», первая часть которого представляет собой анализ Оруэлловского «1984».

Энциклопедичный YouTube

1 / 5

✪ УРОКИ ЛИТЕРАТУРЫ. Джордж Оруэлл 1984 Скотный двор. Борис Ланин.

✪ 1984 - GEORGE ORWELL - KİTAP İNCELEMESİ

✪ 1984 (Bin Dokuz Yüz Seksen Dört) | GEORGE ORWELL (Seslendiren: Nisan Kumru)

✪ KİTAP TANITIMI - 1 (George Orwell - 1984 & Hayvan Çiftliği)

Субтитры

История создания

В письме своему издателю Фреду Уорбургу от 22 октября 1948 года Оруэлл сообщил, что первая мысль о романе возникла у него в 1943 году :356 . Он органично продолжает тему «преданной революции», раскрытую в «Скотном дворе ». Первыми названиями романа были «Последний человек в Европе» и «Live and Died» («Живые и умершие»). Появляются основные моменты и линии - двухминутки ненависти, двоемыслие , новояз , любовь и страх в тоталитарном обществе и пр.

В романе прослеживается также ряд параллелей или даже заимствований из творчества предшественников Оруэлла - прежде всего, романа-антиутопии Евгения Замятина «Мы » (Благодетель - Старший Брат; Единое Государство - Океания; операция по удалению из мозга центра фантазии - промывка мозгов). Английский критик Исаак Дойчер ещё в 1955 году обратил внимание, что Оруэлл «заимствовал идею, сюжет, главных героев, символику и всю атмосферу» замятинского «Мы». С другой стороны, некоторые исследователи утверждают, что Оруэлл прочитал «Мы» уже после собственной книги. Но необходимо помнить о том факте, что сам Оруэлл отрецензировал «Мы» в 1946 году, а в письме Глебу Струве от 17 февраля 1944 года Оруэлл писал так: «Вы меня заинтересовали романом „Мы“, о котором я раньше не слышал. Такого рода книги меня очень интересуют, и я даже делаю наброски для подобной книги, которую раньше или позже напишу» .

Черновой вариант романа был закончен в октябре 1947, однако работа была прервана из-за обострения туберкулёза . Выйдя из клиники, Оруэлл 28 июля 1948 года приезжает на остров Джура для окончания романа. В октябре он просит Уорбурга прислать ему машинистку, однако никто не согласился ехать на отдалённый остров, и тяжелобольной Оруэлл перепечатал роман сам. Впервые роман был опубликован 8 июня 1949 года, вызвав восторг критики и восхищение коллег - Хаксли , Дос Пассоса , Рассела . В 1953 году был выпущен радиоспектакль, в 1956 и 1984 годах по роману были сняты одноимённые фильмы. К 1989 году роман был переведён более чем на 65 языков .

Персонажи

Основные персонажи

Эпизодические персонажи

• Мистер Ча́ррингтон (англ. Charrington ) - продавец лавки антиквариата, в действительности являющийся агентом полиции мыслей. Сдаёт Уинстону и Джулии комнату, позднее руководит их арестом.
• Сайм (англ. Syme ) - образованный коллега Уинстона . Один из наиболее симпатичных ему персонажей. Является филологом и работает над 11-м изданием словаря новояза .
• Па́рсонс (англ. Parsons ) - сосед и коллега Уинстона . Описывается как толстый, активный мужчина лет 35-ти, от которого всегда пахнет потом. Уинстон и Сайм не очень его любят. Он является идеальным членом партии - энергичен, работоспособен, не склонен к рассуждениям, беспрекословно верит всему, чему учит партия. Является главным активистом туристических походов и партийных акций. Невероятно глуп, но добродушен; очень любит детей. Позднее был арестован полицией мыслей по наводке своей дочери и «распылён».
• Амплфо́рт (англ. Ampleforth ) - коллега Уинстона , сотрудник министерства правды. Описывается как высокий, нескладный человек с ушами, покрытыми шерстью. По специализации - поэт, считается одним из лучших специалистов по рифмам и так называемым «каноническим текстам» (то есть переводам поэтических произведений с классического английского языка на новояз). В третьей части романа оказывается в камере предварительного заключения вместе с Уинстоном, после чего исчезает в «комнате 101 ».
• Ма́ртин (англ. Martin ) - слуга О’Брайена , описывается как низкорослый щуплый человек с монголоидным лицом, в белом костюме слуги.

Персонажи, упоминаемые в романе, но не участвующие в его событиях

• Ста́рший Бра́т (другой, менее точный вариант перевода - Большо́й Бра́т ) (англ. Big Brother ) - единоличный лидер партии. Изображается как черноусый мужчина средних лет. Утверждение единоличной власти Старшего Брата началось в 1960 году, с этого времени началось истребление руководителей партии, непосредственно участвовавших в революции; этот процесс завершился в начале 1970-х годов. Возможно, Старший Брат не существовал в реальности и является вымышленным лицом.
• Эммануэ́ль Голдсте́йн (англ. Emmanuel Goldstein ) - враг государства № 1. Когда-то он был одним из вождей революции, но позднее, по официальной версии партии, предал её и бежал за границу. В Океании считается, что он создал тайное Братство, целью которого является борьба с партией. Считается номинальным автором книги «Теория и практика олигархического коллективизма» (хотя из слов О’Брайена, возможно, следует, что книга сфабрикована идеологами внутренней партии для облегчения процесса выявления и отлова инакомыслящих). Прообразом Голдстейна послужил Лев Троцкий .
• Кэ́трин (англ. Katharine ) - формально жена Уинстона, фактически разведена с ним и фигурирует только в воспоминаниях главного героя. Описывается как высокая блондинка с благородным профилем; однако при своей внешней привлекательности она, по словам Уинстона, - «самое глупое существо», с которым когда-либо он был знаком. Глубоко предана партийным идеям, испытывала огромное отвращение к сексу, но еженедельно требовала от Уинстона «исполнения партийного долга» для зачатия ребёнка. После серии неудачных попыток забеременеть она покинула Уинстона.
• Джонс (англ. Jones ), Аро́нсон (англ. Aaronson ) и Ре́зерфорд (англ. Rutherford ) - бывшие высокопоставленные члены внутренней партии. Они были первоначальными лидерами революции, однако позднее обвинены в предательстве революции и арестованы. Под пытками они сознались во всех преступлениях, в которых их обвиняла партия, были помилованы, временно освобождены, однако потом почти сразу повторно осуждены и расстреляны. Во время своей работы Уинстон случайно обнаружил доказательство их невиновности - фотографию участников партийной конференции в Нью-Йорке , на которой они присутствовали. Фотография была сделана в 1960 году, в то время, когда, согласно предъявленным обвинениям, они находились на тайном евразийском аэродроме в Сибири , где общались с представителями евразийской разведки.

Сюжет

Главный герой - Уинстон Смит - живёт в Лондоне, работает в министерстве правды и является членом внешней партии. Он не разделяет партийные лозунги и идеологию и в глубине души сильно сомневается в партии, окружающей действительности и вообще во всём том, в чём только можно сомневаться. Чтобы «выпустить пар» и не совершить безрассудный поступок, он ведёт дневник, в котором старается излагать все свои сомнения. На людях же он старается притворяться приверженцем партийных идей. Однако он опасается, что девушка Джулия, работающая в том же министерстве, шпионит за ним и хочет разоблачить его. В то же время он полагает, что высокопоставленный сотрудник их министерства, член внутренней партии некий О’Брайен также не разделяет мнения партии и является подпольным революционером.

Однажды оказавшись в районе пролов (пролетариев), где члену партии появляться нежелательно, он заходит в лавку старьёвщика Чаррингтона. Тот показывает ему комнату наверху, и Уинстон мечтает пожить там хотя бы недельку. На обратном пути ему встречается Джулия. Смит понимает, что она следила за ним, и приходит в ужас. Он колеблется между желанием убить её и страхом. Однако побеждает страх и он не решается догнать и убить Джулию. Вскоре Джулия в министерстве передаёт ему записку, в которой она признаётся ему в любви. У них завязывается роман, они несколько раз в месяц устраивают свидания, но Уинстона не покидает мысль, что они уже покойники (свободные любовные отношения между мужчиной и женщиной, являющимися членами партии, запрещены партией). Они снимают комнатку у Чаррингтона, которая становится местом их регулярных встреч. Уинстон и Джулия решаются на безумный поступок и идут к О’Брайену и просят, чтобы он принял их в подпольное Братство, хотя сами лишь предполагают, что он в нём состоит. О’Брайен их принимает и даёт им книгу, написанную врагом государства Голдстейном.

Через некоторое время их арестовывают в комнатке у мистера Чаррингтона, так как этот милый старик оказался сотрудником полиции мыслей. В министерстве любви Уинстона долго обрабатывают. Главным палачом, к удивлению Уинстона, оказывается О’Брайен. Сначала Уинстон пытается бороться и не отрекаться от себя. Однако от постоянных физических и психических мучений он постепенно отрекается от себя, от своих взглядов, надеясь отречься от них разумом, но не душой. Он отрекается от всего, кроме своей любви к Джулии. Однако и эту любовь ломает О’Брайен. Уинстон отрекается, предаёт её, думая, что он предал её на словах, разумом, от страха. Однако когда он уже «излечен» от революционных настроений и на свободе, сидя в кафе и попивая джин, он понимает, что в тот момент, когда отрёкся от неё разумом, он отрёкся от неё полностью. Он предал свою любовь. В это время по радио передают сообщение о победе войск Океании над армией Евразии, после чего Уинстон понимает, что теперь он полностью излечился. Теперь он действительно любит партию, любит Большого Брата…

Название

Рабочее название романа, над написанием которого Оруэлл работал на протяжении 1940-х годов, звучало как «Последний человек в Европе» (англ. «The Last Man in Europe» ). Известно, что издатель книги Фредерик Варбург настаивал на смене названия для повышения интереса потенциальных читателей. Причины, по которым автор остановился на названии «1984», до конца не ясны. Наиболее распространённым является мнение, что год действия романа избран простой перестановкой последних двух цифр года написания романа - 1948.

Прообразы

Сам Оруэлл, незадолго до смерти, писал :

Мой роман не направлен против социализма или британской лейбористской партии (я за неё голосую), но против тех извращений централизованной экономики, которым она подвержена и которые уже частично реализованы в коммунизме и фашизме. Я не убеждён, что общество такого рода обязательно должно возникнуть, но я убеждён (учитывая, разумеется, что моя книга - сатира), что нечто в этом роде может быть. Я убеждён также, что тоталитарная идея живёт в сознании интеллектуалов везде, и я попытался проследить эту идею до логического конца. Действие книги я поместил в Англию, чтобы подчеркнуть, что англоязычные нации ничем не лучше других и что тоталитаризм, если с ним не бороться, может победить повсюду.

Кроме Голдстейна, руководителями революции являлись Джонс, Аронсон и Резерфорд, которых разоблачили как предателей и контрреволюционеров и в конечном итоге расстреляли . Таким образом Старший Брат остался единственным из вождей революции .

Внешняя политика государства Океания часто менялась. У неё, постоянно находившейся в состоянии войны, приблизительно каждые 4 года происходила смена врага - либо Остазия , либо Евразия . При этом после каждого нового витка войны официальная доктрина повторяла: «Океания воюет с Остазией/Евразией. Океания ВСЕГДА воевала с Остазией/Евразией». Этими словами Оруэлл показывал постоянную смену внешнего врага у СССР - Германия до 1939 года, западные страны с 1939 по 1941, Германия с 1941 по 1945, западные страны с началом «холодной войны» . Работа главного героя состояла в чистке и замене документальных данных. Так, после очередной смены противника, сотрудники министерства правды трудились практически непрерывно целую неделю. После завершения работы «ни один человек на свете документально не докажет, что война с Евразией была» .

Формулой свободы личности становится формула «2 ⋅ 2 = 4 » как символ здравого смысла: «Свобода - это возможность сказать, что дважды два - четыре».

Мир в «1984»

Политическая география

Действие романа происходит в 1984 году в Лондоне - главном городе Военно-воздушной Зоны № 1, (вариант перевода - «Взлётной полосы I» , англ. Airstrip One ), бывшей Великобритании, которая, в свою очередь, является третьей по населению провинцией тоталитарного государства Океания. Океания находится в состоянии перманентной войны с двумя другими тоталитарными сверхдержавами - Евразией и Остазией.

• Океа́ния (англ. Oceania ) занимает третью часть земного шара и включающего Северную и Южную Америку , Великобританию , Южную Африку , Австралию и, собственно, Океанию . В романе ничего не говорится о принадлежности Антарктиды к Океании, однако упоминается, что на этом континенте находятся секретные океанийские полигоны. Государственная идеология - «английский социализм» (ангсоц).
• Евра́зия (англ. Eurasia ) занимает территории Советского Союза , Европы и Турции . Государственная идеология - необольшевизм .
• Оста́зия (англ. Eastasia ) занимает территорию Китая , Японии , Кореи , частично Монголии и Индии . Для наименования государственной идеологии этой страны используется китайское слово, которое Голдстейн в своей книге переводит как «культ смерти» или «стирание личности». Согласно книге Голдстейна, ангсоц, необольшевизм и «культ смерти» имеют много общего - это тоталитарные идеологии, пропагандирующие милитаризм и культ личности вождя.

Вездесущий Большой брат олицетворяет партию, его портреты постоянно изображаются на плакатах и телекранах . Ангсоц требует полного подчинения народа - умственного, нравственного и физического. Для достижения этой цели партия готова отправлять жителей на пытки (см. также Комната 101). Ангсоц представляет собой мастерски сложную систему психологического контроля, который заставляет признаться в мыслепреступлении и предать забвению мятежную мысль, любить только Большого брата и партию.

Целью ангсоца является политический контроль и власть сама по себе, как объясняет О’Брайен Смиту.

Новояз

«Новояз» - особая форма языка и словарного запаса, которые распространяются в Океании. Новый язык формировался по принципу «невозможно сделать (и даже подумать) то, что нельзя выразить словами». Поэтому с каждым новым изданием словаря новояза из него выбрасывались слова и понятия, чуждые господствующей идеологии.

«Каждое сокращение было успехом, ибо чем меньше выбор слов, тем меньше искушение задуматься».

Зато появлялись новые слова, в основном, сокращения более длинных фраз, что тоже помогало избавиться от многозначности старояза. Например, фраза «идейно крепкий речекряк» означала похвалу человеку, который говорит идеологически выверенно, «без участия высших нервных центров».

Двоемыслие

Министерства

В Лондоне, столице Взлётной полосы I, четыре министерства управления Океании расположены в пирамидальных зданиях (около 300 метров высотой), на фасадах которых можно увидеть три слогана Партии. В связи с тем, что особенности административного устройства Океании в романе не описаны, остаётся неясным, являются ли эти министерства органами центрального правительства, или же это управления соответствующих центральных министерств по провинции Взлётная полоса I государства Океания. Названия министерств на новоязе являются антонимами к их настоящим функциям. «Министерство мира занимается войной, министерство правды - ложью, министерство любви - пытками, министерство изобилия морит голодом» (Часть II, Глава IX).

Замысел романа «1984» пришёл к Джорджу Оруэллу в 1943-м году. Знакомство с антиутопией Евгения Замятина «Мы», идеи, намеченные в собственной повести «Скотный двор» , и исторические события, произошедшие в Европе и СССР в первой половине XX века, легли в основу одного из самых известных произведений английского писателя. Рабочее название романа «Последний человек в Европе» было изменено по просьбе издателя Фредерика Варбурга. Существует версия, что «1984» год был выбран Оруэллом путём перестановки двух последних цифр года, в который создавался роман (1948).

Классическая антиутопия рассказывает о политическом и общественном устройстве, сложившемся на Земле к концу XX века. Третья Мировая война, пришедшаяся на середину столетия, разделила мир на три государства – Океанию (состоящую из территорий современных автору Северной и Южной Америки, Великобритании, Южной Африки, Австралии и Океании), Евразию (СССР, Европа, Турция) и Остазию (Китай, Монголия, Корея, Япония, Индия). Каждое из государств обладает одинаковым военным потенциалом и социальным устройством, корни которого идут из далёкого прошлого, навсегда установившего для человечества единственно возможную иерархию из Высших (в Океании это члены Внутренней Партии), Средних (члены Внешней Партии) и Низших (пролы – сокращённо от «пролетариат», под которыми понимаются рабочие) слоёв общества.

Место действия романа – Океания, Первая Военно-Воздушная Зона (Великобритания), Лондон (главный город) и его окрестности. Главный герой произведения – ничем не примечательный сотрудник Министерства Правды, тридцатидевятилетний Уинстон Смит – показывается преимущественно в одних и тех же местах: на работе и в квартире (в первой части), в лесу, за пределами Лондона, и в лавке старьёвщика Чаррингтона (во второй), в Министерстве Любви и кафе «Под каштаном» (в третьей). Подчинённость героя системе видна уже на уровне хронотопа: даже дома он не может чувствовать себя в безопасности, так как установленный в квартире монитор позволяет сотрудникам Полиции мыслей следить за всеми его действиями. Контроль за человеком осуществляется и в отношении его жестов и мимики: стоящий спиной к монитору Уинстон старается держаться прямо, чтобы не выдать своих истинных чувств.

Единственное место, в котором Уинстон Смит чувствует себя собой, - это его сознание, противящееся социальным установкам общества, построенного на принципах ненависти (к главному Врагу Народа – Эммануэлю Гольдштейну и внешнему врагу, которым попеременно выступает то Евразия, то Остазия), лжи (постоянно трансформируемое прошлое), сдерживании роста благосостояния человечества (путём постоянно идущей войны), искоренении индивидуальных чувств (любви между мужчиной и женщиной, родительской любви) и упрощении языка, необходимого для снижения уровня мыслительной деятельности отдельно взятой личности.

Внутренний протест Уинстона Смита начинается с мыслепреступления – осознания героем своей ненависти по отношению к Партии. Понимание того, что он уже покойник, постепенно раскрепощает персонажа, позволяя ему совершать внешние преступные действия, вроде бы не попадающие под запрет, но влекущие за собой серьёзные наказания (в виде каторги или расстрела). Ведение дневника, разговоры с пролами с целью выяснить правду о прошлом, покупка стеклянного пресс-папье, поддержание интимной связи с женщиной из Партии, снятие комнаты в лавке старьёвщика, вступление в Братство, чтение «Книги» Эммануэля Гольдштейна приводит Уинстона Смита к истине. Последнее становится самым страшным из его преступления, так как нарушает целостность государственной системы, которая не может позволить себе отступников.

Член Внутренней Партии О’Браейн, которого Смит поначалу принимает за своего (члена Братства), во время пыток объясняет герою, что главная цель государства – власть (ради самой власти) не только над материальной действительностью (мыслимой в рамках субъективного начала), но и сознанием и чувствами своих подчинённых. Новому тоталитарному государству недостаточно физической смерти еретиков, ему нужно полное исправление инакомыслящих. Власть, не терпящая ни малейшего сопротивления, не может смириться даже с ежесекундной свободой человека, расстающегося с жизнью.

Идеальное общество Океании в романе напоминает собой восприятие западным человеком жизни в СССР, протекающей в разваливающихся домах, наполненных запахами кислой капусты, но при этом рисующейся государством исключительно в радужных красках. Передающиеся по монитору цифры, касающиеся перевыполнения Трёхлетних Планов (Пятилеток), не соответствуют действительности: в стране ощущается постоянная нехватка шнурков, лезвий и других жизненно необходимых бытовых предметов. Настоящие продукты (шоколад, чай, кофе, сахар, вино) доступны только членам Внутренней Партии (они же живут в собственных домах и имеют личных слуг). Члены Внешней Партии могут получить их от подворовывающих официантов. Пролам не доступно и это, но они по-своему счастливы, так как их жизнь протекает вне политических правил – им не запрещают ни мыслить, ни заводить интимные связи. Рабочий класс, по мнению, правящей верхушки Океании, мало чем отличим от животных, поэтому он может жить, как хочет.

Художественный образ Джулии – двадцатишестилетней темноволосой девушки из Литературного отдела – воплощает в себе идею подавленной сексуальности. Первое впечатление, которое она вызывает у Уинстона, - ненависть - быстро сменяется животной страстью, а затем любовью. Джулия, как и Смит, протестует против Партии, но только в той мере, которая ограничивает её внутренние аппетиты. Полиция мыслей начинает интересоваться героиней не раньше, чем она влюбляется. Многочисленные сексуальные связи Джулии Партию не интересуют точно так же, как и поход её членов к проституткам.

Джоржд Оруэлл и его бессмертные произведения «Скотный двор» («Звериная ферма») и «1984» – настоящие памятники, которые могут служить незаменимым пособием для изучения азов тоталитарного режима и содержат описание всех его ключевых методов и практик. Каждый из них – это выстраданные, пережитые на собственном опыте и горько осознаваемые автором черты современного ему мира. Сегодня мы поговорим немного о том, что заставляло Оруэлла творить свои антиутопии, изучим основные признаки тоталитарных режимов на примере романа «1984» и попробуем применить полученные знания на практике, проводя аналогии с реалиями сегодняшнего дня.

Большие надежды и разочарования Джорджа Оруэлла

Джордж Оруэлл (или Эрик Артур Блэр — это его настоящее имя) — британский подданный, родившийся в Индии. Именно Англия стала страной, вдохновившей Маркса на изучение труда фабричных рабочих и ставшей лабораторией для знаменитого «Капитала». Оруэлл был идейным последователем его учения, считавшим своим долгом обеспечить возможность справедливого вознаграждения и гарантии отдыха трудящихся и внести посильный вклад в дело установления мирового господства пролетариата. С этой целью Оруэлл участвовал в освободительной войне в Испании. Вряд ли он пожалел о своих буднях на фронте, но эти дни стали тяжелейшим опытом в его жизни, который заставил его пересмотреть свои идеалистические взгляды на социализм и коммунизм. Самые яркие события этого отрезка биографии Оруэлла он запечатлел в романе «Памяти Каталонии» (1937), а также своем эссе «Воспоминания о войне» (1942, далее — эссе).

Война лишена какой бы то ни было романтики, война – это тяжелый, неблагодарный труд, это грязь во всех смыслах этого слова.

«Вши — это вши, а бомбы — это бомбы, хоть ты и дерешься за самое справедливое дело на свете» (1).

Первое, что вспоминает автор в своем эссе – «повсюду тебя преследуют отвратительные запахи человеческого происхождения». Оруэлл подробно описывает казарменный сортир и признается, что он «внес свою лепту в разрушение моих иллюзий насчет гражданской войны в Испании». Сортиры, пот, кровь, гниение, увечья, трупы … Что может быть страшнее этих военных атрибутов? Еще большее отвращение и физическое неприятие вызывают моральные нечистоты. Пропаганда, несправедливость, глобальная ложь – этот лик войны становится самым невыносимым для Оруэлла. Он с горечью осознает, что самое справедливое дело может пользоваться самыми несправедливыми методами, и совсем не готов с этим мириться – об этом он неустанно пишет:

«Что касается широких масс, то их мнения, необычайно быстро меняющиеся в наши дни, их чувства можно регулировать, как струю воды из крана, все это результат гипнотического воздействия радио и телевидения. У интеллигентов подобные метаморфозы, я думаю, скорее вызваны заботами о личном благополучии и просто о физической безопасности. В любую минуту они могут оказаться и «за» войну, и «против» войны, ни в том, ни в другом случае отчетливо не представляя себе, что она такое» (2).

«Я мало видел жестокостей на войне в Испании <…>. Что меня поразило и продолжает поражать — так это привычка судить о жестокостях, веря в них или подвергая их сомнениям, согласно политическим предпочтениям судящих. Все готовы поверить в жестокости, творимые врагом, и никто – в творимые армией, которой сочувствуют; факты при этом просто не принимаются во внимание»(3).

«Помнится, я как-то сказал Артуру Кёстлеру: «История в 1936 году остановилась», — и он кивнул, сразу поняв, о чем речь. Оба мы подразумевали тоталитаризм – в целом и особенно в тех частностях, которые характерны для гражданской войны в Испании. Еще смолоду я убедился, что нет события, о котором правдиво рассказала бы газета, но лишь в Испании я впервые наблюдал, как газеты умудряются освещать происходящее так, что их описания не имеют к фактам ни малейшего касательства, — было бы даже лучше, если бы они откровенно врали. Я читал о крупных сражениях, хотя на деле не прозвучало ни выстрела, и не находил ни строки о боях, когда погибали сотни людей. Я читал о трусости полков, которые в действительности проявляли отчаянную храбрость, и о героизме победоносных дивизий, которые находились за километры от передовой, а в Лондоне газеты подхватывали все эти вымыслы, и увлекающиеся интеллектуалы выдумывали глубокомысленные теории, основываясь на событиях, каких никогда не было. В общем, я увидел, как историю пишут, исходя не из того, что происходило, а из того, что должно было происходить согласно различным партийным «доктринам»»(4).

Все эти события оставили неизгладимый отпечаток в памяти Оруэлла. Отныне он стал противником не только угнетающего пролетариат капитализма, но главное – лицемерных и извращенных форм псевдосоциалистических государств – фашизма и русского социализма, в основе которых лежит истинный террор и угнетение личности своих граждан.

Именно эти мотивы и послужили отправной точкой для создания его бессмертных произведений «Скотный двор» и «1984». Если первый роман в красках описывает революционный процесс смены режима и установления и постепенного извращения диктатуры социального государства, то второй роман описывает жизнь тоталитарного государства в его расцвете.

Значительное количество свидетельств говорит о том, что прототипом Океании является Советский союз, а Большого Брата (или «Старшего Брата»– в переводе В. Голышева) – Иосиф Сталин. Как современные автору, так и нам, иллюстрации изображают неустанного наблюдателя непременно «при усах» и с очевидным сходством с Иосифом Виссарионовичем.

Именно идеологическим врагом рисовала английского писателя и советская разведка.

Однако оставим это безапелляционное обвинение в изобличении Оруэллом сталинского режима в советском прошлом. Безусловно, Оруэлл ненавидел всей душой режим, установившийся в Советском Союзе и черпал огромное количество ужасающих примеров именно из советской действительности. Но фашизм, испанский коммунизм, вырождающийся английский социализм он ненавидел не меньше. В одном из своих писем Оруэлл объясняет свою мотивацию создания «1984»:

«Мой новый роман не является нападкой на социализм или Британскую лейбористскую партию, которую я поддерживаю… Я уверен, что тоталитаристские идеи имеют корни в умах интеллектуалов и пытался довести эти идеи до их логического конца. События книги происходят в Британии именно для того, чтобы показать, что англоязычные страны ничуть не лучше, чем какие-либо другие, и что тоталитаризм, если против него не бороться, достигнет триумфа повсюду» (5).

Задачей его произведения было не столько обличение существующих и современных автору режимов, сколько направленное потомкам в отдаленное будущее предостережение о том, во что могут «выродиться» самые благие и либеральные намерения в деле построения государства всеобщего благосостояния и справедливости. На понимание современников он и не рассчитывал, чувствуя себя чужим в своем времени. Об этом он признавался в своем «Небольшом стихотворении»»: «…I wasn’t born for an age like this» (A little poem, 1935).

Похоже, Оруэлл был прав, ведь в XXI веке его труды стали особенно популярными. Действительно, сегодня многие термины, введенные писателем, стали не только емкими обозначениями ключевых атрибутов тоталитарного государства, но и прочно вошли в повседневный лексикон для описания будничных явлений современной политики. Словами героев «1984» и цитатами из произведения мы опишем «самый сок» тоталитаризма. Надеемся, это сподвигнет вас не только освежить в памяти многие моменты романа, но и порефлексировать на эту тему.

Тоталитарный пэчворк

Б ольшой Брат или Старший Брат

«На каждой площадке со стены глядело все то же лицо. Портрет был выполнен так, что, куда бы ты ни встал, глаза тебя не отпускали. СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ — гласила подпись»(6)ⓘ Здесь и далее постраничные ссылки на Оруэлл, Джордж. 1984: [роман] / Джордж Оруэлл; [пер с англ. – В. Голышева] – Москва: АСТ, 2015. – 351 с. .

«С каждого заметного угла смотрит лицо черноусого».

«На монетах, на марках, на книжных обложках, на знаменах, плакатах, на сигаретных пачках – повсюду. Всюду тебя преследуют эти глаза и обволакивает голос. Во сне и наяву, на работе и за едой, на улице и дома, в ванной, в постели, — нет спасения. Нет ничего твоего, кроме нескольких кубических сантиметров в черепе»(7).

«Старший Брат — это образ, в котором партия желает предстать перед миром. Назначение его — служить фокусом для любви, страха и почитания, чувств, которые легче обратить на одно лицо, чем на организацию. Под Старшим Братом — внутренняя партия; численность ее ограничена шестью миллионами – чуть меньше двух процентов населения…»(8).

В ойна

«Война, однако, уже не то отчаянное противоборство, каким она была в первой половине XXвека. Это военные действия с ограниченными целями, причем противники не в состоянии уничтожить друг друга, материально в войне не заинтересованы и не противостоят друг другу идеологически»(9).

«Сущность войны — уничтожение не только человеческих жизней, но и всех продуктов человеческого труда. Главная цель современной войны – израсходовать продукцию машины, не повышая общего уровня жизни. Даже когда оружие не уничтожается на поле боя, производство его – удобный способ истратить человеческий труд и не произвести ничего для потребления»(10).

«Одновременно, благодаря ощущению войны, а следовательно опасности, передача всей власти маленькой верхушке представляется естественным, необходимым условием выживания»(11).

«Как администратор, член внутренней партии нередко должен знать, что та или иная военная сводка не соответствует истине, нередко ему известно, что вся война – фальшивка и либо вообще не ведется, либо ведется совсем не с той целью, которую декларируют»(12).

«В прошлом правители всех стран, хотя и понимали общность своих интересов, а потому ограничивали разрушительность войн, воевали все-таки друг с другом, и победитель грабил побежденного. В наши дни они друг с другом не воюют. Войну ведет правящая группа против своих подданных, и цель войны — не избежать захвата своей территории, а сохранить общественный строй. Поэтому само слово «война» вводит в заблуждение». Мы, вероятно, не погрешим против истины, если скажем, что, сделавшись постоянной, война перестала быть войной»(13).

Д воемыслие

«Партия говорит, что Океания никогда не заключала союза с Евразией. Он, Уинстон Смит, знает, что Океания была в союзе с Евразией всего четыре года назад. Но где хранится это знание? Только в его уме, а он, так или иначе, скоро будет уничтожен. И если все принимают ложь, навязанную партией, если во всех документах одна и та же песня, тогда эта ложь поселяется в истории и становится правдой. «Кто управляет прошлым, — гласит партийный лозунг, — тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым». И, однако, прошлое, по природе своей изменяемое, изменению никогда не подвергалось. То, что истинно сейчас, истинно от века и на веки вечные. Все очень просто. Нужна всего-навсего непрерывная цепь побед над собственной памятью. Это называется «покорение действительности»; на новоязе — «двоемыслие».

«Зная, не знать; верить в свою правдивость, излагая обдуманную ложь; придерживаться одновременно двух противоположных мнений, понимая, что одно исключает другое, и быть убежденным в обоих; логикой убивать логику; отвергать мораль, провозглашая ее; полагать, что демократия невозможна и что партия – блюститель демократии; забыть то, что требуется забыть, и снова вызвать в памяти, когда это понадобится, и снова немедленно забыть, и, главное, применить этот процесс к самому процессу – вот в чем самая тонкость: сознательно преодолевать сознание и при этом не осознавать, что занимаешься самогипнозом. И даже слово «двоемыслие» не поймёшь, не прибегнув к двоемыслию»(14).

Д емонстрации

«Трудящиеся покинули заводы и учреждения и со знаменами прошли по улицам, выражая благодарность Старшему Брату за новую счастливую жизнь под его мудрым руководством»(15).

М инистерство правды (см. также «Прошлое»)

«В самой большой секции документального отдела работали люди, чьей единственной задачей было выискивать и собирать все экземпляры газет, книг и других изданий, подлежащих уничтожению и замене»(16).

«И где-то, непонятно где, анонимно, существовал руководящий мозг, чертивший политическую линию, в соответствии с которой одну часть прошлого надо было сохранить, другую фальсифицировать, а третью уничтожить без остатка»(17).

М ыслепреступление

«Ему казалось, что только теперь, вернув себе способность выражать мысли, сделал он бесповоротный шаг. Последствия любого поступка содержатся в самом поступке. Он написал:

Мыслепреступление не влечет за собой смерть:
мыслепреступление ЕСТЬ смерть».

«Как мы уже видели на примере слова «свободный», некоторые слова, прежде имевшие вредный смысл, иногда сохранялись ради удобства — но очищенными от нежелательных значений. Бесчисленное множество слов, таких как «честь», «справедливость», «мораль», «интернационализм», «демократия», «религия», «наука», просто перестали существовать. Их покрывали и тем самым отменяли несколько обобщающих слов. Например, все слова, группировавшиеся вокруг понятий свободы и равенства, содержались в одном слове «мыслепреступление», а слова, группировавшиеся вокруг понятий рационализма и объективности, — в слове «старомыслие». Большая точность была бы опасна. По своим воззрениям член партии должен был напоминать древнего еврея, который знал, не вникая в подробности, что все остальные народы поклоняются «ложным богам». Ему не надо было знать, что имена этих богов — Ваал, Осирис, Молох, Астарта и т. д.; чем меньше он о них знает, тем полезнее для его правоверности…».

«Мы враги партии. Мы не верим в принципы ангсоца. Мы мыслепреступники».

Н овояз

«Вы, вероятно, думаете, что наша задача – придумывать новые слова. Ничуть не бывало. Мы уничтожаем слова десятками, сотнями ежедневно. Неужели вам не понятно, что задача новояза – сузить горизонты мысли? В конце концов мы делаем мыслепреступление попросту невозможным — для него не останется слов. Каждое необходимое понятие будет выражаться одним-единственным словом, значение слова будет строго определено, а побочные значения упразднены и забыты… С каждым годом все меньше и меньше слов, все уже и уже границы мысли»(18).

«Мышления в нашем современном значении не будет. Правоверный не мыслит – не нуждается в мышлении. Правоверность – состояние бессознательное»(19).

Видео по теме

П обеда

«Грядущая победа – догмат веры»(20).

«Три державы не только не могут покорить одна другую, но не получили бы от этого никакой выгоды. Напротив, покуда они враждуют, они подпирают друг друга подобно трем снопам. И как всегда правящие группы трех стран и осознают и одновременно не осознают, что делают. Они посвятили себя завоеванию мира, но вместе с тем понимают, что война должна длиться постоянно, без победы»(21).

«Война всегда была стражем здравого рассудка, и, если говорить о правящих классах, вероятно, главным стражем. Пока войну можно было выиграть или проиграть, никакой правящий класс не имел права вести себя совсем безответственно. Но когда война становится буквально бесконечной, она перестает быть опасной»(22).

Победа олицетворяет не только недостижимый идеал и догмат веры, но и все прочие неморальные стимулирующие, одурманивающие вещества. Кофе, сигареты и джин –все как один носят это гордое название – «Победа» — это все то, что мотивирует вас сохранять смелость и бодрость жить дальше.

П ролы

Конечно «пролы», в английском варианте «proles» — не что иное, как сокращение от «пролетариат». Будет полезно вспомнить происхождение этого слова. От лат. Proletarius – не имущие, имеющие только «proles» — с латинского «потомство». Именно такими, неимущими, и рисует Оруэлл большую часть населения Океании.

«Если есть надежда (писал Уинстон), то она в пролах» (23).

«Если есть надежда, то больше ей негде быть: только в пролах, в этой клубящейся на государственных задворках массе, которая составляет восемьдесят пять процентов населения Океании, может родиться сила, способная уничтожить партию. (…) Пролам, если бы только они могли осознать свою силу, заговоры ни к чему. Им достаточно встать и встряхнуться – как лошадь стряхивает мух. Стоит им захотеть, и завтра утром они разнесут партию в щепки» (24).

«Они никогда не взбунтуются, пока не станут сознательными, а сознательными не станут, пока не взбунтуются»(25).

«Тяжелый физический труд, заботы о доме и детях, мелкие ссоры с соседями, кино, футбол, пиво, и главное — азартные игры — вот и все, что вмещается в их кругозор. Считается нежелательным, чтобы пролы испытывали большой интерес к политике. От них требуется лишь примитивный патриотизм – чтобы взывать к нему, когда речь идет об удлинении рабочего дня или о сокращении пайков. А если и овладевает ими недовольство – такое тоже бывало, — это недовольство ни к чему не ведет, ибо из-за отсутствия общих идей обращено оно только против мелких конкретных неприятностей»(26).

«Как гласит партийный лозунг «Пролы и животные свободны»»(27).

П рошлое или «зыбкое» прошлое

«Если партия может запустить руку в прошлое и сказать о том или ином событии, что его никогда не было, — это пострашнее, чем пытка или смерть»(28).

«Кто управляет прошлым, — гласит партийный лозунг, – тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым»(29).

«Ежедневно и чуть ли не ежеминутно прошлое подгонялось под настоящее. Историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново – столько раз, сколько нужно. Номер «Таймс», который из-за политических переналадок и ошибочных пророчеств Старшего Брата перепечатывался, быть может, десяток раз, все равно датирован в подшивке прежним числом, и нет в природе ни единого опровергающего экземпляра»(30).

С татистика

«Статистика в первоначальном виде – такая же фантазия, как и в исправленном. Чаще всего требуется, чтобы ты высасывал ее из пальца. Например, министерство изобилия предполагало выпустить в 4-м квартале 145 миллионов пар обуви. Сообщают, что реально произведено 62 миллиона. Уинстон же, переписывая прогноз, уменьшил плановую цифру до 57 миллионов – чтобы план, как всегда, оказался перевыполненным. Во всяком случае, 62 миллиона ничуть не ближе к истине, чем 57 миллионов или 145. Весьма вероятно, что обуви вообще не произвели. Еще вероятнее, что никто не знает, сколько ее произвели, и, главное, не желает знать. Известно только одно: каждый квартал на бумаге производят астрономическое количество обуви, между тем как половина населения Океании ходит босиком. То же самое – с любым документированным фактом, крупным и мелким. Все расплывается в призрачном мире, и даже сегодняшнее число едва ли определишь»(31).

«Телекран все извергал сказочную статистику. По сравнению с прошлым годом стало больше еды, больше одежды, больше домов, больше мебели, больше кастрюль, больше топлива, больше кораблей, больше вертолетов, больше книг, больше новорожденных – всего больше, кроме болезней, преступлений и сумасшествия. С каждым годом, с каждой минутой все и вся стремительно поднимается к новым и новым высотам»(32).

Т елекран

«Телекран работал и на прием и передачу. Он ловил каждое слово… (…) Конечно, никто не знал, наблюдают за ним в данную минуту или нет. Приходилось жить – и ты жил, по привычке, которая превратилась в инстинкт, с сознанием того, что каждое твое слово подслушивают и каждое твое движение, пока не погас свет, наблюдают»(34).

Э кономия и товарный дефицит

«…дома никакой еды не было – кроме ломтя черного хлеба, который надо было поберечь до завтрашнего утра»(35).

«В партийных магазинах вечно исчезал то один обиходный товар, то другой. То пуговицы сгинут, то штопка, то шнурки…»(36).

«Сколько он себя помнил, еды никогда не было вдоволь, никогда не было целых носков и белья, мебель всегда была обшарпанной и шаткой, комнаты – нетопленными, поезда в метро – переполненными, дома – обветшалыми, хлеб – темным, кофе – гнусным, чай – редкостью, сигареты – считанными: ничего дешевого и в достатке, кроме синтетического джина. Конечно, тело старится и все для него становится не так, но, если тошно тебе от неудобного, грязного, скудного житья, от нескончаемых зим, от заскорузлых носков, вечно неисправных лифтов, от ледяной воды, шершавого мыла, от сигареты, распадающейся в пальцах, от резкого вкуса пищи, не означает ли это, что такой уклад жизни ненормален?»(37).

Оруэлл и современность

Перечитывая Оруэлла, удивляешься, насколько точно и прочно многие вещи вошли в нашу современную жизнь. Можно считать, что поиски аналогии рассмотренных понятий – это фантастика или даже паранойя, а можно считать Оруэлла пророком.

Бесконечная война давно стала реальностью, с тех пор как мир узнал такие явления, как терроризм, организованная преступность и коррупция. Им можно бесконечно объявлять войну, направлять колоссальные средства на борьбу с этими явлениями, оправдывать ими многие нелицеприятные политические решения, но победить — невозможно.

Назойливый телекран ежедневно изливает тонны информации, далекой от действительности и политически ангажированной, а новые исторические факты или разоблачения давно поколебали картину мира, казалось бы, прочно сложившуюся на школьных уроках истории. «Двоемыслие» поработило сотрудников СМИ — министерств правды, и те, что еще вчера были учеными-историками, сегодня опускаются до третьесортных ток-шоу, в которых отрекаются и от истории, и от науки, и от истины.

Видеолекторий

Каждый решает для себя — принять ли эту реальность как данность и приспосабливаться к этим проявлениям современного мира или бороться с ними. Если вы выбрали путь Дон Кихота, то пусть вас ободряет все тот же Оруэлл, хотя его герой так и не смог сохранить себя и был «исправлен» системой… :

«Если ты чувствуешь, что оставаться человеком стоит, ты все равно их победил» (38).

«Если ты в меньшинстве – и даже в единственном числе, — это не значит, что ты безумен. Есть правда и есть неправда, и, если ты держишься правды, пусть наперекор всему свету, ты не безумен»(39).

Герой 1984 Уинстон посвятил свой дневник будущему поколению с надеждой:

«Будущему или прошлому – времени, когда мысль свободна, люди отличаются друг от друга и живут не в одиночку, времени, где правда есть правда и былое не превращается в небыль. От эпохи одинаковых, эпохи одиноких, от эпохи Старшего Брата, от эпохи двоемыслия – привет!»(40).

Отправим и мы свой привет светлому будущему!

Ссылки на источники

Вспоминая войну в Испании// Оруэлл, Джордж. Скотный двор. Памяти Каталонии.1984.Эссе/ Джордж Оркэлл. – М.: АСТ: Астрель, 2011. С. 504 Там же. С. 506. Там же. С. 508. Там же. С. 513.

Письмо Оруэлла Френсису Хенсону от 16.07.1949 г. Цит. по: Голозубов А. Волк и овца: мифы Джорджа Оруэлла // Оруэлл, Джордж. Скотный двор. Памяти Каталонии.1984.Эссе/ Джордж Оруэлл. – М.: АСТ: Астрель, 2011. С.17. С. 4. С. 31. С. 233. С. 206. С. 212. С. 213. С. 214. С.222. С. 40. С. 65. C. 45. С. 48. С.58-59. С. 60. С. 214. С. 219, 220. С. 221 С. 77. С. 78. С. 79. С. 80. С. 81. С. 38. С. 39. С. 45. С. 46. С. 67. С. 4. С. 5. С. 7. С. 55. С. 67. С.184. С. 244.

Оруэлл, Джордж. 1984: [роман] / Джордж Оруэлл; [пер с англ. – В. Голышева] – Москва: АСТ, 2015. С. 32.

Обложка: Кадр из фильма «1984» (1956 г.).

В различных статьях, посвящённых истории и политике, часто встречаются выражения «холодная война», «двухминутки ненависти», «Большой Брат», «полиция мыслей». Авторами этих неологизмов являются вовсе не современные журналисты и блогеры, а культовый британский писатель Джордж Оруэлл. Следует заметить, что к произведениям Джорджа Оруэлла относятся по-разному, однако нужно признать неоспоримый факт: сочинения английского писателя затронули исключительно чувствительную струну общественного самосознания. Поэтому их резонанс оказался долгим, провоцируя дискуссии, непосредственно касающиеся труднейших вопросов, которые поставила перед нами наша история.

«Люди в массе своей — слабые, трусливые создания, они не могут выносить свободу, не могут смотреть в лицо правде, поэтому ими должны править и систематически их обманывать те, кто сильнее их». («1984» Джордж Оруэлл)

25 июня 1903 года, в Матихари (Бенгалия), к радости скромного колониального служащего Блэра и его жены, появился на свет мальчик Эрик. Через сорок шесть лет, незадолго до смерти от туберкулёза, он под псевдонимом Джордж Оруэлл напишет свою последнюю книгу «1984» — о страхе и отчаянии, страсти и гневе, о людях, переставших быть людьми, и о тех, кто пытается остаться человеком вопреки государственной машине, уничтожающей всё живое в своих гражданах.

Глядя на современное ему общество 1948 года и на то, как оно развивается, Оруэлл попытался предугадать самые страшные последствия человеческой беспечности, глупости, слабости и малодушие. Во многом он ошибся. Но роман «1984» прогремел по всему миру, став самой знаменитой антиутопией в истории. Его запрещали и включали в списки «лучших книг всех времён и народов», — но игнорировать его было невозможно. Почему вообще за последний век антиутопии стали так популярны?

ЧТО ОЗНАЧАЕТ ЖАНР — АНТИУТОПИЯ?

«Сюда идти нельзя! Так делать чрезвычайно опасно! Тут будет больно, здесь — очень больно, а вон там человечество вообще может закончиться!»

Естественно, как и любой прогноз, этот имеет свою степень точности — отнюдь не всегда стопроцентную.

Однако, рассматривая антиутопии ХХ века, можно прийти к интересному выводу: они давно уже представляют собой не столько предсказание будущего, сколько попытку осознать настоящее. Грядущие невзгоды гораздо меньше волнуют человека, чем то, что окружает его непосредственно. Особенно когда это окружение ощущается настолько дискомфортным, что хоть как-то воспринимать его получается, лишь дистанцировавшись, отодвинув его — хотя бы перенеся по времени: в будущее.

Эта дистанция — кстати, необходимостью дистанцироваться объясняется и обращение к фантастическому жанру — помогает достичь сразу нескольких целей. Чтобы осмыслить ситуацию, увидеть её целиком, с тенденциями и закономерностями, а не как набор случайных элементов, надо выйти из плоскости повседневности, подняться над происходящим. Это непросто, если ты находишься внутри потока событий. Трудно отстраниться от того, что происходит рядом и напрямую касается тебя и твоих близких, порой увлекая навстречу будущим бедам, а возможно, и гибели. Но на порядок сложнее другое. Автору приходится решать почти нерешаемую задачу. Как, находясь внутри страшного, не позволить страху непоправимо себя деформировать? Нужно осознать то, чему сопротивляется собственный разум, и передать понятое другим. Нужно отстраниться от собственных страданий и переплавить их в текст. И вот тут фантастика — один из способов сыграть в игру «это всё-таки не совсем так и немного не со мной». И вправду: действие — в будущем, сюжет — преувеличен, в основе — допущение, а то и вообще пародия. Всё равно слишком похоже на настоящее? Вам привиделось, это же фантастика!

В итоге антиутопии сплошь и рядом не содержат никаких гениальных предвидений, а всего лишь чуть более выпукло показывают реальность. Единственный футурологический аспект — демонстрация того, к чему приведут тенденции сегодняшнего дня. И по сути своей современная антиутопия — уже не более чем докладная записка «о развитии текущего момента».

Что же такое антиутопия? Разобраться в этом не так просто. Конечно, определений много, но они либо недостаточны и расплывчаты (как в Википедии: «…направление в художественной литературе, описывающее государство, в котором возобладали негативные тенденции развития», — а чем отличается от антропогенного постапокалипсиса? Да, и как насчёт кино?), либо занимают полстраницы текста и написаны таким кондово-академическим языком (канцелярским — наше прим.), что пока дочитаешь до конца — забудешь, с чего начиналось и зачем ты в этот словарь вообще полез.

Попробуем определить жанр схематично.

Пять признаков антиутопии:

• В описанном обществе — явно плохо жить. Причём то, что там плохо — даже если большинство живущих внутри антиутопии этого не осознаёт, — читателю очевидно.
• Плохо там в первую очередь потому, что отняты существенные социальные свободы. Это может сопровождаться вопиющей нищетой — но не обязательно; кроме того, нищета никогда не становится главной трудностью жизни в антиутопии. Хотя дефицит тех или иных ресурсов зачастую помогает управлять людьми.
• Плохо стало в результате именно естественного социального развития общества — а не вследствие неправильного техногенного развития, падения метеорита, магии, загадочных психоизлучений или из-за зелёных человечков со звёзд.
• У описываемого общества нет перекоса «очень высокое технологическое развитие плюс провальное социальное устройство». В антиутопии какие-то технологии, конечно, имеются, но либо довольно среднего уровня, либо о них говорится мало и вскользь. Исключение — технологии манипулирования людьми: тут возможен любой хайтек.
• Нет особой таинственности в том, как и почему произошли роковые социальные сдвиги. Ничего загадочного, всё понятно: просто жажда власти, жадность, глупость или — что бывает ещё хуже — искреннее желание втащить людей в новый, «лучший» мир. Иногда — за шкирку и пинками: что ж поделать, если сограждане настолько неразвиты и не видят «блестящих» перспектив?

Основная черта общества в антиутопии — тотальное, абсолютное недоверие к человеку как личности. Всё расписано и должно идти только так, как установлено правилами, предписаниями. Различия между людьми или вовсе не признаются, или разрешены только в отведённых рамках — при этом людей разделяют либо по функциям, либо по слоям. Член такого общества ни в коем случае не должен располагать полной и достоверной информацией о происходящем — только информационными подделками, пропущенным через фильтры государственной машины. В идеале он не должен и думать — думать будут за него. Чтобы чего не вышло.

«Германские нацисты и русские коммунисты были уже очень близки к нам по методам, но у них не хватило мужества разобраться в собственных мотивах. Они делали вид и, вероятно, даже верили, что захватили власть вынужденно, на ограниченное время, а впереди, рукой подать, уже виден рай, где люди будут свободны и равны. Мы не такие. Мы знаем, что власть никогда не захватывают для того, чтобы от неё отказаться. Власть — не средство; она — цель. Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию; революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру. Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть…» (Джордж Оруэлл «1984»)

Основной страх государства-антиутопии — это страх потери контроля. Отсюда — всё остальное: от максимальной унификации во всём до показательно-назидательных расправ над отступниками. Люди должны полностью, безраздельно, безотчётно доверять «тем, кто всё за них решит», — или как минимум не пытаться повлиять на что-либо существенное. Без этой полной передачи власти от народа к правителям (сколько бы их ни было и как бы их ни звали) антиутопия обречена.

Как можно не встроиться в коммуну? Ведь здесь всё так продумано, каждому отведено своё место. (Лоис Лоури «Дающий»)

Понятно ли это тем, кто создавал и продолжает создавать антиутопические общества? Практически всегда — да. И, как правило, именно властью «элита» дорожит больше всего.

Итак, Утопия — это попытка решить проблему обустройства общества будущего на уровне индивидуального представления, своеобразно «подправить» будущее в соответствии со своими представлениями о благе, справедливости, равенстве (пример — Томас Мор). То есть так, чтобы будущее соответствовало представлениям автора о ходе исторического развития, а не логике самой истории.

Антиутопия — явление другого порядка. Любая подлинная антиутопия всегда содержит внутри себя поставленную проблему. Для антиутопии характерны попытки рассмотреть общество в его развитии, в то время как определяющей чертой утопии является её статичность. В каждой антиутопии можно найти узел противоречий, на которые она обращает внимание и которые она пытается разрешить. Проблема диктатуры и контроля у Оруэлла, конфликт личного и общественного у Замятина, вопросы интеллекта и конфликта поколений в «Гадких лебедях» Стругацких не созданы умом и фантазией автора и не принадлежат потусторонней реальности или отдалённому будущему. Нет, это — противоречия нашего мира, наличного бытия, которые с каждым шагом истории встают перед нами. Антиутопия может либо довести эти противоречия до логического завершения их становления и даже попробовать разрешить, либо капитулировать перед ними и скатиться в абсурд в духе Терри Гиллиама (родился в 1940 году, британский кинорежиссёр американскогопроисхождения, сценарист, актёр, мультипликатор, художник, участник британской комедийной группы «Монти Пайтон»).

В любом случае, её главная задача — вычленить эти проблемы из общественного бытия и обратить на них внимание.

Исторически сложилось так, что большинство литературных антиутопий по мнению критиков в самом своём основании касаются Советского Союза, рассматриваются через его призму. И дело здесь не в идеологии, не в личностях отдельных критиков или сочувствующих. Дело в том, что советская действительность поставила перед человечеством огромное количество вопросов, постановка и разрешение которых легли на плечи философов, кибернетиков, политэкономов, словом, теоретиков от науки. Но в не меньшей мере это стало задачей писателей и кинематографистов. Вся суть дела здесь — в противоречиях нового и старого, устремлений в будущее и пережитков прошлого, освобождения человека от сковывающих его пут.

ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР

Конечно же, Джордж Оруэлл был не первым автором, обратившимся к жанру антиутопии. Пожалуй, первопроходцем в этой области можно назвать язвительного Джонатана Свифта (хотя какие-то элементы антиутопии можно найти и у античных авторов). Впервые слово «антиутопист» было употреблено Джоном Стюартом Миллем в 1868 году. Термин «антиутопия» как обозначение литературного жанра появился почти на век позже — когда в 1952-м Гленн Негли и Макс Патрик издали антологию «В поисках утопии».

Впрочем, ситуация «антиутопии есть, а слова нет» ничуть не мешала авторам. В конце XIX — первой половине ХХ века антиутопии стали набирать силу. Не обошли их стороной и самые прославленные авторы: Жюль Верн, Джек Лондон, Джером К. Джером, Валерий Брюсов.

Число антиутопий резко возросло после Первой мировой войны — оно и понятно. Можно себе представить, как меняется мир, в котором вдруг становится возможным оружие массового поражения с ранее невиданной эффективностью!

Е.Замятин, О.Хаксли, Д.Оруэлл

Основополагающей антиутопией обычно считается «Мы» Замятина 1920 года, но хронологически, всё же, она не является первой. Например, роман «Когда спящий проснётся» Герберта Уэллса тоже вполне можно отнести не просто к научно-фантастическому роману, а именно к роману-антиутопии. Его первая редакция вышла уже в 1899 году. Остальные антиутопии были написаны уже в послевоенное время: «1984» Джорджа Оруэлла, «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери.

Именно под впечатлением книги Евгения Замятина (1884 — 1937) «Мы» Джордж Оруэлл написал роман «1984». Он, кстати, и писал рецензию на роман «Мы», по его мнению, являющийся самой известной антиутопией всего литературного мира.

Сюжет романа типичный для антиутопии.

«…Близок великий, исторический час, когда первый ИНТЕГРАЛ взовьётся в мировое пространство…»

«В ХХVI столетии жители Единого Государства, во главе которого стоит Благодетель, отличаются только по номерам. Полностью утратив индивидуальность, номерная толпа переизбирает своего Благодетеля каждый год. Естественно, единогласно. В основе Государства стоит главный принцип о несовместимости свободы и счастья. В далёком будущем (примерно в XXXII веке) создано общество, где люди утратили даже свои имена, поскольку они были заменены «нумерами» — сочетанием букв и цифр: I-330, О-90, Д-503; «нумерами» же именовались и сами люди (не правда ли, как это напоминает стремление властей нынешних к цифровизации всех? да мы уже все оцифрованы хотя бы номерами паспортов, банковских карт и номеров социального страхования). Вся жизнь «нумеров» предельно регламентирована, все живут на виду, в прозрачных домах, всё просчитано и математически ясно: разрешено или запрещено. Но в любую трещину самой прочной Стены когда-нибудь прорывается иррациональная, хаотическая и живительная свобода. Вот только надолго ли, если у слишком многих так велика потребность в Стене?»

Всё, что происходило в мире, не могло не наложить отпечаток на психику людей того времени. Надо было осмыслить произошедшее — и не сойти с ума. Жизненно важно оказалось найти ответы на вопросы: «Кто мы?», «Что мы — разумные, культурные люди — можем сотворить с собой и с другими?», «Что нас ждёт в будущем, если такое происходит в настоящем?».

Являются ли антиутопии попытками прогнозирования? Отчасти, конечно, да, но в первую очередь — это переработка той информации о людях и мире, к которой общество оказалось психологически не готово. И писатели приняли этот вызов.

В двадцатых и тридцатых многие люди (и в первых рядах — авторы антиутопий) понимали и чувствовали, что человечество катится к пропасти. На всех уровнях и с использованием всех своих возможностей они предупреждали о том, как опасна тирания, о том, что недопустимы дискриминация и ограничение базовых свобод, о том, что нельзя бездумно верить правительствам и пропаганде… Это не помогло. Совсем. Увы, предупреждения никогда не помогают.

Наступила Вторая мировая война. И стало понятно: всё то, что было раньше, — это даже не цветочки, это так, бутончики. Что там жалкий пулемёт (скольких он убьёт? Сотню? Две?) против технологии умерщвления и утилизации людей в промышленных масштабах! В одном только концлагере Освенцим — 50°02’09» северной широты, 19°10’42» восточной долготы, крохотная точка на карте! — убито около 1 300 000 человек. А ведь сколько их было: Бухенвальд, Дахау, Треблинка, Маутхаузен, Альтенграбов…

Через неимоверно тяжёлые шесть лет с войной справились — заплатили за это огромным числом жертв, но справились. А вот с ужасом прорвавшегося в мир безумия (от которого, по большому счёту, никто не застрахован) — когда вчера ещё нормальные, мыслящие, не желающие никому зла люди становятся либо хладнокровными палачами, либо равнодушно взирающими на уничтожение других (куклами? роботами?), — с этим справиться ещё только предстояло.

Как? По-разному. Но всегда — не отводя глаз от того, что в людях есть и что может прорваться, словно нарыв. Где споткнёмся в следующий раз? Там, в будущем, обо что мы можем разбиться?

Какие они — антиутопии-после-Освенцима? Что преломляется в этих романах? Кто пишет эти романы?

Одним из таких писателей и был Джордж Оруэлл.

Тема тоталитарного общества, калечащего и убивающего, поднималась Оруэллом и раньше. В 1945 году была издана его сказка-антиутопия «Скотный двор».

На обложке — свин Наполеон во всей красе

В ней животные, изгнав своего жестокого хозяина мистера Джонса, в итоге приходят к безграничной диктатуре свиньи Наполеона. Фраза оттуда

«Все животные равны, но некоторые животные равнее других»

стала крылатой и ничуть не потеряла своей актуальности и сегодня.

АНТИУТОПИЯ «1984» — ПРОТИВ ЛИБЕРАЛЬНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА

Хрестоматийной антиутопией, краеугольным камнем всего антиутопического искусства является роман Оруэлла «1984». Оценка этого произведения в последнее время радикально изменилась. Сейчас мало кто говорит об этой книге как об «антисоветской» и «антикоммунистической», в отличие от первых лет после её выхода. Хотя даже тогда, стоит заметить, острие критики Оруэлла было направлено против явлений государственного социализма, в котором буйство частного интереса перетекает в безличную механическую «коллективность» и, по сути, является логическим продолжением предыдущего общественного уклада. В то же время, наблюдая за современными общественными и политическими процессами, можно отметить, что Оруэлл написал не только не антисоциалистическую книгу (он её, собственно, никогда и не писал, а стал жертвой последующих интерпретаторов), но напротив, чрезвычайно точно и скрупулезно описал тенденции, присущие либерально-демократическому капиталистическому обществу. Всё чаще появляются свидетельства того, что именно в сегодняшнем капиталистическом «раю» востребованы интернет-цензура, тотальная слежка за людьми с помощью всё того же интернета и камер видеонаблюдения, отслеживание кредитных карт, информационные войны и двоемыслие.

В чём же дело? Здесь стоит сделать небольшое отступление.

По мере развития исторического процесса в последующих формах общества неизбежно сохраняются пережитки прошлого, отдельные явления и даже целые «куски» старых общественных укладов. В равной мере это касается и феодализма, и капитализма, и социализма (последнего даже в большей мере постольку, поскольку он в любом случае выступает как переходная форма). В обществе происходит непрерывная борьба пережитков прошлого и ростков будущего.

Эвальд Ильенков в работе «Маркс и западный мир» (1966) пишет, что отрицательные явления, лежащие в основе антиутопий, присущи не тому обществу, на фоне которого автор разворачивает своё повествование. Антиутопия выступает как увеличивающее зеркало, в котором отражаются доведенные до логического конца, собственные проблемы мира частной собственности. Поэтому такая критика оказывается «имплицитно» самокритикой. Она справедлива, поскольку её объектом являются непреодолённые ещё прогрессивным обществом тенденции и феномены, унаследованными из прошлого. Мы видим, как они «успешно» развиваются и на наших глазах. Если говорить о тоталитарном государстве повсеместного контроля, то мы справедливо должны заметить, что именно в мире частной собственности гипертрофированное государство неизбежно конструируется как необходимый противовес анархии конкурирующих интересов, как сила, противодействующая центробежным тенденциям «частной инициативы». А «западная критика» теперь выглядит стопроцентной самокритикой Запада, направленной на его собственные тенденции, ведущие к усилению и углублению отчуждения, «дегуманизации» и тому подобных феноменов.

Но вернёмся к антиутопии «1984».

ЧТО ХОТЕЛ ДОНЕСТИ ПИСАТЕЛЬ ДО ЧИТАТЕЛЕЙ?

В антиутопии 1984 Джорджа Оруэлла мы увидели, что его главным противником был тоталитаризм. В нём он видел угрозу свободе и демократии, высшим человеческим ценностям. Он до конца считал себя приверженцем демократического социализма, под которым разумел систему, основанную на свободе, социальной справедливости и уважении к человеку. Оруэллу была очень близка мысль, которую он не уставал повторять: демократия невозможна без просвещения народа, а просвещение народа — без демократии. В этом романе английский писатель изобразил мировое общество в будущем — Океанию — как тоталитарный иерархический строй, основанный на духовном и физическом порабощении человека. Представители изображённого социума живут в страхе и ненависти, в готовности предать своего товарища или родителя с целью самосохранения. Люди не живут, а существуют под бдительным наблюдением и контролем Старшего Брата (big brother). Джордж Оруэлл изображает в романе систему, по логике которой личность необходимо превратить в ничто, распылить. Для этого существует мощный государственный аппарат всестороннего подавления человека, который состоит из министерств правды (minitrue), мира (minipax), любви (miniluv) и изобилия (miniplenty); полиция мыслей с новоязом, разрушающим действующие языковые единицы, чтобы сделать невозможной даже мысль; телекраны, от которых невозможно спрятаться, скрыть даже малейшее изменение в выражении лица; недели ненависти, призванные воспитывать любовь к старшему брату и ненависть к врагам системы, таким как Эммануэль Голдстейн; обязательная для всех доктрина подвижного прошлого, согласно которой память преступна, когда она верна истине, а пришлого не существует, за исключением того, каким оно преподнесено в данный момент (современный пример — антисоветизация и переписывание истории в её ключе).

Вообще, надо сказать, что в истории зарубежной литературы почти нет романов, образный ряд которых произвёл бы на публику такое же сильное впечатление, как картинки из «1984» Джорджа Оруэлла. Старший брат смотрит на тебя, Полиция мыслей, половое преступление, комната 101, мыслепреступление (thoughtcrime) — эти литературные образы известны даже тем, кто не читал роман и не видел его экранизацию. Именно в этом контексте надо воспринимать название государственной идеологии, правящей Океанией: ангсоц. Оруэлл вовсе не хотел этим сказать, что английский социализм неизбежно приведёт к тирании, он указывал на то, что никакая страна, даже Англия, не защищена от такого исхода. Сам Оруэлл, незадолго до смерти, писал:

«Мой роман не направлен против социализма или британской лейбористской партии (я за неё голосую), но против тех извращений централизованной экономики, которым она подвержена и которые уже частично реализованы в коммунизме и фашизме. Я не убеждён, что общество такого рода обязательно должно возникнуть, но я убеждён (учитывая, разумеется, что моя книга — сатира), что нечто в этом роде может быть. Я убеждён также, что тоталитарная идея живёт в сознании интеллектуалов везде, и я попытался проследить эту идею до логического конца. Действие книги я поместил в Англию, чтобы подчеркнуть, что англоязычные нации ничем не лучше других и что тоталитаризм, если с ним не бороться, может победить повсюду»

Описывая доминирующий в 1984 образ мысли, Оруэлл нашёл слово, которое вошло и в современный словарный запас, — двоемыслие (doublethink) как способность искренне верить в две взаимоисключающие вещи, либо менять своё мнение на противоположное при идеологической необходимости. Пояснить идею двоемыслия можно следующими лозунгами из романа:

• Война — это мир
• Свобода — это рабство
• Незнание — сила

Ещё одна точка в оруэлловской дискуссии тесно связано с двоемыслием, а именно то, что при удачном манипулировании со-знанием человека, тот не говорит противоположного тому, что думает, а думает противоположное правде. Таким образом, например, если человек полностью потерял свою независимость, честность, если он ощущает себя вещью, частью государства, партии или корпорации, тогда дважды два — пять, или Рабство — это свобода, и он считает себя правым, тогда он больше не осознаёт различия между правдой и ложью.

Таким образом, благодаря антиутопии Джорджа Оруэлла 1984 мы получили мощное предупреждение об опасности возникновения общества роботов, которые потеряли последние следы индивидуальности, любви, критического мышления, и даже не осознают этого из-за двоемыслия. И получится очень неудачно, если читатель самодовольно поймёт «1984», как очередное описание «сталинского варварства» (как это делают либеральные критики) и не заметит, что это касается всех людей.

ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ И ЕВГЕНИЙ ЗАМЯТИН

Общество, описанное в «1984», воплощает всё, что он, судя по записям его исследователей, Оруэлл ненавидел и терпеть не мог в собственном окружении:

• однообразие и скуку английского промышленного пригорода, «грязное, закопчённое и вонючее» уродство которого Оруэлл передал в своём натуралистическом, однообразном, гнетущем стиле;
• нормирование продуктов и правительственный контроль, которые Оруэлл наблюдал в Англии военного времени;
• «дрянные газеты, в которых нет почти ничего, кроме спорта, криминала и астрологии, пятицентовые бульварные рассказы, фильмы, пропитанные сексом» и так далее. Оруэлл хорошо знал, что таких газет в сталинской России нет и недостатки сталинской прессы совершенно иного рода. «Новояз» — гораздо меньше пародия на сталинские штампы, чем на «телеграфный» язык англо-американских журналистов, который он терпеть не мог, и с которым как практикующий журналист был хорошо знаком.

Кажется, что этим всё сказано — Оруэлл просто переписал Замятина, немного адаптировав его для другого менталитета. Но всё же в «1984» есть нечто, что отличает его от замятинского «Мы».

«И здесь нужно отметить политическую теорию Оруэлла. Он говорит, что история развивалась как борьба за власть. Причём за власть всегда борются средние слои, поскольку низшие — это люди, которым хватает заботы о том, как прокормить семью. Больше их ничего не волнует и не интересует, власть им не нужна. Высшие тоже не борются за власть, потому что она у них есть, и они самонадеянно полагают, что так будет всегда. А средний класс хочет власти, но понимает, что не может взять её, поскольку слаб количественно. Ему остаётся пообещать низшим все блага, если они помогут средним победить. Низшие охотно помогают, сбрасывают власть высших, а после того как средние становятся высшими, они управляют с не меньшей жестокостью. Потом всё повторяется вновь. И так было всегда».

Но художественное открытие Оруэлла состоит в другом. Во-первых, считал он, возникла наука об управлении, а во-вторых, в мире появилось ядерное оружие, которое позволит его владельцу контролировать весь мир. Круговорот власти, благодаря этим факторам, должен прекратиться. Он считал, что найдутся такие средние, которые будут достаточно умны для того, чтобы понимать — власть надо охранять бдительно, круглосуточно. И что не надо давать власть одному, надо управлять коллективом. Одного надо сделать символом, чтобы он был всем известен как Старший Брат, а на самом деле — должен быть коллектив, мафия, банда, клика. Она должна управлять, причём внутри неё вырабатывается своего рода альтруизм, то есть их групповые интересы выше личных, они способны жертвовать не только друг другом, но и собой. Они принимают эту игру ради удержания власти, и к тому же они способны к корректировке, исправлению собственных ошибок. И эти средние, ставшие новыми высшими, понимают, что главное управлять мышлением, памятью, речью, что надо отменить историю, чтобы человек не помнил, как было вчера, запретить ему мечтать о будущем, отнять у него детей. В этом уникальность открытия Оруэлла.

В романе «1984» жестокий эксперимент ставится писателем над самим собой. Он берёт чрезвычайно близкого себе героя, похожего на него в каких-то деталях, вплоть до некоторой неловкости в обращении с сигаретой, и даже боязнью крыс (российский исследователь Оруэлла Виктория Чаликова отмечает, что писатель ненавидел крыс) и вместе с тем человека упорного, наделённого волевым стремлением делать работу ручную, физическую, с мучительным кашлем, — и над этим человеком ставит свой жестокий эксперимент. Он помещает своего героя, обладающего от природы огромным чувством собственного достоинства, желанием свободы и независимости, сильной памятью, которая ничего не может зачеркнуть, в мир, где свободы нет и история отменена, потому что каждый день она переписывается заново и каждый человек от пробуждения и до засыпания, находится под контролем всевидящего ока.

Что с ним будет? — спрашивает писатель, да и читатель тоже. Способен ли он сохранить в этих условиях человеческое достоинство, память, свою духовность, умение любить? Один ответ писатель знает, и он кажется вполне логичным. Личность превыше всего, её духовный мир — высшая ценность, и всё внешнее должно отступить. Но Оруэлл в своём романе доказал и показал, что это не всегда так. Что свободная, независимая личность — это ведь очень условное понятие. Что если человека сильно бить и сильно мучить, издеваться над ним долго и упорно, он превращается в груду костей и кожи, которая молит только об одном — о прекращении физической боли. И для того чтобы боль прекратилась, такой индивид, способен действительно на всё. Не только оговорить и послать на смерть и пытки массу знакомых, но и предать любимое существо. И для Оруэлла — это открытие, которое с такой силой звучит в финале романа. Жестокость системы, в которой живёт мир, состоит в том, что к человеку предъявляются по существу нечеловеческие требования. Ему всячески препятсвуется стать Человеком.ю Его удерживают в животном состоянии, потому-то он от физических пыток и сдаёт свою «любовь», которая и не любовь получается, потому что Любовь действительная освобождает от привязанностей, он выше и сильнее любых страданий. Так наши партизаны и бойцы в страшных мучениях от пыток нацистов умирали, но не сдавали своих.

Исследователь Виктория Чаликова отмечает, что Оруэлл не только не считает утопию, проект идеального мира, причиной зла, он, напротив, думает, что тоталитарный строй может оформиться лишь тогда, когда утопия исчезнет, когда людям запретят мечтать. Им запретили вспоминать, им запретили мечтать, им запретили говорить обычным языком, они стали говорить языком, в котором осталось очень мало слов, выражающих самую элементарную примитивную реакцию на указания сверху; и такое общество контролируемо. Правда, оно должно быть обязательно нищим. Оно будет жить впроголодь, оно постоянно будет бояться внешнего врага. Тут Оруэлл действительно вышел за пределы того круга, который очертила антиутопия до него. И действительно, вспоминая Замятина, у которого Оруэлл учился, понимаешь, что он нарисовал мир, где на самом деле всё прекрасно, кроме одного — там нет уникальной личности. Все живут одинаково. Но всё остальное прекрасно: люди сыты, одеты, нет войн, нищеты, нет горя, нет пороков. Получается такой цветущий мир, но, правда, как кажется, очень скучный и пресный.

Читая же Оруэлла, понимаешь, что он считал такое положение дел нереальным. Что если люди будут хорошо жить материально, то терпеть тотальное управление они будут очень недолго. Они сбросят власть. Чтоб человек не сбросил узду власти, он должен быть полуголодным, униженным и плохо одетым. И здесь можно привести слова критиков, которые говорят, что

«если нас действительно ждёт всемирный Чернобыль или всемирный СПИД, то лучше уж мир, который изобразил Хаксли или Замятин. Этот мир не самое плохое. А вот в мире Оруэлла никогда, ни при каких условиях никто жить не захочет».

Иллюстрация к книге Е.Замятина «Мы»

Таким образом, становится ясно, что при всей похожести Оруэлла и Замятина, главное их отличие заключается в том, что Замятин создал мир серый и морально примитивный, но всё-таки пригодный для жизни, а мир Оруэлла вызывает панический страх. Как кажется, это также формирует разное отношение к главным героям — у героя «1984» больше эмоциональный диапазон, который проявляются всё сильнее к концу романа, и когда он всё-таки предает свою «любовь». А у Замятина герой более похож на некую стандартную модель с серийным номером, и конечная его мысль — «разум должен победить», и кажется, что теперь он будет в своём мире жить прекрасно.

И «1984», и «Мы» производят очень тяжёлое, гнетущее впечатление. Но несмотря на то, что эти произведения написаны уже в прошлом веке, они и сейчас очень интересны и актуальны, и по нашему мнению, оба этих романа нужно прочитать каждому.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Нагляден комикс художника и блоггера Стюарта Макмиллена «Олдос Хаксли против Джорджа Оруэлла».

«Оруэлл боялся того, что будут запрещать книги, — в то время как Хаксли боялся, что не нужно будет запрещать книги, так как не будет никого, кто захотел бы их читать… Оруэлл боялся того, что правду будут скрывать от нас, — Хаксли боялся, что правда утонет в море бесполезного информационного шума… Если вкратце: Оруэлл боялся, что нас погубит то, что мы ненавидим, — Хаксли боялся, что нас погубит то, что мы любим».

Как отметил Хаксли в «Возвращении в дивный новый мир» (1932), все борцы за гражданские права и рационалисты, которые призывали сопротивляться тирании,

«не учли, что человек обладает почти безграничной тягой к развлечениям».

Анализируя ситуации в современном мире, понимаешь, почему и в XXI веке не изжито рабство в любой его форме. Удивительно, что реальность оказалась куда примитивнее, чем виделось авторам антиутопий. Никакой изощрённой системы психологического подчинения — зачем? Согнать, побить, заставить работать на стройках и плантациях или же припугнуть, лишить документов, заставить заниматься проституцией — вот и весь сценарий, калечащий жизни сотен тысяч людей, до которых никому нет дела.

Зато серьёзная угроза возникла оттуда, откуда не ждали. Практически нигде в числе потенциальных бед, о которых предупреждалось в антиутопиях, не фигурировала — фанатичная приверженность вероучениям, даже одержимость ими. А в реальности — пожалуйста: и жёстко теократические государства, и самоубийственные теракты с многочисленными жертвами, и войны с религиозной подоплёкой, и добровольный поворот от науки к невежественным суевериям… Да, пятьдесят-сто лет назад такое было мало представимо и казалось абсолютно несовместимым с будущим.

Можно писать новую антиутопию: о том, как от сотрудников АЭС вместо знания матчасти требуют знания молитв. Или о том, как средством от эпидемии объявлен крестный ход.

Это может быть очень страшная книга. О том, как рушатся наука и образование — от лени и равнодушия, в угоду проповедникам затхлых норм тысячелетней давности. Как человечеству закрывается дорога в космос, а астрономия объявляется опасной ересью и преследуется согласно решению какого-нибудь собора. Как кастрируется искусство. Как женщины — под предлогом заботы об их нравственности и целомудрии, конечно же, — становятся пленницами патриархальных семей и монастырей, не властными над собственной жизнью. Как одно за другим утрачиваются достижения цивилизации. Как в итоге планету раздирают на части религиозные войны, беспрецедентные в своей жестокости и вопиюще бессмысленные. И как горстка людей — не поражённых этим безумием, не утративших ясности мышления, — пытается хоть кого-то, хоть что-то спасти.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ И РОССИЙСКАЯ БУРЖУАЗНАЯ БЮРОКРАТИЯ

На днях свежую методичку получили сотрудники ПФР по корпоративной почте, и которая должна вооружить их железобетонными аргументами в пользу повышения пенсионного возраста — пишет сайт «Новые известия»

Всего в ней 12 страниц. То есть Закон о повышении пенсионного возраста ещё не принят, а наше правительство (Министерство «правды») уже даёт указания: что делать и как делать, поскольку надо будет потом отчитаться перед «Большим Братом» о проделанной работе.

Первое, что привлекает внимание, — язык, которым написана методичка. Ну, то есть слова в ней русские, но структурно язык больше напоминает Оруэлловский новояз, изуродованный идеологией и партийно-бюрократическими оборотами, в котором слова теряют свой изначальный смысл и означают нечто противоположное.

Враньё начинается прямо с названия документа: «Аргументы в поддержку увеличения продолжительности трудоспособного периода жизни». Довольно циничный эвфемизм (от греч. ἐυφήμη — «благоречие») для повышения пенсионного возраста, надо сказать. «Необходимость вкалывать» заменили на «трудоспособность», хотя это принципиально разные вещи. «Аргументы в поддержку увеличения продолжительности периода жизни, в который вам необходимо вкалывать» — вот как должен называться документ. Не так привлекательно, зато честно.

В самом конце документа есть раздел «Терминология пенсионной реформы». В нём прямо указано — необходимо выводить из лексикона ряд терминов, заменяя их более элегантными:

• «Старость» → «серебряный возраст»
• «Возраст дожития» → «активное долголетие»
• «Увеличение пенсионного возраста» → «увеличение продолжительности трудоспособного периода жизни»

То есть это название — не чья-то придурь, а часть целенаправленной политики по запудриванию мозгов населению. Видимо, те, кто это придумал, называют себя не «тупыми пропагандонами», а «патриотичными pr-менеджерами».

А ещё в методичке много пишут о какой-то прекрасной, но, видимо, вымышленной стране (наверно, Океании!), в которой:

«созданы необходимые условия для решения задачи по повышению продолжительности жизни «80+»;

«вложили огромные средства в стимулирование рождаемости»;

«государство не сиюминутно принимает решение о необходимости увеличения пенсионного возраста, а потому что последовательно на протяжении многих лет проводит политику инвестирования средств в человеческий капитал с тем, чтобы в зрелом возрасте люди жили дольше, успешнее и с лучшим качеством жизни».

Джордж Оруэлл написал антиутопию «1984» 70 лет назад, но, как видно, некоторые его идеи и мысли успешно претворяются в жизнь. Классику читать и перечитывать очень полезно и поучительно, что мы вам и советуем, уважаемые наши читатели.

ПРОРОЧЕСКИЕ ЦИТАТЫ ДЖОРДЖА ОРУЭЛЛА

Знаменитые антиутопии Оруэлла «Скотный двор» и «1984» были написаны в середине ХХ века, и хотя некоторые предсказания фантаста об ужасах тоталитарного режима не сбылись, именно в наши дни они приобретают новое, немного зловещее звучание.

• Все животные равны. Но некоторые животные более равны, чем другие.
• Свобода — это возможность сказать, что дважды два — четыре. Если дозволено это, всё остальное отсюда следует.
• Кто управляет прошлым, тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым.
• Если соблюдаешь мелкие правила, можно нарушать большие.
• Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно.
• Власть — не средство; она — цель. Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию; революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру. Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть.
• Каких взглядов придерживаются массы и каких не придерживаются — безразлично. Им можно предоставить интеллектуальную свободу, потому что интеллекта у них нет.
• В любом обществе простые люди должны жить наперекор существующему порядку вещей.
• Лучшие книги говорят тебе то, что ты уже сам знаешь.
• Массы никогда не восстают сами по себе и никогда не восстают только потому, что они угнетены. Больше того, они даже не сознают, что угнетены, пока им не дали возможности сравнивать.
• Многие люди вольготно чувствуют себя на чужбине, лишь презирая коренных жителей.
• Всякий писатель, который становится под партийные знамёна, рано или поздно оказывается перед выбором — либо подчиниться, либо заткнуться.
• Бывают ситуации, когда «неверные» убеждения более искренни, чем «верные».
• В нашем обществе те, кто лучше всех осведомлён о происходящем, меньше всех способны увидеть мир таким, каков он есть. В общем, чем больше понимания, тем сильнее иллюзии: чем умнее, тем безумнее.
• Во времена всеобщей лжи говорить правду — это экстремизм.
• Абсолютно белое, как и абсолютно чёрное, кажется каким-то дефектом зрения.
• И если все принимают ложь, навязанную партией, если во всех документах одна и та же песня, тогда эта ложь поселяется в истории и становится правдой.
• Нет ничего твоего, кроме нескольких кубических сантиметров в черепе.
• Иерархическое общество возможно только на основе бедности и невежества.
• Чтобы видеть то, что происходит прямо перед вашим носом, необходимо отчаянно бороться.
• Ни за что на свете ты не захочешь, чтобы усилилась боль. От боли хочешь только одного — чтобы она кончилась. Нет ничего хуже в жизни, чем физическая боль. Перед лицом боли нет героев.
• Нам, представителям среднего класса, кроме правильного произношения, терять нечего.
• 23. Война — это способ разбивать вдребезги, распылять в стратосфере, топить в морской пучине материалы, которые могли бы улучшить народу жизнь и тем самым в конечном счёте сделать его разумнее.
• Патриотизм по природе своей не агрессивен ни в военном, ни в культурном отношении. Национализм же неотделим от стремления к власти.
• Если ты в меньшинстве — и даже в единственном числе, — это не значит, что ты безумен.
• Люди могут быть счастливы лишь при условии, что они не считают счастье целью жизни.
• Люди, которые голосуют за неудачников, воров, предателей и мошенников, не являются их жертвами. Они соучастники.

Абсолютное большинство образованных людей хотя бы слышали о бессмертном романе 1984 Джорджа Оруэлла , знают его фабулу и, хочется думать, многие оставили свои отпечатки на страницах за чтением и в попытках анализа смысла, поиска главной мысли. В преддверие написания этого отзыва, я прочитал книгу 1984 третий раз. Обычно все возрастающий опыт прочтения литературы дает о себе знать, не в пользу книги, к которой возвращаешься вновь. С антиутопией Джорджа Оруэлла дело стоит полярно иначе – повторный экскурс в созданный автором мир антиутопии, с оглядкой на прошедшее время, дарит еще более глубокие впечатления при анализе 1984. Уже стало правилом хорошего тона ссылаться на Nineteen Eighty-Four. Книгу, как и , растащили на цитаты по всевозможным социальным сетям, где на странице автора они, по его мнению, должны намекать на глубокий внутренний мир и незаурядные способности критического мышления и проведения анализа 1984.

Даже у людей, которые сам роман 1984 не читали и не смотрели одноименную экранизацию, собственно, 1984 года выпуска, позитивные оценки будут вызывать недоумение. Это как константа о «Божественной комедии» – вы могли ее не читать, но при упоминании названия в голове возникают ассоциации с кругами преисподней. Так и возбуждает в голове мрачные, бесформенные образы серости . Без малого хочется назвать книгу 1984 одной из самых атмосферных в современной литературе. Те 5-6 часов, что дозировано проводишь вместе с главным героем Уинстоном , проходят словно в другой реальности, которая существовала не только в голове Джорджа Оруэлла (George Orwell ). Что-либо существует, пока мы в этом верим. Этот перифраз известного изречения касается всего антиутопического жанра. Можете ли вы, сидя в уютной теплой комнате, будучи сытыми и свободными, абстрагироваться от этих благ и примерить на себе шкуру гражданина деспотичного режима ангсоца.

Конечно, известную пользу чтения, которая состоит в задействовании воображения и создании целой новой реальности, каждый извлекает по-своему. У одного человека мир антиутопии 1984 Оруэлла будет основан на личных переживаниях, а другой применит уже имеющиеся образы из новостей, кино, другой литературы. Дело в том, что автор не использует описательные инструменты для окружения. После трех сотен страниц 1984 и описания от главного героя Уинстона, у вас едва ли в голове выстроится целостная картинка того самого Лондона в Океании и отличий от известного нам с вами. Писатель погружает нас в свою вселенную через описание жизни общества и одного конкретного человека. Вместо изобразительной точности для зданий, интерьера комнат – личное восприятие Уинстоном увиденного, сквозь призму странного, по нашим меркам, жизненного опыта. Тот самый случай, когда речь идет как раз не о халтуре и лени автора, а о творческом макете, который мы вольны заполнять, как сможем – под верным напутствием создателя, конечно. 1984 анализ которого может стать не менее увлекательным чем прочтение, дает нам поле художественной и пространственной реальности.

1984: Война – это мир

Один из трех ключевых партийных образов государства Океания и общества антиутопии Ангсоц , в котором живет наш протагонист романа 1984, Уинстон. Мы можем долго надрывно доказывать сами себе, что являемся чем-то большим, но в нашей жизни чаще всего руководствуемся типичными инстинктами, свойственными другим видам. Общество ангсоц в 1984 находится в состоянии постоянной, причем не столько фактической, сколько психологической войны. Принцип перманентной готовности к войне завоеванием ресурсов и идеологического противостояния с неким абстрактным внешним врагом. Власть любого сильного государства, к сожалению, зиждется на военной мощи и мы прекрасно видим это сегодня. Джордж Оруэлл создавал свой роман под впечатлением от опустошающей Второй Мировой Войны и назревающего противостояния образовавшихся сверхдержав. Мы же живем в мире спустя семьдесят лет, который, несмотря на значимые продвижения, подвержен все тем же законам пещерных времен, что и видим при обзоре 1984. Война — это мир .

И если поверхностная значимость любой войны состоит в проявлении силы по отношению к оппонентам, к захвату ограниченных ресурсов, навязыванию своего мнения и подавлению чужого, то британский писатель Джордж Оруэлл вывел наружу менее явные мотивы, о которых не принято говорить. Главная мысль 1984 , которую я своими словами хочу высказать по книге: война ради войны. Автор до смешного и комичного опускает мотивы противостояния сверхдержав: Океания , Остазия и Евразия , которые обычно так высокопарно изрекаются обеими сторонами любого конфликта. В любой войне наибольший ущерб наносится самым слабым слоям населения, которых не принято побуждать к критическому мышлению, критике правительства и анализу событий. Вспомните хотя бы две Мировых войны XX века. С точки зрения выгоды одной отдельной нации, деструктивно давать солдатам выбор поступать, как они считают нужным. Дифференцировать своих врагов на » более плохих» и »менее плохих» . Такое вот обобщение небанальным образом подает нам автор в романе 1984.

Сущность войны - уничтожение не только человеческих жизней, но и плодов человеческого труда. Война - это способ разбивать вдребезги, распылять в стратосфере, топить в морской пучине материалы, которые могли бы улучшить народу жизнь и тем самым в конечном счете сделать его разумнее.

Даже когда оружие не уничтожается на поле боя, производство его - удобный способ истратить человеческий труд и не произвести ничего для потребления.

Здесь мир 1984 поделен на три сверхдержавы и так называемую буферную зону между ними. Океания , Остазия и Евразия , по утверждению партии ангсоца и Большого брата, всегда воевали друг с другом. Эта война была, есть и будут, как закат и восход солнца. В какой-то момент обществу ангсоца скармливают информацию, что с одним из извечных соперников заключено перемирие, но это, судя по реакции людей, не имеет сколько-нибудь важного значения. Ведь лицо врага может меняться, но сам факт его постоянного существования также незыблем, как сам соперник. Эта концепция достигает яркого апогея во второй половине романа 1984, где главный герой Уинстон находится на одной из площадей города. После новости о перемирии с одной из сторон, оказывается, что плакаты на зданиях не отвечают новой информации, и что само их наличие, вероятно, происки врагов. Толпой Океании обуревают животные эмоции, а градус накала общественного сознания никогда не сходит на нет. Фактически сотни миллионов людей вселенной 1984 держат в постоянном напряжении, постоянном чувстве внутренней тревоги и неудовлетворенности, пока новый и новый оппонент не будет повержен. Что не случится никогда.

Так, после очередной смены противника, сотрудники министерства правды трудились практически непрерывно целую неделю. После завершения работы «ни один человек на свете документально не докажет, что война с Евразией была»

Фактически партия в романе 1984 и Большой брат ведет войну не с каким-то противником, а с собственным населением ангсоца. Еще один лейтмотив этого компонента истории при анализе 1984 – уничтожение излишков производства. Джордж Оруэлл развил идею ликвидации огромного количества благ, чтобы не допустить процветания в обществе людей. Зачем давать массам возможность жить в достатке и безопасности, если лишняя пара обуви или лезвие для бритья можно никогда не произвести по факту. Вместо этого уничтожать колоссальное количество природных ресурсов и товаров. Можно только представить, сколько коллективного блага можно обеспечить, если в одночасье перенаправить все военные бюджеты Океании, Евразии и Остазии на борьбу с болезнями, лучшее образование для детей, развитие инновационных технологий, такие как современные безотходные источники энергии.

Отдельного абзаца, при обзоре 1984, явно заслуживает такое понятие, иронично введенное автором, как двухминутки ненависти. С телеэкранов и без того обрабатываемое общество ангсоца постоянно держат в напряжении красной тряпкой эфемерного врага . Монголоидной внешности солдаты, которые неустанно шагают военной выправкой прямо на зрителя и негласно говорят, что придут в дом каждого жителя Океании, если их не остановить войной. Или маячащий образ предателя нации, самого ненавистного противника режима – некоего Голстейна . Причем совершенно не важно, существует ли такая личность или его придумали специально для обработки массового сознания. Он – Иуда, предавший Ангсоц , Большого брата и каждого человека, живущего в сверхгосударстве Океании. Он извращает незыблемые постулаты, поддерживает врага и ведет подрывную деятельность. Это воплощение зла регулярно появляется во всей своей зловещей красе перед публикой ангсоца, и они готовы разорвать его в клочья, представься такая возможность.

1984: Свобода – это рабство

Еще одно утверждение правящей партии ангсоца в Океании с противоречащим смыслом, но лишь для нас с вами. А для поколения, воспитуемого в атмосфере ненависти с ранних лет, где принимаешь все, что тебе утверждают – это и есть сама истина. В раннем детстве наш главный герой Уинстон, которому сейчас почти сорок, потерял сначала отца, а после и мать. Причем в последнем случае он даже не знает, умертвили ее или она до сих пор содержится где-нибудь в рабочем лагере. Здесь Оруэлл недвусмысленно апеллирует к известным тоталитарным режимам Третьего Рейха и сталинского СССР, создавших целую фабрику смерти для собственных граждан, путем отгораживания неугодных элементов. Каждый житель Лондона и Океании в романе 1984 живет в постоянном чувстве страха тревоги и знает, что за любой неосторожный жест или высказывание его лишат не только свободы, а вероятно и жизни. Это принципиальный элемент любого насильственного управления массами – лишить их возможности удовлетворять базовую потребность в безопасности и чувстве собственного контроля. Проблематика общества в 1984 раскрывается через ограничение базовых потребностей.

Став всеобщим, богатство перестает порождать различия. Можно, конечно, вообразить общество, где блага, в смысле личной собственности и удовольствий, будут распределены поровну, а власть останется у маленькой привилегированной касты. Но на деле такое общество не может долго быть устойчивым. Ибо если обеспеченностью и досугом смогут наслаждаться все, то громадная масса людей, отупевших от нищеты, станет грамотной и научится думать самостоятельно; после чего эти люди рано или поздно поймут, что привилегированное меньшинство не выполняет никакой функции, и выбросят его. В конечном счете иерархическое общество зиждется только на нищете и невежестве.

Являясь членом так называемой внешней партии ангсоца, Уинстон фактически находится под неустанным наблюдением и днем и ночью. Камеры слежения есть у него дома и на работе, на улицах. Вот почему особенно примечательны сцены встреч с девушкой Джулией . При всей своей, как она сама говорит, порочности, в романе 1984 Джулия символизирует ту шаткую возможностью просто побыть наедине с кем-то или собственными мыслями, вне всеобщего контроля. В тоталитарном обществе такое, к сожалению, большая редкость. Они мельком общаются даже на оживленных улицах – всегда в толпе людей ангсоца, чтобы не привлекать внимание. Собственно и их сексуальная связь – это их решение, до которого партия и Большой брат еще не добрались. В обществе Океании, где пропагандируется отвращение к любви и близости (кроме необходимого зачатия новых жителей), под тем зеленым деревом на лугу они делают то, что им хочется, хоть и с постоянной опаской. В одной из сцен, в грязном гостиничном номере Уинстон подчеркивает, как же прекрасно иметь возможность просто сидеть и читать книгу, чтобы за тобой никто не наблюдал. Автор словно обращается к читателю и подчеркивая привилегию читать книгу, проводить мысленный анализ 1984 и, в моем случае, даже делать обзор для других.

Одной из важных тем книги 1984, в контексте формирования тоталитарного устройства, стала преемственность поколений. С каждым новым поколением возможности для общественного бунта будет становиться все меньше. Детей обучают не только всем основам Ангсоца, но и фактическому стукачеству. Молодое поколение Океании становятся верными последователями партии с малых лет и готовы докладывать на собственных родителей. Уинстону знакомы случаи, когда собственные же дети отправляют взрослых на смерть или в лагеря. Деспотичному режиму партии о лучшем варианте не стоит и думать – преданные Большому Брату сыны и дочки. Свобода — это рабство .

Вместе с этим, Джордж Оруэлл дает поле для маневра человеческой натуре в лице так называемых пролов. Это пролетариат – рабочий класс, который составляет 85% населения Океании. Именно в нем главный герой 1984 Уинстон видит будущее и возможность избавления от тоталитарного общества. За жизнью этих людей практически не следят, в отличие от членов партии. Им не запрещено обычное дореволюционное поведение, даже процветает проституция. Среди пролов много стариков, которые застали еще другие времена. Но символичной является сцена в баре, где Уинстону так и не удается ничего добиться от пожилого мужчины. Они словно говорят на двух разных языках и какой-то содержательной беседы не выходит. Именно о рабочем классе автор говорит как о грубой силе любой революции. Но, со слов видного представителя внутренней партии Обрайена, новый режим учел уроки прошлого и со временем искоренит саму возможность смены власти в Океании.

И как же можно говорить о теме тоталитаризма в романе 1984 Оруэлла без остановки на такой нарицательной личности, как Большой Брат . Проповедуемый лидер исторической революции ангсоца, который остался верен идеалам и нуждам общества. Мужчина со строгим лицом с усами, внешне похожий одновременно на Гитлера и Сталина. Ярчайшая иллюстрация образа диктатора , которых XX столетие увидело не мало. Как и в случае с главным врагом режима Голдстейном, неизвестно существует ли таинственный Большой брат в действительности. Его никто не видел вживую из сотен миллионов людей Океании. Он не стареет и не меняется, не выступает с речами. Его образ является олицетворением всего общественного строя ангсоца, неусыпно наблюдающего за каждым. С плакатов и экранов по всей Океании на каждого зрителя смотрит пронзительный взгляд. Большой брат из 1984 Оруэлла давно стал нарицательным понятием, когда речь заходит о тоталитаризме, лишении людей свобод, злоупотреблении разведывательными средствами и полицейскими полномочиями. Несмотря на свои обоснованные вопросы, главный герой романа 1984 Уинстон так и не узнает истину, ведь она есть то, во что мы верим, или, точнее, во что нас заставляют верить.

1984: Незнание – сила

Пожалуй, тем пунктом политики Ангсоца, который чаще всего обсуждают в отношении книги 1984 Джорджа Оруэлла, является так называемое двоемыслие . Жителей государства Океании приучивают с самого детства мыслить так, как этого хочет партия. Если это необходимо, принимать любую информацию и выдавать черное за белое и наоборот . Ведь когда практически искореняется понятие критического мышления, анализа, уничтожается фактичная история и оригинальные истины, теряется смысл, становится невозможным даже говорить об извращении правда. Правда становится такой, каковой ее делают, и читатель 1984 в этом плане обладает невероятным преимуществом оценивать прочитанное с точки зрения мира вне подобного деспотизма. Очень ярко тема проявляется в той самой печально известной комнате 101 , куда попадает в какой-то момент наш герой Уинстон. Под жестокими и постоянными пытками, самыми насущными страхами и подавлением воли человека, его заставляют отказаться от очевидных истин, если это потребуется. В конечном счете, если партия и Большой Брат утверждают, а пытки помогают, что дважды два не четыре, а пять, то так оно и есть. Незнание — сила .

Ежедневно и чуть ли не ежеминутно прошлое подгонялось под настоящее. Поэтому документами можно было подтвердить верность любого предсказания партии; ни единого известия, ни единого мнения, противоречащего нуждам дня, не существовало в записях. Историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново - столько раз, сколько нужно. И не было никакого способа доказать потом подделку.

1984 описание министерств

В обществе Океании, видимо во всех крупных городах помимо Лондона (Взлетной полосы №1), существует так называемые министерства, отвечающие за соблюдение избранного партией курса. Фактически, это тоталитарные органы, искривляющие действительность и жестоко наказывающие тех, кто, как ему может показаться, не хочет принимать привычный в государстве порядок. Оруэлл в 1984 фактически иронизирует с помощью даже названий этих организаций.

Министерство изобилия регулярно скармливает сотням миллионов людей преувеличенную или попросту искаженную информацию об уровне общественного благоденствия. Так ежемесячные и ежегодные планы по выпуску той или иной продукции всегда выполняются в Океании с излишком. По утверждению ведомства, тех же ботинок изготавливается больше, чем людей живет на территории государства, только почему-то половина ангсоца ходит полубосой в износившемся тряпье. Горнило войны постоянно уничтожает природные ресурсы и сами товары.

Известно только одно: каждый квартал на бумаге производят астрономическое количеств обуви, между тем как половина населения Океании ходит босиком.

Министерство любви , вместо того, что налаживать отношения в обществе ангсоца, отваживать людей от преступности, возвела в чин этих самых преступлений неверные, с точки зрения курса партии, мысли и поступки людей Океании. Вспомнить сателлита с вызывающим для нас названием: »молодежный антиполовой союз », где молодому поколению 1984 навязывают мысль о бессмысленности каких-либо чувств к противоположному полу, об опасности привязанности и тем более влюбленности. Скоро, как можно узнать от члена внутренней партии, зачатие детей вовсе сведут к искусственному оплодотворению, чтобы подавить и этот древний инстинкт. Все-таки такое понятие как любовь должно сопровождаться неким внешним комфортом, чего людей в Океании лишают постоянным преследованием и запугиванием, слежкой.

Министерство мира , как не сложно догадаться, занимается вопросами перманентной войны и внушения этого состояния жителям государства Океания. Так как мы не можем верить в истинность книги Голстейна, согласно словам Обрайена, неизвестно идет ли война до сих пор. Если идти до конца, любой житель вовсе может не знать, что творится вне его города – есть ли вообще другие два сверхгосударства или они были уничтожены в пепелище ядерных войн. Важное значение автор 1984 уделяет чувству страха перед бомбардировками мирного населения – естественно, это литературный реверанс Дорджа Оруэлла теме бомбардировок во Вторую Мировую войну, в частности Лондона. Во время прочтения романа Тысяча Девятьсот Восемьдесят Четыре постоянно ловишь себя на мысли, что в показанном тоталитарном обществе, где действительное подменяется, вполне может присутствовать запугивание собственной нации. Если сражения идут где-то далеко, это не слишком держит людей в тонусе, а вот периодическая смерть десятков детей или стариков от бомбы – уже аргумент посущественней.

Министерство правды – пожалуй, самая интересная структура и один из лейтмотивов всего произведения 1984 Оруэлла. Задолго до появления интернета и свободного доступа к альтернативным источникам информации, общественное мнение формировалось благодаря газетам, радио и позже – телевидению. Так называемый информационный фронт только набирал обороты в течение ХХ века, и на момент написания романа уже ярко проявил себя во Второй Мировой Войне. Большую часть подноготной информации мы узнаем от самого главного героя Уинстона. Он занимается подтасовкой истории и известной информации. Как и сотни таких же маленьких людей, мужчина сидит в тесной каморке и исправляет старые новости или отрывки литературы, согласно новому курсу партии. Идет беспрерывное искажение действительности . После того, как все старые экземпляры тех же газет будут уничтожены и перевыпущены, даже самые осведомленные члены партии Океании не смогут восстановить былые истины.

Подтасовка и фальсификация истории – ничего не докажешь, ведь нет свидетельств. Партия изобрела самолет, предсказания Старшего брата всегда сбываются

Подтасовка фактов – это одна из ключевых основ пропаганды и тоталитарного общества, где субъективное право на истину становится прерогативой государства. Джордж Оруэлл наглядно демонстрирует в романе 1984, как можно нивелировать любые наработки, достижения или неудачи. Как, снова же, превращать белое в черное и наоборот. Собственно, становится печально от самого факта такой практики, что истинная история в какой-то момент утрачивается безвозвратно и тем самым теряется ее значение.