Послушно я же. Пушкин александр сергеевич - скупой рыцарь. Смотреть что такое "Скупой рыцарь" в других словарях

Из-за колонн вышел Барон, герой пушкинского «Скупого рыцаря». Держа свечу так, чтобы поярче светилось золото в сундуках, Барон начал любоваться им и над ним размышлять. То был хоть и скупой, но прежде всего - рыцарь; он был благороден, и мощная страсть одушевляла его. Он упивался тайной силы и власти, которую хранят его сундук.
Когда он произносил:
«Мне все послушно, я же - ничему;

Я знаю мощь мою.. .»,
то ясно становилось, почему золото никуда не двинется из этих сундуков. Барон был поэт идеи могущества и своей страсти. Он даже мог посмотреть на нее со стороны, перебирая золотые, припоминая горестные человеческие судьбы, связанные с каждым золотым, поступившим в его казну. Но именно ощущением зависимости людей от этих золотых кружочков поддерживалось в нем грозное ощущение собственной силы. Этот Барон был личностью сильной и цельной в своей нестареющей страсти, крупным, незаурядным - и оттого тем более страшным человеком.
Разумеется, никакой бутафории в тот вечер не появлялось. Был только Остужев со свечой. Г. В. Кристи, слышавший многих исполнителей этой роли, ставивший сам «Скупого рыцаря», говорил мне, что ничего подобного но силе, красоте и мастерству исполнения ему никогда больше слышать не доводилось.
К сожалению, в спектакле «Скупой рыцарь» на сцене Малого театра (сезон 1936/37 года) режиссер, по выражению Остужева, «привязал его к бороде», к театральному трафарету. Поэтому в концертном исполнении необычный Барон Остужева выглядел намного лучше, чем на сцене, и московские пушкинисты говорили, что по глубине и силе Остужев создал истинно пушкинский образ.

Александр Пушкин - Монолог Барона из "Скупого рыцаря"
СЦЕНА II

Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам.
Счастливый день! могу сегодня я
В шестой сундук (в сундук еще неполный)
Горсть золота накопленного всыпать.
Не много, кажется, но понемногу
Сокровища растут. Читал я где-то,
Что царь однажды воинам своим
Велел снести земли по горсти в кучу,
И гордый холм возвысился - и царь
Мог с вышины с весельем озирать
И дол, покрытый белыми шатрами,
И море, где бежали корабли.
Так я, по горсти бедной принося
Привычну дань мою сюда в подвал,
Вознес мой холм - и с высоты его
Могу взирать на все, что мне подвластно.
Что не подвластно мне? как некий демон
Отселе править миром я могу;
Лишь захочу - воздвигнутся чертоги;
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою;
И музы дань свою мне принесут,
И вольный гений мне поработится,
И добродетель и бессонный труд
Смиренно будут ждать моей награды.
Я свистну, и ко мне послушно, робко
Вползет окровавленное злодейство,
И руку будет мне лизать, и в очи
Смотреть, в них знак моей читая воли.
Мне все послушно, я же - ничему;
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья...
(Смотрит на свое золото.)........................

Читает А.Остужев

Остужев Александр Алексеевич (настоящая фамилия Пожаров) (1874, Воронеж - 1953, Москва), актёр, народный артист СССР (1937).
В 1896 поступил на драматические курсы Московского театрального училища (ученик А.П. Ленского). С 1898 в Малом театре. Среди ролей: Ромео («Ромео и Джульетта» У. Шекспира, 1901), Незнамов («Без вины виноватые» А.Н. Островского, 1908). Несмотря на надвигающуюся глухоту (к 1910 Остужев потерял слух), он продолжал играть на сцене, выработав систему приёмов, которые давали ему возможность работать в театре. Вершина творчества Остужева - Отелло («Отелло» Шекспира, 1935) и Уриель Акоста («Уриель Акоста» К. Гуцкова, 1940). Остужеву была свойственна романтическая приподнятость исполнения; страстный пафос и темперамент сочетались в его искусстве с глубокой искренностью в передаче чувств. Характер героев Остужева находил выражение и в пластическом решении роли, и в приподнятости интонационного звучания удивительно красивого голоса.
http://dic.academic.ru/dic.nsf/moscow/2294/Остужев

§ 164. Тире ставится между подлежащим и сказуемым, выраженным существительным в именительном падеже (без связки). Это правило чаще всего применяется, когда сказуемым определяется понятие, выраженное подлежащим, например:

Дуб – дерево.

Оптика – раздел физики.

Старший брат – мой учитель.

Старший брат мой – учитель.

Примечание 1. Если перед сказуемым, выраженным существительным в именительном падеже, стоит отрицание не, то тире не ставится, например:

Бедность не порок.

Примечание 2. В вопросительном предложении с главным членом, выраженным местоимением, тире между главными членами не ставится, например:

Кто твой отец?

§ 165. Тире ставится между подлежащим и сказуемым, если подлежащее выражено формой именительного падежа существительного, а сказуемое неопредёленной формой или если оба они выражены неопределённой формой, например:

Назначение каждого человека – развить в себе всё человеческое, общее и насладиться им (Белинский).

Жизнь прожить – не поле перейти.

§ 166. Тире ставится перед это, это есть, это значит, вот, если сказуемое, выраженное существительным в именительном падеже или неопределённой формой, присоединяется посредством этих слов к подлежащему, например:

Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны (Ленин).

Поэзия – это огненный взор юноши, кипящего избытком сил (Белинский).

Романтизм – вот первое слово, огласившее пушкинский период, народность вот альфа и омега нового периода (Белинский).

§ 167. Тире ставится перед обобщающим словом, стоящим после перечисления, например:

Надежду и пловца – всё море поглотило (Крылов).

Ни крики петуха, ни звучный гул рогов, ни ранней ласточки на кровле щебетанье – ничто не вызовет почивших из гробов (Жуковский).

§ 168. Тире ставится перед приложением, стоящим в конце предложения:

1. Если перед приложением можно без изменения смысла его ставить а именно, например:

Я не слишком люблю это дерево – осину (Тургенев).

В отношениях с посторонними он требовал одного – сохранения приличия (Герцен).

Отдавая дань своему времени, г. Гончаров вывел и противоядие Обломову – Штольца (Добролюбов).

2. Если при приложении есть пояснительные слова и необходимо подчеркнуть оттенок самостоятельности такого приложения, например:

Со мною был чугунный чайник – единственная отрада моя в путешествиях по Кавказу (Лермонтов).

§ 169. Тире ставится между двумя сказуемыми и между двумя независимыми предложениями, если во втором из них содержится неожиданное присоединение или резкое противопоставление по отношению к первому, например:

Я вышел, не желая его обидеть, на террасу – и обомлел (Герцен).

Я спешу туда ж – а там уже весь город (Пушкин).

Хотел объехать целый свет – и не объехал сотой доли (Грибоедов).

Хотел рисовать – кисти выпадали из рук. Пробовал читать взоры его скользили над строками (Лермонтов).

Примечание 1. Для усиления оттенка неожиданности тире может ставиться после сочинительных союзов, связывающих две части одного предложения, например:

Проси в субботу расчёт и – марш в деревню (М. Горький).

Очень хочется сойти туда к ним, познакомиться, но – боюсь (М. Горький).

Примечание 2. Для выражения неожиданности может отделяться посредством тире любая часть предложения, например:

И щуку бросили – в реку (Крылов).

И съела бедного певца – до крошки (Крылов).

§ 170. Тире ставится между двумя предложениями и между двумя однородными членами предложения, соединёнными без помощи союзов, для выражения резкой противоположности, например:

Я царь – я раб, я червь – я бог (Державин).

Немудрено голову срубить – мудрено приставить (Пословица).

Здесь не житьё им – рай (Крылов).

§ 171. Тире ставится между предложениями, не соединёнными посредством союзов, если второе предложение заключает в себе результат или вывод из того, о чём говорится в первом, например:

Хвалы приманчивы – как их не пожелать? (Крылов).

Солнце взошло – начинается день (Некрасов).

§ 172. Тире ставится между двумя предложениями, если они связаны по смыслу как придаточное (на первом месте) с главным (на втором месте), но подчинительные союзы отсутствуют, например:

Назвался груздем – полезай в кузов.

Лес рубят – щепки летят.

Сам запутался – сам и распутывайся; умел кашу заварить умей её и расхлёбывать; любишь кататься люби и саночки возить (Салтыков-Щедрин).

§ 173. Тире ставится для указания места распадения простого предложения на две словесные группы, если другими знаками препинания или порядком слов это не может быть выражено, например:

Я вас спрашиваю: рабочим – нужно платить? (Чехов).

Такое распадение часто наблюдается при пропуске какого-нибудь члена предложения (почему ставящееся в этом случае тире называется эллиптическим), например:

Пусторослеву за верную службу – чижовскую усадьбу, а Чижова в Сибирь навечно (А.Н. Толстой).

Мы сёла – в пепел, грады – в прах, в мечи – серпы и плуги (Жуковский).

Мне всё послушно, я же – ничему (Пушкин).

§ 174. Посредством тире выделяются:

1. Предложения и слова, вставляемые в середину предложения с целью пояснения или дополнения его, в тех случаях, когда выделение скобками (см. § 188) может ослабить связь между вставкой и основным предложением, например:

Тут – делать нечего – друзья поцеловались (Крылов).

Как вдруг – о чудо! о позор! – заговорил оракул вздор (Крылов).

Лишь один раз – да и то в самом начале – произошёл неприятный и резкий разговор (Фурманов).

2. Распространённое приложение, стоящее после определяемого существительного, если необходимо подчеркнуть оттенок самостоятельности такого приложения (о запятых при приложении см. § 152), например:

Старший урядник – бравый престарелый казак с нашивками за сверхсрочную службу – скомандовал «строиться» (Шолохов).

Перед дверями клуба – широкого бревенчатого дома – гостей ожидали рабочие со знамёнами (Федин).

3. Стоящая в середине предложения группа однородных членов, например:

Обычно из верховых станиц – Еланской, Вёшенской, Мигулинской и Казанской – брали казаков в 11-12-й армейские казачьи полки и в лейб-гвардии Атаманский (Шолохов).

Примечание. Тире ставится после перечисления, находящегося в середине предложения, если этому перечислению предшествует обобщающее слово или слова как-то, например, а именно (см. § 160).

§ 175. Тире ставится в качестве дополнительного знака после запятой перед словом, которое повторяется для того, чтобы связать с ним новое предложение (чаще придаточное, усиливающее, дополняющее или развивающее главное предложение) или дальнейшую часть того же предложения, например:

Я знала очень хорошо, что это был муж мой, не какой-нибудь новый, неизвестный человек, а хороший человек, – муж мой, которого я знала, как самоё себя (Л. Толстой).

Теперь же, судебным следователем, Иван Ильич чувствовал, что все без исключения, самые важные, самодовольные люди, – все у него в руках (Л. Толстой).

§ 176. Тире ставится в качестве дополнительного знака после запятой, которая отделяет главное предложение от предшествующей ему группы придаточных, если надо подчеркнуть распадение единого целого на две части, например:

Кто виноват из них, кто прав, – судить не нам (Крылов).

Делал ли что-нибудь для этого Штольц, что делал и как делал, – мы этого не знаем (Добролюбов).

§ 177. Тире ставится в качестве дополнительного знака после запятой для указания перехода от повышения к понижению в периоде, например:

О, если правда, что в ночи,
Когда покоятся живые
И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые,
О, если правда, что тогда
Пустеют тихие могилы, –
Я тень зову, я жду Леилы:
Ко мне, друг мой, сюда, сюда! (Пушкин).

В 1800-х годах, в те времена, когда не было ещё ни железных, ни шоссейных дорог, ни газового, ни стеаринового света, ни пружинных низких диванов, ни мебели без лаку, ни разочарованных юношей со стёклышками, ни либеральных философов-женщин, ни милых дам-камелий, которых так много развелось в наше время, в те наивные времена, когда из Москвы, выезжая в Петербург в повозке или карете, брали с собой целую кухню домашнего приготовления, ехали восемь суток по мягкой, пыльной или грязной дороге и верили в пожарские котлеты, в валдайские колокольчики и бублики; когда в длинные осенние вечера нагорали сальные свечи, освещая семейные кружки из двадцати и тридцати человек, на балах в канделябры вставлялись восковые и спермацетовые свечи, когда мебель ставили симметрично, когда наши отцы были ещё молоды не одним отсутствием морщин и седых волос, а стрелялись за женщин, из другого угла комнаты бросались поднимать нечаянно или не нечаянно уроненные платочки, наши матери носили короткие талии и огромные рукава и решали семейные дела выниманием билетиков; когда прелестные дамы-камелии прятались от дневного света; в наивные времена масонских лож, мартинистов тугендбунда, во времена Милорадовичей, Давыдовых, Пушкиных, – в губернском городе К. был съезд помещиков и кончались дворянские выборы (Л. Толстой).

§ 178. Тире ставится между двумя словами для обозначения пределов пространственных, временных или количественных (в этом случае тире заменяет по смыслу слова от... до ), например:

Перелёты СССР – Америка.

Рукописи XI – XIV вв.

§ 179. Тире ставится между двумя или несколькими именами собственными, совокупностью которых называется какое-либо учение, научное учреждение и т.п., например:

Физический закон Бойля – Мариотта.

Пунктуация

Тире

§ 164. Тире ставится между подлежащим и сказуемым, выраженным существительным в именительном падеже (без связки). Это правило чаще всего применяется, когда сказуемым определяется понятие, выраженное подлежащим, например:

    Дуб – дерево.
    Оптика – раздел физики.
    Москва, Ленинград, Киев, Баку – крупнейшие города СССР.
    Старший брат – мой учитель.
    Старший брат мой – учитель.

Примечание 1. Если перед сказуемым, выраженным существительным в именительном падеже, стоит отрицание не , то тире не ставится, например:

    Бедность не порок.

Примечание 2. В вопросительном предложении с главным членом, выраженным местоимением, тире между главными членами не ставится, например:

    Кто твой отец?

§ 165. Тире ставится между подлежащим и сказуемым, если подлежащее выражено формой именительного падежа существительного, а сказуемое неопределенной формой или если оба они выражены неопределенной формой, например:

    Назначение каждого человека – развить в себе все человеческое, общее и насладиться им.

    Белинский


    Жизнь прожить – не поле перейти.

§ 166. Тире ставится перед это, это есть, это значит, вот , если сказуемое, выраженное существительным в именительном падеже или неопределенной формой, присоединяется посредством этих слов к подлежащему, например:

    Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны.

    Ленин


    Поэзия – это огненный взор юноши, кипящего избытком сил.

    Белинский


    Романтизм – вот первое слово, огласившее пушкинский период; народность – вот альфа и омега нового периода.

    Белинский

§ 167. Тире ставится перед обобщающим словом, стоящим после перечисления, например:

    Надежду и пловца – все море поглотило.

    Крылов


    Ни крики петуха, ни звучный гул рогов, ни ранней ласточки на кровле щебетанье – ничто не вызовет почивших из гробов.

    Жуковский

§ 168. Тире ставится перед приложением, стоящим в конце предложения:

1. Если перед приложением можно без изменения смысла его вставить а именно , например:

    Я не слишком люблю это дерево – осину.

    Тургенев


    В отношениях с посторонними он требовал одного – сохранения приличия.

    Герцен


    Отдавая дань своему времени, г. Гончаров вывел и противоядие Обломову – Штольца.

    Добролюбов

2. Если при приложении есть пояснительные слова и необходимо подчеркнуть оттенок самостоятельности такого приложения, например:

    Со мною был чугунный чайник – единственная отрада моя в путешествиях по Кавказу.

    Лермонтов

§ 169. Тире ставится между двумя сказуемыми и между двумя независимыми предложениями, если во втором из них содержится неожиданное присоединение или резкое противопоставление по отношению к первому, например:

    Я вышел, не желая его обидеть, на террасу – и обомлел.

    Герцен


    Я спешу туда ж – а там уже весь город.

    Пушкин


    Хотел объехать целый свет – и не объехал сотой доли.

    Грибоедов


    Хотел рисовать – кисти выпадали из рук. Пробовал читать – взоры его скользили над строками.

    Лермонтов

Примечание 1. Для усиления оттенка неожиданности тире может ставиться после сочинительных союзов, связывающих две части одного предложения, например:

    Проси в субботу расчет и – марш в деревню.

    М. Горький


    Очень хочется сойти туда к ним, познакомиться, но – боюсь.

    М. Горький

Примечание 2. Для выражения неожиданности может отделяться посредством тире любая часть предложения, например:

    И щуку бросили – в реку.

    Крылов


    И съела бедного певца – до крошки.

    Крылов

§ 170. Тире ставится между двумя предложениями и между двумя однородными членами предложения, соединенными без помощи союзов, для выражения резкой противоположности, например:

    Я царь – я раб, я червь – я бог.

    Державин


    Немудрено голову срубить – мудрено приставить.

    Пословица


    Здесь не житье им – рай.

    Крылов

§ 171. Тире ставится между предложениями, не соединенными посредством союзов, если второе предложение заключает в себе результат или вывод из того, о чем говорится в первом, например:

    Хвалы приманчивы – как их не пожелать?

    Крылов


    Солнце взошло – начинается день.

    Некрасов

§ 172. Тире ставится между двумя предложениями, если они связаны по смыслу как придаточное (на первом месте) с главным (на втором месте), но подчинительные союзы отсутствуют, например:

    Назвался груздем – полезай в кузов.
    Лес рубят – щепки летят.
    Сам запутался – сам и распутывайся; умел кашу заварить – умей ее и расхлебывать; любишь кататься – люби и саночки возить.

    Салтыков-Щедрин

§ 173. Тире ставится для указания места распадения простого предложения на две словесные группы, если другими знаками препинания или порядком слов это не может быть выражено, например:

    Я вас спрашиваю: рабочим – нужно платить?

    Чехов

Такое распадение часто наблюдается при пропуске какого-нибудь члена предложения (почему ставящееся в этом случае тире называется эллиптическим), например:

    Пусторослеву за верную службу – чижовскую усадьбу, а Чижова – в Сибирь навечно.

    А. Н. Толстой


    Мы села – в пепел, грады – в прах, в мечи – серпы и плуги.

    Жуковский


    Мне все послушно, я же – ничему.

    § 175. Тире ставится в качестве дополнительного знака после запятой перед словом, которое повторяется для того, чтобы связать с ним новое предложение (чаще придаточное, усиливающее, дополняющее или развивающее главное предложение) или дальнейшую часть того же предложения, например:

      Я знала очень хорошо, что это был муж мой, не какой-нибудь новый, неизвестный человек, а хороший человек, – муж мой, которого я знала, как самоё себя.

      Л. Толстой


      Теперь же, судебным следователем, Иван Ильич чувствовал, что все без исключения, самые важные, самодовольные люди, – все у него в руках.

      Л. Толстой

    § 176. Тире ставится в качестве дополнительного знака после запятой, которая отделяет главное предложение от предшествующей ему группы придаточных, если надо подчеркнуть распадение единого целого на две части, например:

      Кто виноват из них, кто прав, – судить не нам.

      Крылов


      Делал ли что-нибудь для этого Штольц, что делал и как делал, – мы этого не знаем.

      Добролюбов

    § 177. Тире ставится в качестве дополнительного знака после запятой для указания перехода от повышения к понижению в периоде, например:

      О, если правда, что в ночи,
      Когда покоятся живые
      И с неба лунные лучи
      Скользят на камни гробовые,
      О, если правда, что тогда
      Пустеют тихие могилы, −
      Я тень зову, я жду Леилы:
      Ко мне, друг мой, сюда, сюда!

      Пушкин

      В 1800-х годах, в те времена, когда не было еще ни железных, ни шоссейных дорог, ни газового, ни стеаринового света, ни пружинных низких диванов, ни мебели без лаку, ни разочарованных юношей со стеклышками, ни либеральных философов-женщин, ни милых дам-камелий, которых так много развелось в наше время, – в те наивные времена, когда из Москвы, выезжая в Петербург в повозке или карете, брали с собой целую кухню домашнего приготовления, ехали восемь суток по мягкой, пыльной или грязной дороге и верили в пожарские котлеты, в валдайские колокольчики и бублики, – когда в длинные осенние вечера нагорали сальные свечи, освещая семейные кружки из двадцати и тридцати человек, на балах в канделябры вставлялись восковые и спермацетовые свечи, когда мебель ставили симметрично, когда наши отцы были еще молоды не одним отсутствием морщин и седых волос, а стрелялись за женщин и из другого угла комнаты бросались поднимать нечаянно и не нечаянно уроненные платочки, наши матери носили коротенькие талии и огромные рукава и решали семейные дела выниманием билетиков, когда прелестные дамы-камелии прятались от дневного света, – в наивные времена масонских лож, мартинистов, тугендбунда, во времена Милорадовичей, Давыдовых, Пушкиных, – в губернском городе К. был съезд помещиков, и кончались дворянские выборы.

      Л. Толстой

    § 178. Тире ставится между двумя словами для обозначения пределов пространственных, временных или количественных (в этом случае тире заменяет по смыслу слова «от... до»), например:

      Перелеты СССР – Америка.
      Рукописи XI – XIV вв.

    § 179. Тире ставится между двумя или несколькими именами собственными, совокупностью которых называется какое-либо учение, научное учреждение и т. п., например:

      Физический закон Бойля – Мариотта.

Барон

Как молодой повеса ждёт свиданья

С какой-нибудь развратницей лукавой

Иль дурой, им обманутой, так я

Весь день минуты ждал, когда сойду

В подвал мой тайный, к верным сундукам.

Счастливый день! могу сегодня я

В шестой сундук (в сундук ещё неполный)

Горсть золота накопленного всыпать.

Не много, кажется, но понемногу

Сокровища растут. Читал я где-то,

Что царь однажды воинам своим

Велел снести земли по горсти в кучу,

И гордый холм возвысился – и царь

Мог с вышины с весельем озирать

И дол, покрытый белыми шатрами,

И море, где бежали корабли.

Так я, по горсти бедной принося

Привычну дань мою сюда в подвал,

Вознёс мой холм – и с высоты его

Могу взирать на всё, что мне подвластно.

Что не подвластно мне? как некий демон

Отселе править миром я могу;

Лишь захочу – воздвигнутся чертоги;

В великолепные мои сады

Сбегутся нимфы резвою толпою;

И музы дань свою мне принесут,

И вольный гений мне поработится,

И добродетель и бессонный труд

Смиренно будут ждать моей награды.

Я свистну, и ко мне послушно, робко

Вползёт окровавленное злодейство,

И руку будет мне лизать, и в очи

Смотреть, в них знак моей читая воли.

Мне всё послушно, я же – ничему;

Я выше всех желаний; я спокоен;

Я знаю мощь мою: с меня довольно

Сего сознанья...

(Смотрит на свое золото.)

Кажется, не много,

А скольких человеческих забот,

Обманов, слёз, молений и проклятий

Оно тяжеловесный представитель!

Тут есть дублон старинный.... вот он. Нынче

Вдова мне отдала его, но прежде

С тремя детьми полдня перед окном

Она стояла на коленях воя.

Шёл дождь, и перестал, и вновь пошёл,

Притворщица не трогалась; я мог бы

Её прогнать, но что-то мне шептало,

Что мужнин долг она мне принесла

И не захочет завтра быть в тюрьме.

А этот? этот мне принес Тибо -

Где было взять ему, ленивцу, плуту?

Украл, конечно; или, может быть,

Там на большой дороге, ночью, в роще...

Да! если бы все слёзы, кровь и пот,

Пролитые за всё, что здесь хранится,

Из недр земных все выступили вдруг,

То был бы вновь потоп – я захлебнулся б

В моих подвалах верных. Но пора.

(Хочет отпереть сундук.)

Я каждый раз, когда хочу сундук

Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.

Не страх (о нет! кого бояться мне?

При мне мой меч: за злато отвечает

Честной булат), но сердце мне теснит

Какое-то неведомое чувство...

Нас уверяют медики: есть люди,

В убийстве находящие приятность.

Когда я ключ в замок влагаю, то же

Я чувствую, что чувствовать должны

Они, вонзая в жертву нож: приятно

И страшно вместе.

(Отпирает сундук.)

Вот моё блаженство!

(Всыпает деньги.)

Ступайте, полно вам по свету рыскать,

Служа страстям и нуждам человека.

Усните здесь сном силы и покоя,

Как боги спят в глубоких небесах...

Хочу себе сегодня пир устроить:

Зажгу свечу пред каждым сундуком,

И все их отопру, и стану сам

Средь них глядеть на блещущие груды.

(Зажигает свечи и отпирает сундуки один за другим.)

Я царствую!.. Какой волшебный блеск!

Послушна мне, сильна моя держава;

В ней счастие, в ней честь моя и слава!

Я царствую... но кто вослед за мной

Приимет власть над нею? Мой наследник!

Безумец, расточитель молодой,

Развратников разгульных собеседник!

Едва умру, он, он! сойдёт сюда

Под эти мирные, немые своды

С толпой ласкателей, придворных жадных.

Украв ключи у трупа моего,

Он сундуки со смехом отопрёт.

И потекут сокровища мои

В атласные диравые карманы.

Он разобьёт священные сосуды,

Он грязь елеем царским напоит -

Он расточит... А по какому праву?

Мне разве даром это всё досталось,

Или шутя, как игроку, который

Гремит костьми да груды загребает?

Кто знает, сколько горьких воздержаний,

Обузданных страстей, тяжёлых дум,

Дневных забот, ночей бессонных мне

Всё это стоило? Иль скажет сын,

Что сердце у меня обросло мохом,

Что я не знал желаний, что меня

И совесть никогда не грызла, совесть,

Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,

Незваный гость, докучный собеседник,

Заимодавец грубый, эта ведьма,

От коей меркнет месяц и могилы

Смущаются и мёртвых высылают?..

Нет, выстрадай сперва себе богатство,

А там посмотрим, станет ли несчастный

То расточать, что кровью приобрёл.

О, если б мог от взоров недостойных

Я скрыть подвал! о, если б из могилы

Прийти я мог, сторожевою тенью

Сидеть на сундуке и от живых

Сокровища мои хранить, как ныне!..

Аналитическое чтение «Скупой рыцарь»

Тема власти денег. Ее губительное воздействие
на душу человека нашло свое художественное
воплощение в трагедии «Скупой рыцарь»,
открывающей цикл.
Время действия - Средние века. Само название «Скупой рыцарь»
содержит в себе несоединимые понятия (оксюморон). Рыцарь -
символ храбрости, смелости, чести, щедрости. Если рыцарь стал
скупым-этотрагедия.
Монолог Барона- центральный в трагедии. И такой монолог мог
сочинить только гениальный поэт.
Что не подвластно мне? Как некий демон
Отселе править миром я Moiy;
Лишь захочу - воздвигнутся чертоги;
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою;
И музы дань свою мне принесут;
И вольный гений мне поработится,
И добродетель, и бессонный труд
Смиренно будут ждать моей награды.
Барон сладострастно мечтает о невозможном, но ему кажется,
что золото может все, и деньги являются «пищей для его умопомрачительных
фантазий». Он сознает свою безграничную власть и свое
собственное всесилие:
Мне все послушно, я же - ничему;
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья...
Но это ему только кажется, что золото дало ему всесильную власть
и свободу от всего - он не свободен, он не смог преодолеть «рабства
у собственных сокровищ»; и об этом хорошо говорит Альбер, его сын:
О! мой отец не слуг и не друзей
В них видит, а господ; и сам им служит.
И как же служит? Как алжирский раб
Как пес цепной. В нетопленой конуре
Живет, пьет воду, ест сухие корки,
Всю ночь не спит, все бегает да лает.-
А золото спокойно в сундуках
Лежит себе...
Но золото, и Барон прекрасно это понимает, обладает демоничекой
силой:
Что не подвластно мне? Как некий демон,
Отселе править миром я могу...
Поскольку золото обладает демонической силой, то оно - это
«концентрация зла, преступлений, пролитой крови и пролитых слез,
страданий души и страданий тела».
Да! Если бы все слезы, кровь и пот,
Пролитые за все, что здесь хранится,
Из недр земных все выступили вдруг,
То был бы вновь потоп - я захлебнулся б
В моих подвалах верных.
Здесь Пушкин создает очень мощный художественный образ
золота. Само ощущение быть обладателем несметных сокровищ
сродни преступной страсти:
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не страх (о нет! кого бояться мне?
При мне мой меч: за злато отвечает
Честной булат), но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство...
Нас уверяют медики: есть люди,
В убийстве находящие приятность.
Когда я ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в жертву нож: приятно
И страшно вместе.
Златострастие Барона не идет ни в какое сравнение даже с любовной
страстью, оно гораздо сильнее:
Хочу себе сегодня пир устроить:
Зажгу свечу пред каждым сундуком,
И все их отопру, и стану сам
Средь них глядеть на блещущие груды.
Я царствую!.. Какой волшебный блеск!
Послушна мне, сильна моя держава;
В ней счастие, в ней честь моя и слава!
Я царствую...
Но такое ликование позднее сменяется рассказом о том, какая
цена была заплачена:
Мне разве даром это все досталось,
Или шутя, как игроку, который
Гремит костьми да груды загребает?
Кто знает, сколько горьких воздержаний,
Обузданных страстей, тяжелых дум,
Дневных забот, ночей бессонных мне
Все это стоило? Иль скажет сын,
Что сердце у меня обросло мохом,
Что я не знал желаний, что меня
И совесть никогда не грызла, совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма,
От коей меркнет месяц, и могилы
Смущаются и мертвых высылают?
Барон все одолел, все выдержал, вот только душа окаменела, ну
а что для него душа?
Душа - слишком большая роскошь для человека, чьи мысли
заняты только золотом. Золото - вот его идеал.
В трагедии есть другой персонаж - жид, это другая разновидность
губительной силы золота. Для него является естественным
предложить Альберу отравить отца. Все отравлено золотом.
Что же противопоставлено в трагедии губительной силе золота?
Естественно было бы предположить, что это - сын Альбер. Альбер
противится отцу, осуждает его страсть к золоту, сделавшую его скрягой.
Он, конечно, выше своего отца, он отказался его отравить. Но
ведь это естественно, нельзя же нормальное сыновнее чувство считать
подвигом. Он отказывается даже принять «пахнущие ядом
червонцы». Это тоже нормально. Но он тоже стремится к земным благам,
но понимает их иначе, чем барон, - так, как диктует ему его
«разгульная рыцарская молодость». Ему тоже нужны деньги: чтобы
участвовать в рыцарских турнирах, быть на балах во всем блеске
наряда, но не более. И как знать, пройдет время - и он превзойдет
в стяжательстве отца. Есть еще один очень немаловажный момент.
Именно сын становится виновником смерти отца: он с радостью
принимает вызов Барона на поединок, поспешно поднимая брошенную
перчатку («Так и впился в нее ногтями! - Изверг!»). И именно такой поступок
сына послужил причиной смерти отца. Но умирает он со словами:
Где ключи?
Ключи, ключи мои!..
Трагедия заканчивается словами Герцога:
Боже!
Ужасный век, ужасные сердца!
Это настоящий ужас от увиденного и услышанного.
Поделиться: