лёгкими орудиями, зная, что если немцы их обнаружат, то не отпустят живыми.

Шесть раз за эти дни немцы наводили переправу, и шесть раз её разбивала наша артиллерия...

И халатность связиста (закуренная папироса) едва не стоила им жизни. Первые снаряды показали, что они обнаружены, и выход один - уходить. Двое ушли, а он с виновником обнаружения остался ещё, пока не была перебита связь.

Они уползали под сплошным огнём. Молоденький связист за полчаса стал белым, как лунь.

Уже недалеко от леса, что-то тяжёлое ударило по спине...

Через две недели он пришёл проведать свой наблюдательный пункт, немцев уже не было, и на той стороне снова стоял их 5-й полк. Вся местность была будто перепахана, очень много железа пришлось на четверых солдат. Но, как оказалось, они могли даже не уходить - ни один снаряд не попал точно в цель - в их укрытие.

24 июня перед рассветом танковым ударом немцев 5-й полк был полностью уничтожен. Отступать было некуда - позади река. Солдаты гибли под гусеницами танков, подрывая их вместе с собой, в упор расстреливая из 45-миллиметровок и противотанковых ружей. Никто не хотел сдаваться. Выжили не многие.

Это было третье окружение, и на этот раз не дивизии, а армии. Окруженные бились насмерть. Патроны и снаряды кончились, продуктов не было. Пробивались на восток ротами, батальонами, полками. Шли в штыки. Гибли в рукопашных схватках. Кругом были горы трупов...

Горели танки, горели хаты, горела степь. Мелкими группами они пробирались через немецкие тылы. Ночами шли, днём пряталдись в оврагах. На десятый день он и разведчик Анохин - оборванные, голодные - за Осколом вышли к своим.

Это был 218-й запасный полк. Оружия у них не было, состав полка разношерстный. Каждый день забирали на передовую танкистов, пулемётчиков, «пэтээровцев», стрелков. Взяли и Анохина. Только его никто не брал - разведчики-артиллеристы были на особом учёте.

Кругом шли бои. Что они могли сделать без оружия, если прорвётся немец? - вот что тревожило солдат...

Фронт подошёл к Дону. Отрезанные от переправ части, переплывали реку на плотах. Немецкие самолёты, волна за волной, бомбили, на бреющем полёте обстреливали Дон.

Два раза он переправлял лошадей на тот берег: жалко было оставить. Первые шли плохо, метались от взрывов, выскакивали обратно на берег. Зато последние, как бы поняв, где спасение, сами потянулись за верховым.

Дважды переправил за Дон по три человека на плоту... И ещё раз отправил плот с тремя солдатами и со своей одеждой. Один взрыв - и ни плота, ни солдат, ни одежды....Впервые так жутко стало - один на один с тёмной ночью, раздетый, без оружия... Сумеет ли ещё раз переплыть реку?..

Дон нёс трупы людей и лошадей, полуразбитые плоты. С одного плота он снял пулемет «Максим», ленты к нему и вещмешок с одеждой...

Плотик развалился у противоположного берега. Не было уже сил бороться. Встал. К счастью, оказалось, что на отмели...

Взвод, оторвавшийся от своей части, шёл уже много дней. Давно кончились продукты, и солдаты питались мороженой прошлогодней картошкой, которую собирали на пепелищах сёл.

Несколько дней мела пурга, сбивая с ног, а взвод шёл и шёл. Обессиленные, перемороженные Сталинградскими степными ветрами и морозом, падали и снова шли. Казалось, пурге и дороге не будет конца. Только на двенадцатые сутки стали появляться деревни, наполненные больными, обмороженными, тифозными...

Однажды ночью взвод зашёл в деревню, которая оказалась занята немцами. Немцы тоже гостей не ожидали, чувствовали себя в полной безопасности.

Только очень осторожный отход мог спасти взвод от уничтожения. Минуты решали всё. Если увидят в чистом поле - уничтожат наверняка. Поэтому решили, пользуясь внезапностью и темнотой отбить несколько домов и укрепиться в них. Внезапная атака ошеломила немцев, они не знали, что атакует небольшое подразделение, и ушли из села, не оказывая сопротивления. Впервые за 14 суток взвод находился в тепло натопленных домах.

Двое последующих суток немцы обстреливали и атаковали село, но безуспешно.

Здесь геройски погиб Дмитрий Жидких (Тульская обл., пос. Глушково, похоронен среди деревни)...

Батальон 37 гвардейской дивизии, вклинившись в расположения немецких частей, потеряв много личного состава и не имея сил продвигаться вперёд, занял оборону.

Но можно ли это было назвать батальоном полторы сотни пехотинцев и роту пулемётчиков?.. Правда, они были хорошо вооружены: имели 4 «Максима» и два ручных пулемёта.

Линии обороны наша и немецкая проходили в лесу на расстоянии 100 - 150 - 200 метров. Немцы, зная о малочисленности батальона, тревожили днём и ночью. Они вызывали ответный огонь наших пулемётов, чтобы в нужный момент их уничтожить. И это им частично удалось.

Я знал замысел немцев и кочевал с пулемётом, не открывая огонь с основной огневой точки.

В один из мартовских дней немцы обрушили на нас шквал огня из тяжёлых и лёгких орудий, чтобы выбить нас с этой важной позиции.

Падали вековые сосны, качалась под ногами земля, расчеты не выдерживали и отходили. Но немцы, боясь пулемётного огня, всю массу пехоты бросили туда, где была моя огневая точка, уверенные, что там не должно быть пулемёта.

В расчёте я мог надеяться на одного сержанта сибиряка, уже немало повоевавшего. Остальные были ещё новички - два уйгура (китайцы) с 1927 года рождения.

Пять раз немцы поднимались в атаку, пять раз ложились. Но такой большой массе людей трудно сразу остановиться, и мы расстреливали их в упор. Только небольшое их количество прорвалось вглубь нашей обороны, но тоже были уничтожены.

А парнишки не растерялись в момент, когда секунды решали исход: подносили патроны, заряжали пулемётные ленты.

Мне бы хотелось узнать о судьбе этих людей: Сергей Кудрявцев - сибиряк, 1920 г. р.; двое уйгуров 1927 года рождения, оба ранены в ноги 24 июня 1944 года.

Не было возможности перевязать и перенести раненых вглубь обороны: наш расчет был на открытой местности в 100 - 200 метрах от немецкой линии. Спасти раненых можно было только, выбив немцев с их позиций. Мы пошли в атаку. Я был ранен на бруствере немецкой траншеи. Всего было более 400 раненых, но немцев выбили, отрезав Бобруйскую группировку.

Ровно через два часа немцы пошли на прорыв. Они шли уверенно, не спеша, зная, что им противостоит горсть раненых.

Мы решили умереть достойно: кто мог стрелять, кто ещё мог держать винтовку, гранату - все приготовились, как можно дороже отдать свои жизни.

Начался бой. Я стрелял из пулемёта. Но не мог один мой пулемёт остановить тысячную массу немцев...

И только катюши, выехав из леса, залпом смели эту лавину. Всё решали секунды, немцы были уничтожены за 200 метров от нашей обороны. Ещё бы чуть-чуть, и мы попали бы под огонь своих...

Комбат - Новиков, старшина Хитров - земляк...

Это очень малая доля действительности, ведь всё не опишешь, это взяты единицы, ведь каждый бой, каждое отступление или наступление длились днями, неделями. Это путь от границы и до границы.

На этом запись в тетради закончилась. Вечная память...

Материал подготовил к публикации Дмитрий Ермаков

В.С. Боклагова

22 июня 1941 года верховой посыльный из Большанского сельсовета известил нас о начале войны, что фашистская Германия без объявления войны напала на нашу Родину.

На второй день многим молодым мужчинам вручили повестки. Начались проводы всем селом с гармошками, песнями со слезами на глазах. Активисты давали наказы защитникам Родины. Не обошлось и без дезертирства.

Фронт приближался все ближе и ближе к Чернянке. Все школы закрылись, учеба прервалась. Я закончил всего шесть классов, началась эвакуация техники и скота на Восток, за Дон.

Мне с напарником Митрофаном поручили отогнать за Дон 350 голов колхозных свиней. Оседлали лошадей, набрали сумку продуктов и погнали Волотовским грейдером, догнали до села Волотово, поступило распоряжение передать свиней сельскому Совету, а самим вернуться домой.

Началось отступление наших войск по Большанскому шляху и Волотовскому грейдеру, шли наши солдаты изморенные, полуголодные с одной винтовкой на троих.

В июле 1942 года фашисты оккупировали наше село. Танки, артиллерия, пехота лавиной двигались на Восток, преследуя наши войска.

Оккупация

Немецко-фашистские войска запомнятся мне на всю жизнь.

Фашисты не щадили никого и ничего: грабили население, забирали скот и птицу, не брезговали даже личными вещами нашей молодежи. Ходили по дворам жителей, расстреливая домашнюю птицу.

Рубили деревья, яблони груши для маскировки своих автомашин, заставляли население копать окопы для своих солдат.

У нашей семьи фашисты забрали одеяла, мед, кур и голубей, вырубили вишневый сад и сливы.

Немцы своими машинами топтали картофель на огородах, уничтожали грядки в подсобных хозяйствах.

Особо нагло орудовали белофины и украинские бендеровцы.

Нас выселили из дома в погреб, а в нем поселились немцы.

Передовые немецко-фашистские войска стремительно двигались на Восток, вместо их наехали модъяры, которые назначили старостой села Лаврина, а его сына – полицаем. Начался отбор молодежи для работы в Германию.

В эти списки попали и мы с сестрой Настенькой. Но мой отец откупился у старосты медом, и нас вычеркнули из списка.

Всех людей от малого до старого заставили работать в поле. Семь месяцев оккупанты орудовали в наших краях, пороли ремнями всех, кто уклонялся от рабского труда, подвешивали на перекладинах назад руками. Ходили по селу, как разбойники, стреляли даже дикую птицу.

Немцы застали одну девушку в поле, которая шла из Чернянки в Малый Хутор, и в зимнее время насиловали её в скирде до смерти.

Всех жителей Малого Хутора насильно заставляли работать на Волотовском грейдере по очистке его от снега.

Освобождение

В январе 1943 года, после полного разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом, героическими воинами Красной Армии был освобожден Малый Хутор.

Наших воинов-освободителей жители встречали с радостью, с хлебом солью, солдаты и командиры были хорошо одетые, все в белых полушубках, в валенках и шапках, вооруженные автоматами, по Волотовскому грейдеру шли колонны танков. Роты шли колонами с гармошками и песнями.

Но эта радость была частично омрачена большими потерями наших войск под Чернянкой, на кургане, где сейчас находится сахарный завод. Наша разведка не смогла обнаружить притаившихся фашистов с пулеметами на чердаках Чернянского завода растительных масел, и наши войска шли строями в сторону Чернянки, надеясь, что там нет немцев, а фашисты прицельным огнем косили наших солдат и офицеров. Потери были большими. Все дома в Малом Хуторе были заселены ранеными солдатами и командирами.

В нашем доме размещались 21 солдат и офицеры, один из них скончался в нашем доме, остальных увезли в медсанбат.

Мобилизация на фронт

Мобилизация на фронт ребят 1924-1925 годов рождения, которые не успели уйти за Дон с нашими отходящими войсками, и были перехвачены немецкими мотоциклистами, началась сразу после освобождения Чернянского района от немецко-фашистских захватчиков.

25 апреля 1943 года призвали в армию и подростков 1926 года рождения. Мне тогда исполнилось 16 лет и 6 месяцев. В это же время мобилизовали отца для рытья окопов для наших войсковых частей.

Мои родители набили мешок куличами, обваренным мясом и крашеными яйцами. Мы с младшим братом Андреем погрузили продукты на тачанку и рано утром на рассвете отправились в Чернянский райвоенкомат.

Но не тут то было, доехали до крутого яра, что за селом Малый Хутор, где на поле от оврага до Чернянского кургана размещались склады немецких снарядов, эти склады разбомбил немецкий самолет, снаряды массово стали взрываться, а осколки падали дождем на дорогу, по которой мы шли на сборный пункт.

Пришлось изменить наш маршрут движения, пошли Морквинским оврагом, добрались благополучно до военкомата, вдруг налетели немецкие самолеты.

Военком распорядился, всем допризывникам пешим добраться до города Острогожск, там погрузиться в вагоны-товарняки и добраться до города Мурома, где находился пересыльный пункт.

На рассыльном пункте

На рассыльном пункте в городе Муром прошли начальную военную подготовку и приняли Военную Присягу. Изучали 45-ти миллиметровую полевую пушку. После прохождения начальной военной подготовки и принятия присяги нас начали рассылать по воинским частям.

Питание на пересыльном пункте было очень плохое, тарелка супа с двумя горошинами, кусочек черного хлеба и кружка чая.

Я попал в 1517 передвижной зенитно-артиллерийский полк, перед которым стояла задача отражать массированные налеты вражеских самолетов на Горьковский автозавод, который давал для фронта автомобили-полуторки.

Зенитчики дважды отразили налеты самолетов, после чего немцы уже не пытались бомбить автозавод.

В это время к нам на батарею приезжал командующий военным округом полковник Долгополов, который здесь же у орудия присвоил мне звание старшего солдата-ефрейтор, с этим званием я завершил весь свой боевой путь до конца войны, вторым орудийным номером – заряжающим.

Перед отправкой на передовую я вступил в Ленинский комсомол. Комсомольский билет мы носили на груди в пришитых карманах с нательной стороны гимнастерки и очень гордились им.

На передовой

Через месяц нас снабдили новыми американскими 85 миллиметровыми зенитно-артиллерийскими орудиями, отгрузили в эшелон и поездом повезли на фронт для прикрытия передовых позиций от налетов фашистских самолетов и танков.

На пути следования наш эшелон подвергся налетами фашистских самолетов. Поэтому пришлось добираться до Пскова, где находилась передовая своим ходом, преодолевая множество речушек, мосты через которые были разрушены.

Добрались до передовой, развернули свои боевые позиции, и в эту же ночь пришлось отражать большую группу вражеских самолетов, бомбивших наши передовые позиции. В ночное время выпускали по сто и более снарядов, доведя стволы орудий до раскала.

В это время погибли от вражеской мины наш комбат капитан Санкин, тяжелое ранение получили два командира взвода и погибли четыре командира орудия.

Мы их похоронили здесь же на батарее в бурьянах близ города Пскова.

Двигались вперед, преследуя фашистов вместе с пехотой и танками, освобождая города и села России, Беларуссии, Литвы, Латвии и Эстонии. Войну закончили у берегов Балтийского моря у стен столицы советской Эстонии Таллинне, где и давали салют Победы орудийными залпами из боевых орудий.

Я салютовал из 85 миллиметрового орудия десятью боевыми и 32 холостыми снарядами.

Салютовали все воины из своего штатного оружия, из орудий, из карабинов, из пистолетов. Ликование и радость была в течение всего дня и ночи.

В нашей батарее служило много чернянцев: Мироненко Алексей из села Орлика, Илющенко из Чернянки, Кузнецов Николай из с.Андреевка, Бойченко Николай Иванович и Бойченко Николай Дмитриевич из с.Малый Хутор и многие другие.

В нашем орудийном расчете было семь человек, из которых – 4 чернянца, один – белорус, один украинец и одна девушка – татарка.

Жили в сырой землянке у орудия. В землянке под полом стояла вода. Огневые позиции меняли очень часто, по мере передвижения переднего края наземных войск. За два фронтовых года меняли их сотни раз.

Наш зенитно-артиллерийский полк был передвижным. Отступать не приходилось. Все время с боями двигались вперед и вперед, преследуя отступающих гитлеровцев.

Моральный дух солдат и офицеров был очень высок. Лозунг был один: «Вперед на Запад!», «За Родину», «За Сталина!» Разгромить врага,– таков был приказ.И зенитчики не дрогнули, били врага днем и ночью, давая нашей пехоте и танкам двигаться вперед.

Питание на фронте было хорошее, давали больше хлеба, сало-шпик и американскую тушенку, по 100 грамм спирта.

Наш полк на своем счету имел сотни сбитых вражеских самолетов, отражал яростные атаки, вынуждая их возвращаться восвояси, не выполнив боевую задачу.

После окончания войны меня направили в учебную роту по подготовке младших командиров Советской Армии. Через год после окончания учебы мне присвоили воинское звание младший сержант и оставили в этой же учебной роте командиром отделения, затем помощником командира взвода, присваивали воинские звания сержант, старший сержант и старшина, одновременно был комсоргом роты.

Затем нас направили в войска ВНОС (воздушное наблюдение оповещение и связи), которые располагались вдоль берега Балтийского моря на 15 метровых вышках.

В то время ежедневно американские самолеты нарушали наши воздушные границы, я был тогда начальником радиостанции и радиолокационной станции. В наши обязанности входило своевременно обнаружить самолеты – нарушители границы и сообщать на аэродром для принятия ответных мер.

Служить пришлось до 1951 года.

Счастливая жизнь полковника Шемякина

Ветеран Великой Отечественной, кавалер 8 орденов Петр Шемякин прошел всю войну. У полковника в отставке по-молодому цепкая, светлая память: он помнит номера всех батальонов и полков, где он воевал, названия всех населенных пунктов, где довелось сражаться и служить. Петр Николаевич разворачивает панораму военной и мирной жизни скупо, почти без подробностей, давая сухие оценки событиям. Его воспоминаний, которые почти все сотканы из перечислений городов, городков, станций, где воевали его части, хватило бы на внушительную брошюру. Мы же попытались извлечь из них щемящие подробности военных лет. Петр Шемякин родом из деревеньки в 50 дворов Вологодской области. Из 12 детей Шемякиных выжили семеро. Но на этом беды Шемякиных не закончились. Семью «схватила» чахотка, и унесла жизни еще пятерых ребятишек. Остались у матери Петр да старшая сестра Мария. А в 35-м году погиб отец. Он работал жестянщиком, и, когда крыл крышу районной больницы, не удержался и сорвался вниз.

Настоящее вологодское масло

Поскольку в семье были проблемы со здоровьем, мать хотела, чтобы Петя поступил в медицинский техникум. Но наперекор материнской воле, сын закончил мясо-молочный техникум в Вологде и приехал работать в свой район. Устроился технологом в райзаводоуправлении, где следил за технологией приготовления масла (того самого, знаменитого, вологодского) и других молочных продуктов на молокозаводах района.

— Кстати, секрет вологодского масла не в какой-то особой технологии его изготовления, а в удивительной траве и луговых цветах, которые едят вологодские коровы, — говорит сегодня полковник Петр Николаевич.

Воспоминания о службе в танковых войсках

Накануне войны, в октябре 1940 года Петра Шемякина призвали в армию, в танковые войска под Псковом. Новобранцев, прибывших в товарных вагонах в Псков, встречали духовым оркестром, затем поселили в казармы, и началась армейская жизнь: курс молодого бойца, строевая подготовка, изучение устава и т.д. А после этого рядового Шемякина назначили в экипаж быстроходного танка «Т-7» наводчиком орудия.

Война застала Петра Николаевича на службе. Весь полк погрузили на эшелоны и отправили в Карелию. Боевое крещение танкисты приняли в районе станции Алакурти. Тогда наступающих немцев и финнов наши на станцию не пустили и смогли отбросить до границы. Боевой рубеж танкисты «передали» стрелковым частям, а сами направились под Петрозаводск, где шли .

Здесь воевать на танках было сложнее: если под Алакурти была свободная поляна, где танкам было где развернуться, то под Петрзаводском можно было действовать только вдоль дорог: кругом камни, леса, болота. Немцы обойдут наши части, отрежут. Наши готовят гати, рубят лес, обходят фашистов, отступают.

— В Карелии было две больших беды: фашистские «кукушки» и диверсионные группы, — вспоминает Шемякин. — «Кукушки» — это пулеметчики. Их привязывали на деревьях: они буквально «выкашивали» наших бойцов. А диверсионные группы немцы засылали в расположение наших войск, и они там «вырезали» наши отряды. Так произошло с нашим медсанбатом, после чего эти гады еще и надругались над телами раненых и медсестер.

После боев в Карелии из батальона в 30 танков остался всего один. Танк Петра Шемякина тоже подорвался на мине. «Страшно не было, — вспоминает Петр Николаевич. – Тряхнуло только немножко, но экипаж не пострадал, даже не контузило».

В 1942 началось контрнаступление

На войне были моменты не только тяжелых боев, но и отдыха. Всех танкистов полка, кто остался в живых, в начале 42-го года вывели в Беломорск, где воины смогли расслабиться. В Беломорске работал театр оперетты, и бойцы с удовольствием его посещали: «Сильва», «Марица», «Баядерка»… На некоторые оперетты фронтовики ходили раза по два, а то и больше. Спектакли начинались в 14.00, потом – танцы, и артисты, которые только что играли для бойцов, с ними танцевали.

А в конце марта в составе танковой бригады из 70 «машин» уже командиром танка «Т-34» Петр Шемякин попал под Харьков. Наши свежие части пошли в контрнаступление и отбросили противника на 15-20 км.

— Но потом на этом направлении немцы сосредоточили ударную танковую группировку и дали нам по мозгам, — вспоминает Петр Николаевич.

Пришлось долго отступать, и это отступление иногда снится ветерану до сих пор. Родную землю войска покидали вместе с народом, который уходил в эвакуацию. Старики, женщины, дети, которые не хотели оставаться под фашистами, уходили от них со своим нехитрым скарбом. На лошадях, волах, велосипедах, а кто-то просто на себе тащили пожитки. Немцы не щадили ни служивых, ни мирных людей: бомбили и расстреливали с самолетов. Особенно тяжело приходилось на переправах через речки.

— На переправах всегда скапливалось много людей, и фашисты-изверги устраивали на них налеты: бросали бомбы, поливали из пулеметов. Люди бросались врассыпную. Кругом рев, крики ужаса и боли, множество раненых и убитых – страшное дело, — делится Петр Николаевич.

Лейтенант танковых войск

Затем был снова тыл, откуда танковую бригаду Петра Шемякина перебросили через Дон навстречу врагу. Поначалу мы наступали, но Гитлер послал на прорыв огромную армию Гудериана, и нашим танкистам приходилось отражать по 5-6 контратак за день. Пришлось отходить обратно к Дону. Из 70 танков бригады осталось три, в том числе «КВ» («Клим Ворошилов») Петра Шемякина. Но и эти танки протянули недолго: в одном из боев подбили и боевую машину Петра Николаевича. У механика-водителя оторвало ступню, легко ранили радиста-пулеметчика. Танкисты вылезли через десантный люк, вытащили раненых. Шемякин выходил последним. В танке оставался один снаряд, капитан экипажа выпустил его по фашистам, включил первую передачу и направил свой пустой танк в сторону гитлеровцев.

Овражистым берегом Дона вместе с ранеными экипаж Петра Шемякина отходил к реке. Но с ранеными Дон не переплывешь. На берегу нашли деревянные сани, оторвали у них металлические полозья, погрузили раненых на сани, и, пристроившись сбоку, поплыли через Дон к своим.

За эти бои Петру Шемякину присвоили звание старшего лейтенанта и наградили первым боевым орденом – орденом Красной Звезды.

Пятерых младших офицеров танковой бригады, не получивших в свое время военного образования, в том числе Петра Шемякина, в марте 42-го направили в г. на курсы переподготовки. Здесь курсанты изучали военную технику, в том числе немецкую. Все преподаватели прошли через фронт, многие имели ранения и ходили с палочками.

Жил Петр Николаевич в это время на Автозаводе, и здесь же познакомился с будущей супругой, гуляя по Стригинскому бору.

Какая нелепая смерть

За плечами Петра Шемякина и взятие Житомира (тогда он был уже командиром танкового взвода), и Висло-Одерская операция. Кстати, в последней он участвовал в качестве помощника начальника штаба полка по разведке.

Петр Николаевич руководил разведвзводом, но это не избавляло его от участия в боях. Вместе с разведчиками он на лодке переправился на другой берег Вислы, и удерживал плацдарм, с которого их хотели вышибить немцы.

К этому периоду относятся воспоминания комполка кавалеристов. Вообще о кавалеристах у Петра Шемякина осталось воспоминание, как о франтах, которые любили погулять и выпить. На захваченной территории стоял эшелон с техническим спиртом. Чтобы русский человек не отравился, командование велело эти цистерны расстрелять. Но кавалеристы черпали спирт из луж и пили. Этим техническим спиртом повар напоил командира полка. Незадолго до трагического обеда кавалерист позвонил Шемякину и пригласил с ним отобедать. Петр Николаевич извинился и отказался, сославшись на то, что уже покушал.

А через некоторое время позвонил начштаба, попросив бронетранспортер: комполка ослеп, и его нужно отправить в лазарет. Фронтовика не смогли выходить и профессиональные медики: в лазарете он скончался.

Солдат в военное и мирное время

Войну Петр Николаевич завершил в Праге, но после фронта связал свою жизнь с армией. Военную карьеру закончил облвоенкомом в Караганде в чине полковника. А после демобилизации уехал на родину жены, в Горький.

— На жизнь я не жалуюсь, — говорит бывший фронтовик. – У меня трое детей, шесть внуков, восемь правнуков. Двое внуков от старшей дочери – Настя и Тимур – кандидаты биологических наук. Кстати, Тимур сейчас работает в институте в Америке. А одна из внучек – студентка 4-го курса Медакадемии. Ей, надеюсь, удастся воплотить мечту моей мамы, чтобы в семье был медик.

ВИДЕО: Великая Отечественная война 1941 год! Цветные кадры!